Второй шанс — 2 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Ну и дальше в том же духе. Минут десять я отвечал на вопросы, чуть ли не дословно пересказав содержание романа, после чего «засаленный» всё же соблаговолил открыть папку, пробежался взглядом по первым двум страницам, хмыкнул с оттенком удивления ипоинтересовался:

— Это точно вы написали?

— Я.

— Хм… Ладно, принимаю на веру… А есть рекомендация от членов Союза писателей?

Я молча положил перед ним листок с машинописным текстом от Каткова и его подписью.

— Катков Николай Иванович, — пробормотал «засаленный», — издавался в Пензе, Саратове… М-да, серьёзный писатель. Хорошо, приложим рекомендацию, рукопись зарегистрируем…

— Мои координаты в конце папки, — заученно повторил я избитую фразу, предвосхищая стандартный вопрос о том, на какой адрес высылать обратно рукопись.

Редакцию «Современника» я покидал не в лучшем настроении. Честно говоря, вся эта беготня мне уже начинала надоедать. Можно только посочувствовать себе и другим начинающим писателям, которым приходится каждый раз преодолевать бюрократические препоны. Как же не хватает компьютера с интернетом… Написал бы текст и тут же его отправил в любое издательство, хоть в Америку. А тут всё приходится делать своими ногами.

Ничего, прорвёмся, думал я, шагая по очищенному от снега и наледи дворниками или специальной техникой (солью и прочей дрянью, похоже, ещё не посыпали) тротуару, и на ходу уплетая бутерброд. Любопытно, что Москва оказалась достаточно замусоренным городом, обрывки газет, фантики, окурки валялись повсюду. Особенно возле магазинов, метро и киосков с мороженым. Вот что значит отсутствие гастарбайтеров. К тому же мне попадалось много курящих, благо что табачные киоски стояли на каждом углу, но при этом не встретил ни одну женщину или подростка с сигаретой во рту.

Заметил, что одеты в массе своей москвичи небогато, однако в джинсах молодёжи больше, чем в Пензе. Она и не материлась практически, кстати, какая-никакая — а культура. А сам ритм жизни столицы оказался быстрее, нежели в моём провинциальном городе.

Кстати, может, в «Воениздат» зайти? Всё-таки ещё один экземпляр рукописи остался, а книга, по большому счёту, о войне. Но, честно говоря, не помнил, издают ли они художественную литературу. Да и найди сейчас это издательство… Ладно, как-нибудь переживу.

Я притормозил у киоска «Союзпечать», разглядывая выставленную на витрине печатную продукцию. «Правда», «Известия», «Комсомольская правда», а вон и наш «Гудок»… Журналы «Вокруг света», «Роман-газета», «Крокодил», «Техника молодёжи», «Здоровье», «Крестьянка», «Юность», «Искусство кино»… Тут меня и озарило, может, последний оставшийся экземпляр пристроить в какой-нибудь журнал? Хотя из тех, что лежат передо мной, для реализации моих замыслов подходят разве что «Роман-газета» и «Юность». А если выбирать из этих двух, то второй вариант, пожалуй, предпочтительнее, там периодически публикуют молодых авторов.

Оказалось, на витрине лежал последний экземпляр, киоскёрша сказала, что «Юность» разбирают за несколько часов. Заплатив 40 копеек за 10-й номер журнала с флагами союзных республик и вознёсшимися над ними серпом и молотом на обложке, сразу полез искать выходные данные. Ага, предстоит добираться до улицы Горького, бывшей и будущей Тверской. Что ж, совсем недалеко о места, где я сейчас нахожусь. Хоть в чём-то мне сопутствует удача.

Вышел на станции «Маяковская», и спустя пять минут я на месте. Здесь на «вертушке» в застеклённой будке сидит усатый дед строгого вида.

— День добрый, мне к главному редактору.

— Договаривались о встрече?

— Да, на половину второго, — вру нагло я, бросая взгляд на круглый циферблат часов напротив входа в редакцию.

— А ты по какому вопросу такой молодой — и сразу к главному редактору? — не перестаёт допытываться дед.

— Так я насчёт курьером подработать звонил, Борис Николаевич сказал, подойти сегодня на собеседование.

— А-а-а, понятно… Ладно, подымайся на второй этаж, по правой стороне увидишь дверь, там написано «Приёмная».

А ведь мог и позвонить той же секретарше, уточнить насчёт записи, думал я, поднимаясь по лестнице. Видно, мой вид внушает людям доверие. Или я врал просто с такой наглостью, что дедок поверил.

Второй раз соврать в приёмной я не рискнул. Когда секретарша в возрасте «баба ягодка опять» спросила, кто я такой и с какой целью рвусь к Полевому, ответил, что я — начинающий писатель из Пензы, приехал показать Борису Николаевичу свой только что написанный роман.

— Рома-а-ан, — скрывая улыбку, протянула секретарша. — Не слишком ли вы юны, чтобы романы писать? И о чём же он, наверное, о любви?

— Не угадали, книга о войне.

— Вон даже как… А кстати, как вы прошли? Вы записаны на приём?

— Сказал дедушке на «вертушке», что записан, а на самом деле нет, — вздохнул я. — Вы поймите, я одним днём в Москве, у меня билет на вечерний поезд…

В этот момент дверь распахнулась и на пороге в пальто и шляпой в руках появился, как я догадался, сам Полевой. Сто лет назад видел его фото в интернете, в жизни он оказался не очень поход на того, отретушированного.

— Лена, мне придётся отъехать на пару часиков, срочно вызывают в Министерство культуры на внеплановое совещание, водителя я уже предупредил… А вы ко мне?

— Да, к вам, Борис Николаевич, — сказал я, опередив открывшую было рот секретаршу. — Вот, роман написал, из Пензы приехал, чтобы занести по экземпляру рукописи в издательства, и напоследок к вам зашёл.

— Угу, — буркнул себе под нос Полевой. — «Юность», значит, оставил на десерт… Хорошо, раз принёс — почитаю, давай сюда. В машине и начну знакомиться с твоим творчеством.

— Как со мной или моей мамой связаться — в конце романа на листочке написано, — сыграл я на опережение. — И вот ещё рекомендация от нашего пензенского писателя.

Из здания редакции мы вышли вместе, по пути Полевой успел задать ещё пару вопросов: с чего это я вдруг ощутил себя литератором и что у меня за семья, не пилот ли папа часом, раз на мне такая куртка… Чёрная «Волга» поджидала его у подъезда. Перед тем, как усесться на заднее сиденье, автор «Повести о настоящем человеке» сказал:

— Прямо тебе скажу, парень… Я пока твою рукопись ещё не читал, однако уже одно то, что взялся писать — само по себе хорошо. Если твой роман меня хоть чем-то заинтересует, то я тебе обязательно позвоню…

— Домашнего у нас нет, я написал мамин рабочий и телефон директора нашего училища.

— Да? Хм, жаль, что у нас ещё не в каждой квартире стоит телефон… Ну ничего, созвонимся с твоей мамой или через директора училища, а там как-нибудь найдём способ пообщаться. Тебе нужно будет расти в профессиональном плане, трудолюбие — хе-хе, — он ободряюще похлопал меня по плечу, — из обезьяны сделало человека, а уж из человека писателя сделать ещё проще. Ничего, ты ещё у меня поступишь в Литинститут.

Я посмотрел вслед отъезжающей «Волге» и, покачивая пустым портфелем, отправился бродить по центру столицы. На улице стоял лёгкий морозец, градуса два-три ниже нуля, падали мелкие снежинки, и уже понемногу чувствовалось предновогоднее настроение. До Нового года почти три недели, а мне через неделю вместе с тренером лететь в Ташкент. Там, наверное, сейчас градусов пятнадцать тепла, можно в осенней куртке ходить.

Может, в какой-нибудь музей заглянуть? А то и в Мавзолей, поглядеть на дедушку Ленина, как он там, не ожил часом?

Я придержал шаг, минуя Центральный Музей революции СССР, но решил, что его экспозиция не стоит моего внимания, и двинулся дальше, а минут через пять увидел фасад самого знаменитого магазина страны — «Елисеевского», над центральным входом в который красовалась надпись «Гастроном». Бывал я тут однажды в середине 80-х, и сейчас словно вернулся в свою молодость. В памяти тут же всплыло лицо Маковецкого, сыгравшего в сериале директора «Елисеевского» Юрия Константиновича Соколова. Фото реального Соколова, которое я встречал на просторах Всемирной паутины, мало соответствовало экранному персонажу, однако фильм мне всё равно понравился, да и вообще Маковецкий — актёр от Бога.