По прозвищу Святой. Книга первая - Алексей Анатольевич Евтушенко

Он посмотрел на часы. Оказалось, прошло всего две минуты. Значит, осталось двадцать шесть. Успею.

Вытащенная из ранца НАЗ лодка, плюхнулась в воду, надулась, на глазах приобретая законченную форму. Максим нацепил на пояс нож, опустил ранец, чтобы не мешал, в открытый люк; ловко перебрался в лодку, запустил маленький, но мощный и почти бесшумный электромотор, направил лодку к берегу.

Немецкие пилоты могли тебя заметить, пока ты торчал посреди болота, словно телепень на юру, как прабабушка говаривала, мелькнула мысль.

Нет, вряд ли. Не до этого им было. Да и высоко, метрах на девятистах — тысяче бой шёл, к тому же — чуть в стороне. Не увидеть человека с такой высоты и ракурса. А если и увидеть, то не разглядеть как следует. Мало ли кто там. Не зенитное же орудие посреди болота.

Но место падения советского истребителя засекли наверняка. Для подтверждения победы и вообще для порядка. Немцы порядок любят. Сам такой.

Лодка зашуршала носом по осоке, остановилась.

Двадцать восемь секунд.

Максим выскочил на берег, подтянул лодку выше, прикинул направление.

Туда.

Побежал, на ходу уклоняясь от ветвей и перепрыгивая через валежник и стараясь поменьше шуметь. Это не трудно, когда умеешь. Максим умел. Сказывались годы тренировок. Сначала в ШВСЧ [2], потом в институте, потом на войне и, наконец, в отряде космонавтов.

Полторы минуты.

Вот он, самолёт.

И-16 рухнул в лес, сломав несколько осин и парочку берёз. Винт и капот покорёжены. Правое крыло задрано под неестественным углом (да, Максим знал, что у самолёта, если только он не биплан, одно крыло, но так было проще) и всё в рваных дырах от пуль и снарядов. Левое тоже пробито в нескольких местах. Передний фонарь расколот. Под кабиной, на корпусе, алой краской по трафарету набиты две пятиконечные звёздочки.

Ага, значит, не первый бой у парня, двоих уже завалил. Это был третий враг.

В открытой кабине — запрокинутое бледное лицо в кожаном шлеме и древних лётных очках. Глаза закрыты.

Максим вскочил на крыло, пощупал пульс на шее.

Есть, живой!

Ощупал руки-ноги.

Вот оно, пулевое ранение в ногу. Правая голень перебита выше сапога, штанина лётного хлопчатобумажного комбинезона залита кровью, и она продолжает сочиться.

Максим вытащил нож, перерезал ремни, освободил лётчика от парашюта. Под комбинезоном виднелась гимнастёрка с алым «кубарём» в голубой петлице. Младший лейтенант.

Он потянул на себя лётчика.

Правая ладонь ощутила мокрое и липкое.

Кровь.

Значит, ещё одно ранение. В спину.

На то, чтобы донести на руках потерявшего сознание младшего лейтенанта до лодки и доплыть до корабля ушло шесть минут.

Опустить в шлюз, достать и свернуть лодку (она сама всё сделала, только кнопку нажать), закрыть люк, уложить раненого на постель в жилом отсеке — четыре минуты.

До полного погружения корабля в болото оставалось четырнадцать минут.

Максим снял с головы лётчика шлем с очками, вгляделся в лицо.

Чёрные брови вразлёт.

Тонко очерченный нос, волевой, гладковыбритый подбородок.

Высокий лоб, на который падает чуб густых почти чёрных волос.

Максим бросил взгляд в зеркало. Оттуда на него глянуло смутно знакомое лицо. Чёрные брови вразлёт, тонко очерченный нос, волевой подбородок. Внимательные карие глаза.

Где-то он это лицо уже видел…

Где-где, в зеркале, ежедневно!

Похож? Похож, чёрт возьми.

Разве что губы у Максима чуть тоньше, не такие чувственные и по-юношески припухлые, как у этого незнакомого парня. Лоб, пожалуй, чуть выше. Но в остальном — похож.

Даже телосложение и рост примерно одинаковые. Если ещё и глаза окажутся того же цвета, то и вовсе братья. Близнецы — не близнецы, но рядом.

Ну надо же, сказал он себе. Пролететь миллиарды километров, попасть в прошлое и тут же встретить человека, почти неотличимого внешне от тебя самого? Что, так бывает, серьёзно?

Значит, бывает. Всякое бывает в жизни, тебе ли не знать. Помнишь, как однажды в Таганроге ты встретил свою одноклассницу Лильку Гришину? Которая оказалась вовсе не Лилькой, а просто похожей на неё один в один. Буквально, как две капли воды. И вообще, этот парень ранен, шевелись, потом будешь удивляться совпадению.

Сначала нога.

Разрезал комбинезон и синие галифе под ним, прижал рядом с раной капсулу с обезболивающим, дождался, когда лекарство всосётся под кожу.

Остановил кровь. Промыл рану. Наложил универсальный заживляющий пластырь.

Вот что значит война — хорошо учили первую помощь раненым оказывать, руки сами всё помнят.

А ведь хотели установить полноценный медотсек на корабле. Хотели. Передумали. Посчитали нерациональным. Как бы сейчас пригодился! Но чего нет — того нет.

Теперь медсканер.

Так, что тут у нас. Ага. Пуля перебила большую берцовую кость, разорвала икроножную мышцу.

Совместил место перелома, глядя на чёткую картинку, которую показывал медсканер и зная, что лётчику не больно, — обезболивающее уже сделало своё дело и будет действовать ещё долго. Наложил на голую ногу в месте перелома самофиксирующийся биоортез.

Есть, пополз, обнял ногу, зафиксировал.

Затем он стянул с незнакомца сапоги. Размотал и снял портянки. Расстегнул ремень с кобурой (пистолет, кажется ТТ, на месте), стянул с рук краги, разрезал и снял комбинезон, галифе и гимнастёрку с нижней рубахой. Перевернул лётчика на живот.

Вот она, рана. Бронебойная пуля, выпущенная из немецкого авиационного пулемёта (калибр 7,92 мм, услужливо подсказала память) прошила корпус истребителя (берёзовый шпон и ткань — не препятствие), бронеспинку кресла и вошла в тело на уровне сердца.

Собственно, бронеспинка и спасла, иначе лётчик был бы уже мёртв.

А так — дышит, и даже рана кровит не слишком сильно. Но всё же кровит.

Быстро промыл и обработал рану, наложил всё тот же пластырь, подумал о второй капсуле обезболивающего, но решил, что не стоит. Одной пока достаточно.

Снова медсканер.

Ну-ка, что там у нас… Ого. Однако.

Медсканер показал, что пуля застряла…в сердце. В правом предсердии. При этом раненый до сих пор дышал.

Невероятно? Ну, в какой-то мере. Помнится, читал он о похожих случаях. Люди, бывало, десятилетиями пули в сердце носили. Потом, правда, их всё-таки доставали операционным путём.

Почему он об этом подумал? Потому что сейчас ему эту пулю не достать. Никак. Он не хирург. Он даже не врач.

Да, что-то он умеет помимо оказания первой медицинской помощи.

Затянуть порез или неглубокую рану.

Уменьшить или даже вовсе убрать нестерпимую головную, зубную или любую другую боль. Помочь высвободить скрытыесилы организма, дать им возможность бороться с недугом или травмой самостоятельно.

Вот и всё.

Достать пулю, засевшую в сердце, — это не к нему.