Вырождение международного правового порядка? Реабилитация права и политических возможностей - Билл Боуринг

и к факту установленного (капиталистического) общественного строя и к его конкретизации как экономических и политических правил, воплощающих некоторое равновесие коллективных (классовых) интересов»41.

Однако эти авторы не представлены иначе как «советские специалисты», не даётся ни какой бы то ни было контекст, ни тот факт, что они были ожесточёнными врагами. Советское международное право даже в этом марксистском исследовании едва затронуто; в стандартном же изложении истории международного права оно упоминается только лишь, чтобы быть отвергнутым.

Мне бы хотелось занять иную позицию. Далее я постараюсь доказать, что противоречия советского международного права породили некоторые из важнейших норм и принципов современного международного права и всё ещё значимы.

Эту главу открывает типичное описание в стандартной манере выдающимся современным специалистом по международному праву. Далее я прослежу развитие советского международного права в двух ракурсах: что оно само говорило о себе в ряде ожесточённых теоретических схваток; и что говорили о нём внимательные исследователи в Соединённых Штатах. С этой целью я прослежу путь Евгения Пашуканиса, самого известного на Западе марксистского теоретика права, отчасти через его преломления в работах американских специалистов по международному праву. Я покажу, что несмотря тесный интерес к последующим событиям в советском международном праве, эти наблюдатели совершенно неверно истолковали то, что пытались анализировать. Надо сказать, что ведущие советские теоретики допустили такую же ошибку. Эта традиция недоразумений продолжалась до нынешнего дня. Я утверждаю, что это верно также и в отношении самого искушённого и преданного из современных марксистских специалистов по международному праву, Чайны Мьевиля. Я с уважением обращаюсь к его внушительной работе.

Ещё важнее, однако, что в моём утверждении было чёткое противопоставление позитивизма учебников права и фактической практики большевиков, а затем советской доктрины «права народов на самоопределение». Так, СССР оказал огромную материальную и моральную поддержку национально-освободительным движениям и провёл успешную кампанию за то, чтобы увидеть этот принцип, а затем право на самоопределение в центре публичного международного права XX и XXI веков.

Стандартное представление о советском международном праве

Западные специалисты знакомы с тем, что обычно называют «марксистско-ленинской теорией» в международном праве, и с его стандартной характеристикой42. Иэйн Скобби в недавнем сравнении советской и «ньюхейвенской» теорий обращается к «советской теории международного права, представленной Г. И. Тункиным»43. По Скобби, советская теория являлась «конститутивной» (а не «фасилитативной»)44, опирающейся «на объективные правила социального развития и историческую неизбежность социализма»45. То есть, по духу и виду она была совершенно механистичной.

Не удивительно, что Скобби ссылается только на Тункина. Перевод Уильямом Батлером учебника Тункина на английский язык сделал доступным западной аудитории единственный существенный советский текст по международному праву46. Тункин, родившийся в 1906 г., умер в возрасте 87-ми лет в 1993 г., при завершении последнего издания его «Теории международного права», едва представив статью — по обычному международному праву — в «Юропиан джорнэл оф интернэшнл ло» (European Journal of International Law). В ней он описал попытку «создать новый мировой порядок, основанный на нормах права»47.

Скобби замечает, что советская теория была весьма традиционна по структуре и основана на марксистско-ленинской теории до такой степени, что «иногда кажется просто равнозначным следованию догме»48. Это было, конечно, верно в отношении учебника Тункина. Он также был очень консервативен, признавая только правовые нормы и согласие на них государства: как объяснили Дамрош и Мюллерсон, советская теория рассматривала «существующий корпус международного права как систему достаточно определённых принципов и норм, которые все государства обязаны соблюдать в своих взаимоотношениях…»49. Как прямое следствие, советская теория отвергала «общие принципы права, признанные цивилизованными нациями»50.

Существование двух противоположных общественных систем означало, что нормами «обычного» или «общего» международного права могли быть только нормы, не являющиеся ни социалистическими, ни капиталистическими. Тункин утверждал, что «только те нормы международного права, которые получили согласие всех государств, являются нормами современного общего международного права»51. Таким образом, советская теория признавала за источники международного права только договоры и традицию — в вышеприведённом узком определении.

Американский специалист Алвин Фриман (1910—1983)52, писавший намного ранее, также отметил, что советское международное право принимало

«…форму самого крайнего позитивизма… Позитивизм советского вида намного более ограничен, намного более узок, и представляет, таким образом, отказ от огромной доли принципов международного права… Советский позитивизм отличило исключение из источников международных обязательств общепринятой практики. Он рассматривает международное право как охватывающее только те принципы, на которые государства явно согласились — посредством международного соглашения или как-то иначе выразив своё согласие»53.

Действительно, печально известный Андрей Вышинский54 писал в 1948 г., во время своей лихорадочной деятельности на посту лидера советской делегации в ООН:

«…Советская теория международного права рассматривает договор, опирающийся на принципы суверенного равенства народов и уважение взаимных интересов и прав, в качестве основного источника международного права. Это обеспечит международному праву и его институтам не только моральную, но и юридическую силу в полном объёме, ибо в их основе будут лежать согласованные и добровольно принятые на себя странами обязательства»55.

Есть, однако, момент, в котором этот консерватизм показывает другую, противоположную сторону. Фриман не мог не заметить этого при обсуждении суверенитета. Он отметил, что Советы «…сохраняют классическую, строгую концепцию государств как единственных субъектов международного права, с жёстким акцентом на суверенитете в его предельной форме, форме, которая должна отрицать первостепенный характер международного права перед национальным. Они, однако же, признают исключение в случае народов, борющихся за „национальное освобождение“»56. Очень странно, однако, что Фриман проглядел основание для такого требования: право народов на самоопределение. Этот «принцип» стал «правом» как общая первая статья двух международных соглашений 1966 г., Международных пактов о правах.

Скобби вполне справедливо отмечает, в связи с печально известной «доктриной Брежнева», что отношения между социалистическими государствами основываются не на «мирном сосуществовании», а на «пролетарском интернационализме». Эта лицемерная политика оправдала вторжения в Венгрию в 1956 г., в Чехословакию в 1968 г. и в Афганистан в 1980 г.57 Но, что любопытно, он ничего не говорит о применении «права народов на самоопределение» в советской поддержке национально-освободительной борьбы на протяжении трёх десятилетий после Второй мировой войны.

Поэтому в следующем разделе этой главы я проанализирую происхождение советской доктрины права наций на самоопределение. Следует заметить, что по-русски, как и во многих других языках, «нация» и «народ» — практически синонимы.

Большевики и самоопределение

Большевизм против австромарксизма

Большевистская, а затем советская доктрина права наций на самоопределение имела своё