Хирурги - Ванда Белецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То были трудные, голодные годы. Надо было не только прокормить себя, но и помочь семье. Валентин Маят работает и учится. Сначала, чтобы получать хоть какой-то паек, устраивается в Московское потребительское общество; со 2-го курса перебирается поближе к медицине -- лаборантом на кафедру анатомии; потом фельдшером в подмосковную деревню Храпуново. Разные больные, разные люди проходят перед ним. Он уже тогда был влюблен в хирургию, знал, что пойдет именно по этому пути, однако, чтобы лучше знать и понимать больного, чтобы стать хорошим диагностом, занимается и в группе терапевтов. Конечно, занятия эти очень помогали ему в работе сельским фельдшером.
В 1925 году молодой врач приходит работать в городскую больницу, разместившуюся в здании бывшей богадельни, тогда на окраине Москвы. Здесь, как и теперь, была кафедра госпитальной хирургии. И вот (уже почти шестьдесят лет!) работает здесь В. С. Маят. Отсюда, оставив уже написанную докторскую, ушел в 1939 году на фронт военным хирургом.
С 1941 года В. С. Маят -- ведущий хирург эвакогоспиталя, потом главный хирург всех военных госпиталей Пензенской области. Сутками стоял он в те годы у операционного стола, спасая людей, помогая им скорее вернуться в строй, чтобы добить ненавистного врага, прервавшего нашу мирную жизнь. А после Победы -- опять кафедра госпитальной хирургии 2-го Медицинского института. В 1945 году он защищает ту самую докторскую, подготовленную еще до войны (даже защита была назначена!),-- о лечении ожогов желудка. Работу издали потом в виде монографии, первой по этому вопросу в отечественной медицинской литературе. И теперь, спустя почти сорок лет, не потеряла работа своего значения.
Научные и хирургические интересы В. С. Маята чрезвычайно разнообразны. И желудочно-кишечные заболевания и сердечно-сосудистые. По всем областям у профессора десятки научных работ. Одним из первых в Союзе он начал оперировать на сердце, одним из первых уже в последние годы занялся осмыслением различных принципов хирургического лечения язвенной болезни. Во врачебной среде его знают не только как блестящего хирурга, но и вдумчивого талантливого диагноста. Знают как ученого, педагога.
-- У нас были удивительные учителя Маят и Рыбушкин,-- рассказывала мне врач отделения эндоскопии Института проктологии Галина Ивановна Ежова.-- Им еще что-то досталось от земских врачей прошлого, они знали человека целиком, от головы до пят. И нравственные традиции, сочувствие к больному были тоже от лучших русских земских врачей. А как требовательно и нежно относились Рыбушкин и Маят к своим студентам! Подумать только -профессор лично ассистировал нам на первой операции! Ассистировал и деликатно подсказывал, что и как, внушал веру в себя. Помню, мне ассистировал на грыжесечении. А когда мы стали ординаторами, как же сражались мы за право ассистировать своим любимым профессорам!
Мы, студенты, чувствовали дружбу Рыбушкина и Маята и учились от них этому тоже. Теперь часто употребляют выражение "друзья-соперники". А они не были соперниками, были единомышленниками, всегда и во всем помогали друг другу.
Я спросила Галину Ивановну: кто из них лидер? Она удивилась.
-- Никто. Наш коллектив строился на иных принципах -- уважения друг к другу, профессиональной честности, особой у хирургов, сочувствия к больному. Маят и Рыбушкин давно работали вместе, даже сидели в одном кабинете. Теперь бы сказали: "У них полная психологическая совместимость, хотя и разные характеры". А мы говорили проще: они друзья.
-- А какая все же главная черта Маята?
-- Доброта,-- отвечает она, не задумываясь, и прибавляет: -- Еще честность, трудолюбие, справедливость, деликатность и... строгость, требовательность повышенная.
Идет, например, обход субординаторов. Студент докладывает о своем больном, не заглядывая в историю болезни. А если заглянет, Валентин Сергеевич тихо шепнет ему на ухо: "А больного надо бы знать..." И студент вспыхнет, как от выговора.
Маят учит, что всегда и везде у врача или медицинской сестры на первом месте должен быть больной, а личные интересы -- только на втором. "Если не чувствуете в себе готовность к этому, надо уходить из медицины",-жестко считает Маят. Он простит ошибку, но никогда не простит равнодушие к больному. Сострадание и вдумчивость нужны хирургу еще больше, чем терапевту. И никакой торопливости. Если в операционном журнале увидит запись о том, что пока еще не очень опытный хирург произвел операцию аппендицита за 20 минут, строго спросит: "Почему не за 40? Зачем торопился?" Важна не скорость самой операции, а скорость заживления, скорость выздоровления больного после операции. К тканям надо относиться бережно, анатомично, не рвать их, не резать зря.
Главная сестра Института проктологии Лия Ивановна Маврина, оперировавшая с Валентином Сергеевичем, рассказывала мне: "Маят нетороплив, спокоен, на операции предельно вежлив с ассистентами и сестрами, говорит тихо, в каждом движении сосредоточенность и любовь к больному".
Опять на первом плане интересы больного. Из-за этого добрый Маят может пойти на любой конфликт, как теперь с любимым учеником, так и раньше со своим уважаемым профессором.
Дело было еще до войны. Валентин Сергеевич Маят писал докторскую, руководителем был профессор В. С. Левит. Наука всегда начиналась для Маята у операционного стола. Однажды так вышло, что он буквально подряд оперировал по поводу тяжелых ожогов желудка, доставляющих больным огромные страдания. Хотел заняться изучением этого вопроса и выяснил -- литературы почти никакой нет. И тогда он оставил почти законченную докторскую и взялся писать о лечении ожогов желудка. Руководитель был недоволен, защита отложилась надолго, но больные выиграли.
"Валентин Сергеевич -- человек безупречной репутации и как ученый, и как хирург, и как педагог. Его докторская степень и должность профессора стоят больше, чем иные академические звания",-- так говорили мне о В. С. Маяте все. У него нет недоброжелателей, словно его не смеет коснуться даже зависть человеческая, которая, увы, встречается и среди хирургов.
"Я бы заменил последнюю букву в его фамилии,-- сказал мне один из его коллег,-- "т" на "к". Вышло бы "Маяк", как оно есть на самом деле, маяк он для всех нас".
Вот с таким человеком шла я на встречу в ту самую 5-ю городскую клиническую больницу на Ленинском проспекте -- базу кафедры госпитальной хирургии 2-го Медицинского института, больницу, где знают Валентина Сергеевича Маята почти шестьдесят лет. Шестьдесят лет из восьмидесяти лет его жизни. И где тридцать лет он заведует кафедрой.
Валентин Сергеевич выходит мне навстречу из аудитории (он вел обычные в клинике занятия со студентами), легкий, худенький, в халате, завязанном тесемками на спине, и в белой шапочке. Добрые, все понимающие глаза за стеклами старомодных очков в тонкой золотой оправе, приветливая, располагающая улыбка. "Добрый доктор Айболит" с рисунков книг моего детства, доктор, который сочувствовал боли каждого живого существа, помогая ему. Отважный, смелый доктор, который, вступая в борьбу за жизнь, за здоровье, за справедливость, ничего не боялся и победил всех врагов.
Мы переходим в кабинет, где все так же просто и естественно, как в его хозяине. На столе -- стопка историй болезни. "Вы посмотрите? Так нужна ваша консультация!" -- спрашивает Валентина Сергеевича бывший его студент, теперь сам профессор, хирург, известный сложными операциями на сердце, Ю. А. Нестеренко. Видно, совет его профессора нужен Нестеренко сегодня так же, как раньше...
Я расспрашиваю Валентина Сергеевича о его жизни, детстве, учебе, его учителях и учениках.
-- В моем воспитании было много дефектов,-- говорит Валентин Сергеевич.-- Например, я люблю музыку, живопись, теперь, кажется, и знаю их неплохо. Но знание это не семейное. Правда, любили музыку и дома. Отец играл на гармошке, я на гитаре, на мандолине. И иностранные языки тоже учил потом, в течение жизни:
французский, немецкий, английский. Говорю, может, и не очень хорошо, но без переводчика. И читаю. Врачу языки необходимы, чтобы быть в курсе медицинской литературы.
Иностранному языку, знанию музыки, живописи можно выучиться и потом, а вот трудолюбию учатся только с детства, в семье. Трудолюбие -- главное достоинство человека. Я, старый врач, твердо убежден в этом. Органически презираю лодырей, тех, кто хочет жить за чужой счет, не умеет работать, -они для меня люди второго сорта. Семья наша была трудовая, работные все были люди. И отец, и мать, и мы -- дети работали, но материально жили скудно, едва сводили концы с концами. Мы с братом учились в гимназии, отец платил за нас по 20 рублей в месяц да еще форму покупал, а ведь получал он всего 100 рублей в месяц. На 60 рублей надо было всем прожить, одеться, за квартиру заплатить. Поэтому с братом мы подрабатывали с детства. Я и теперь убежден: школьнику и особенно студенту, даже если дома денег хватает, на карманные расходы надо зарабатывать самому. И лучше, если трудом, так или иначе связанным с его будущей профессией. Трудолюбие -- ценность, которую создаешь сам, ее не приобретешь ни за какие блага мира.