Андромаха - Еврипид

Уходит и уводит Гермиону.

Стасим четвертый

О Феб Не ты ли сложилНа холме крепкозданную Трою?И не ты ль, чтоб создать Илион,Царь морей, взбороздивши пучину,Утомил голубых кобылиц?О, зачем же Аресу копьяПромыслителю, дали строеньеВы свое разрушить и ТроюПогубить, несчастную Трою?

Не вы ль, о боги, на брегСимоента[15] без счету послалиНа жестокую брань колесницБезвенечных побед[16]?.. О, зачем жеВы погибнуть давали царямИ в обитель Аида сходитьС колесниц илионских?.. И в ТроеАлтари пылать и дымиться,Алтари зачем перестали?

Женою зарезан могучий Атрид,А жена за это узрелаДорогих кровавые руки…И бога… и бога то было в узорном[17]Вещанье веленье, чтоб мать,Из Дельфов вернувшись, рожденныйАтридом, зарезал… О бог!О бог АполлонВеликий, ужель это правда?

По градам и весям Эллады звучатМатерей тяжелые стоны,И на ложе дальнее вражьеС плачевною песнью ложится рабыня.Одна ли ты в муках, жена?Вся терпит Эллада, вся терпит:На злачные нивы ееАид напустил,Аид свою черную бурю…

Выходит Пелей.

К вам, уроженки Фтии, за ответомЯ прихожу. До нас неясный слухДошел, что дом оставила царица,Спартанца дочь. Я тороплюсь узнать,То правда ли. Когда друзья в отъезде,Нам хлопотать приходится, коль домСлучайности какие посещают.

Твой верен слух, Пелей, и нам нельзяО бедствии молчать; да и не скроешь,Что нет хозяйки в доме, коль бежала.

Из-за чего ж? Подробней объясни.

Она боялась мужа и изгнанья.

Что сыну казнь готовила, за то?

И пленнице его, Пелей, троянской.

С отцом иль с кем оставила чертог?

Ее увез отсюда сын Атрида.

На что же он надеялся? На брак?

На брак, и смерть сулил Неоптолему

Что ж, ковами? Или в бою сулил?

В святилище, с дельфийцами в союзе.

Увы… предел то ужаса… ЖивейСтупайте кто-нибудь! Где огнь очажныйПылает у дельфийца, там своихОтыщете и об угрозе гнуснойСкажите им, пока Ахиллов сынОт вражеской не пал еще десницы.

Входит вестник.

О, горе мне! О, горе нам!О старец! Зол тот жребий, что тебеПоведать я несу и слугам царским.

Ой!.. Ой!.. Тоскует сердце – мой вещун.

Нет у тебя, чтоб разом кончить, внука,О царь Пелей! Изранили страдальцаМужи-дельфийцы и микенский гость.

О, что с тобой, старик… Ты зашатался…Но поддержись!

Пелея больше нет,Нет голоса, и в землю сходит тело…

Все ж выслушай. Коль хочешь отомститьЗа павшего, не надо падать духом.

О, жребий! На последних ступеняхТой лестницы[18], которую прошел я,В железные объятия твоиЯ вновь попал. Скажи, как умер сынаЕдиного единый сын, мой внук?И тяжелы слова, а слов я жажду.

Три золотых пути на небесахУж совершило солнце, – все насытитьМы не могли жилищем Феба глаз…А в воздухе уж подозренья спели,И жители священной той землиТо здесь, то там кругами собирались.Их обходил Атридов сын, и речьВраждебную шептал поочередноДельфийцам он: “Смотрите, – говорил, —Не странно ли, что этот муж вторичноЯвляется и злата полный храм,Сокровища вселенной, вновь обходит?Он был тогда, поверьте, и теперьЗатем лишь здесь он, чтоб ограбить бога”.И шепот злой по городу пошел.Старейшины поспешно совещаньеУстроили, и те, кому надзорПринадлежал над храмом, в колоннадахРасставили особых сторожей.Мы между тем овец, в парнасских[19] рощахУпитанных, не ведая грозы,Перед собой пустив, очаг пифийскийТолпою обступили – и друзьяДельфийские тут были, и волхвовСонм Фебовых. Из них в то время кто-тоЦаря спросил: “О юноша, о чемМы для тебя молить должны? КакоеЖелание ведет тебя?” А царьОтветил им: “Я заплатить явилсяЗа старую ошибку; бога яК ответу звал за смерть отца – и каюсь”.Тогда открылось нам, чего ОрестКоварною своей добился речьюО замыслах Неоптолема злых.Наш господин – уж жертва догорала —Переступил порог высокий храма,Чтоб помолиться Фебу пред самимСвященным прорицалищем. Но, теньюПрикрытая лавровой, там толпаС мечами затаилась, и ОрестСреди нее, как дух… И вот, покуда,Перед лицом божественным молясь,Склонялся царь, отточенною стальюЕго мечи незримые разят,Кольчугой не покрытого. Отпрянул,Но не упал Неоптолем от ран.Схватился он за меч, а щит срываетС гвоздя колонны ближней. Грозный видАлтарное тогда открыло пламя.Дельфийцам же он возопил: “За что жСвященною пришедшего стезеюХотите вы убить? Вина какаяНа нем, о люди?” Но на звук речейЕму ответил только град каменьев…Их без числа тут было – ни одинГуб не разжал. Своим доспехом тяжким,Его вращая ловко, господинОберегал себя. Но следом стрелы,И вертела, и дротики, в ремняхИ без ремней снаряды, дети смерти,К его ногам посыпались, старик…О, если бы ты видел танец бурный[20],В котором царь спасения искал!..А было их все больше; вот уж теснымОхваченный кольцом, казалось, царьДыхание терял. И вдруг безумный —От алтаря, где тук его овецТогда пылал – троянским он прыжком[21]Врезается в толпу своих злодеев.Что голуби пред ястребом, врагиРассеялись… Немало царский мечИх уложил, да и друг друга частоОни сбивали с ног в проходах узкихИ кучами лежали. Тут проклятьяИ крики зверские услышал храмИ скалы вкруг. И, наконец, на волюЦарь вырвался, доспехами сверкая.Но вот из глубины чертога голос,Вселяя в сердце ужас, зазвучалУгрозою – он пламенем дельфийцевВоинственным наполнил и на бойИх воротил… Тут пал и сын Пелида,Сраженный в бок железным острием…Дельфиец был его убийцей, толькоОн не один его убил… О нет…Простертого ж на землю кто, отважный,Иль камнем, иль мечом, иль подойдя,Иль издали, – кто мертвого не тронул?Ах, тело все прекрасное егоИзрублено: оно – сплошная рана.Близ алтаря лежащего, ониЕго извергли из ограды храма;Мы, наскоро забрав его, тебеДля слез, старик, и воплей, и убораМогильного приносим. Этот ужасЯвил нам бог[22], который судит нас,Грядущее вещает, грех карает;Так поступил – с Ахилла сыном он,Пришедшим к очагу его с повинной.Как человек, и злой, припомнил ФебОбиды старые… и это мудрость?

Показывается процессия с покрытым телом Неоптодема на носилках.

Вот и царь… но, увы! Он не самИз дельфийской землиНа родимые нивы ступает.На руках он лежит, как добыча,Бесталанный… И оба вы горьки.Так ли думал, старик, ты встретитьМолодого царя? О, увы! Вас одинУдар поразил,И бездна несчастья глотает…

Горе мне… Ужас какойК дому подходит, в ворота стучится!Увы мне! Увы!О, град фессалийский! Погиб я,Исчез я… Я куст обгорелый[23],Один и бесплоден…О, мука!.. Отраду какуюЛучами я глаз обовью?Вы, милые губы… ланиты и руки!О, лучше бы вас заморозила смертьНа бреге Скамандра…

Да, мог добыть он смерть славнее этой,И ты бы был счастливее, старик.

Проклят да будешь ты, брак,Семью сгубивший и царство… о, проклят!Увы мне, дитя!Зачем было с родом зловещимДетей сопрягать нам, и смертьюОдеть[24] ГермионеЯ дал нас зачем? О, пускай быПерун ее раньше сразил!О, лучше бы в теле отцовском кровавойТы богу стрелы, вопия, не сулил[25]:С бессмертным не спорят.

Ой, лихо мне, ой, смерть моя, ой-ой…Обряду верная, почившего встречаю.

Ой, лихо мне, ой, смерть моя, ой-ой…Вдвойне за стариков и горьких[26] отвечаю.

То – божия судьба… то – божья воля.

О дитятко… О, на кого ты дом оставил?И старика бездетного и жалкого комуТы поручил?

Да, умереть тебе бы раньше внуков…

Волосы ты терзай себе,Жалкий старик!Для головы не жалейТяжких ударов… О, город, о, город!Двое детей и Фебом убитых…

Ты испытал и видел столько мук,Тебя, старик, теперь и солнце не согреет.

Я сына схоронил, и вот – мой внук:Мне муки горькие один Аид развеет…

С богиней брак тебе не скрасил жизни.

Те гордые надежды где? Они далеко,И с ними счастие Пелеево – увы! – в землеПогребено.

Ты ж одинок и в одиноком доме.

Нет тебя, царство, нет тебя!Ты же зачем,Скипетра бремя? Прочь!В сумрачном гроте проснись, Нереида:Мужа, богиня, гибель ты узришь…

Как воздух дрожит… Что это движется там?Божество? О сестры, глядите:В белом эфире плывет…Вот на поля, отраду коней,Тихо ступает, сестры.

В вышине появляется Фетида.