Диалектика художественной формы - Алексей Федорович Лосев

class="p1">В конструированной нами тетрактиде многое очерчено слишком обще и заслуживает детализации.

1. Категориальная структура эйдоса

Необходимо прежде всего точнее обследовать второе начало тетрактиды. Мы о нем сказали просто, что оно – многое. Это – можно выразить гораздо более точно. Тут скрыто несколько вполне определенных категорий, которые необходимо точно формулировать.

Прежде всего, мы начинали с фиксирования одного, т.е. с различения. Различие – вот первая категория, без которой ни в каком случае не может обойтись второе начало. Это ясно всякому без доказательств. Или все слито в одну точку, и тогда нельзя говорить о множественности и расчлененности, или мы говорим о множественности и расчленении, и тогда – пользуемся категорией различия. Но вот в одном мы различаем одну и другую точку. Достаточно ли это? Достаточно ли просто различать? Разумеется, нет. Если бы две точки были бы просто только различны, то их нельзя было бы считать и, следовательно, возводить к единству, т.е. нельзя было бы говорить о многом, ибо последнее не есть просто разное. Две точки должны быть и различны и тождественны одна с другою.

Когда мы говорим вообще о двух, трех и т.д., мы мыслим, что каждый член, каждая единица не просто единица, но она несет на себе смысловую энергию целого, т.е. двух, трех и т.д. Пусть мы имеем карандаш и перо. Если для нас это именно многое, т.е. определенная группа вещей, то карандаш, входя в эту группу как карандаш, рассматривается нами уже не просто в своем различии с пером, не просто в своей карандашности, но и в том, чтó именно заставляет карандаш входить в нашу цельную группу. Целое группы должно одинаково пребывать и на карандаше и на пере. А это значит, что карандаш, поскольку он входит как элемент в целое с пером, не только различен с пером, но и тождествен с ним. Поэтому, чтобы было многое цельное, необходима также категория тождества.

Достаточно ли теперь этих двух категорий для конструкции второго начала, т.е. конструкции общей категории смысла? Оказывается, что и их недостаточно. Мы имеем различие и тождество. Но как мы пришли к этим категориям? Не предполагает ли различие, что уже есть то, что именно различно, и не предполагает ли тождество, что есть нечто такое, что именно тождественно? Не предполагают ли категории различия и тождества, далее, каких-то предварительных актов полагания того, чтó именно различно и тождественно?

Разумеется, сначала мы должны полагать нечто, потом полагать нечто еще раз и только тогда уже судить о том, различны ли или тождественны эти два полагания. Другими словами, мы сначала полагаем нечто покоящееся, твердое, затем переходим к иному, движемся к иному, т.е. мы постулируем категории покоя и движения, причем, конечно, не пространственно-временного, но именно смыслового покоя и движения, покоя и движения умного, в уме. Если бы не было этих категорий, – не было того, чтó именно различается, ибо оно не было бы положено мыслью.

И, наконец, когда мы имеем и акты мысленного полагания и связанное с ними различие и тождество, мы получаем в завершенной форме то, чтó положено и чтó тождественно-различно, т.е. получаем самое оформление, сущее, сущее в мысли, единичность. Мы ведь можем сколько угодно полагать в мысли и сколько угодно устанавливать отношений различия тождества. Если мы говорим о какой-нибудь вполне определенной и законченной мысли, то мы должны зафиксировать и какое-нибудь определенное число наших полаганий.

Полагание мыслью должно обладать характером определенности, единичности, ограниченности, очерченности и четкости оформления. Отсюда еще одна категория второго начала тетрактиды, как бы обнимающая в одно целое все остальные четыре категории и как бы конструирующая то, что мысль становится не бесконечно-расплывчатой, но оформленно-сущей. Это – категория сущего, или, что все равно, категория единичности (хотя тут дело не в численности, но в том, что имеется именно нечто, некий смысл, некое сущее).

Не нужно смешивать эту единичность с той перво-единичностью, которую представляет собою первое начало. Первое начало есть единичность просто, т.е. единичность одного и иного, т.е. и становления и факта, и потому ей уже не от чего отличаться, и, стало быть, остается только быть абсолютной неразличимостью. То же сущее и та же единичность, о которой мы говорим в отношении ко второму началу, есть единичность не одного или иного, но единичность только одного, единичность тех оформлений и осмыслений, которые находятся в сфере самого одного, но никак не в сфере окружающего его иного, т.е. не в сфере становления и не в сфере факта.

Это – единичность смысла как смысла, определенная граница и совокупность того или иного числа тождественно-различных полаганий мысли.

Это – представитель первой и общей единичности в каждом отдельном множестве.

Итак, мы диалектически вывели пять основных категорий смысловой сферы, или второго начала тетрактиды, – сущее (нечто, единичное), покой, движение, тождество, различие.

Смысл есть, стало быть, подвижной покой самотождественного различия, данный как сущее, или сущее, единичность, данная как подвижной покой самотождественного различия.

Это и есть эйдос сущего, или эйдос как сущее [9].

2. Преимущество диалектики.

Виды эйдоса

Можно удивляться, как бьется современная феноменологическая мысль, не будучи в силах дать точное определение смысла, или эйдоса целого [10]. Одно из наиболее частых «определений» гласит, что «целое всегда больше суммы своих частей». Можно ли считать столь неопределенную формулировку строго научной? Можно ли иметь в виду что-нибудь определенное, когда говорят о каком-то «больше»?

Возможно придумать бесконечное количество вещей, которые будут «больше суммы частей», и, конечно, таким методом никакого определения эйдоса мы не получим. Напротив того, в нашем определении секрет этого «больше» дается и раскрывается с предельной категорической точностью. Тут – целая система диалектических антиномий, раскрывающих всю сущность отношения, царящего между целым, единичным, многим и частью.

Так, единичность тождественна с собою и с иным и различна с собою и иным, покоится в себе и в ином и движется в себе и в ином, суща и не суща. Этим и рисуется полностью взаимоотношение целого и части и вскрывается, в каком смысле целое больше части и даже в каком меньше ее. Однако полностью формулировать все антиномии смысла входит в задачи более общего исследования, и мы формулируем их в дальнейшем, хотя и только в применении к художественной форме.

Другой недостаток, доходящий до беспомощности, в современной феноменологии, это – неспособность дать определение эйдоса как именно явленной сущности. Говорят, например, что эйдос дан интуитивно, непосредственно. Говорят об эйдетическом созерцании, узрении,