Озорная птица и другие рассказы - Петр Иванович Замойский

купаться, да и лагерь стоял недалеко между лесом и рекой.

Некоторые пионеры еще плавать не умели и их учил вожатый, как вернее грести руками.

Скоро все выучились плавать и отлично нырять.

Как-то один раз пришел и Фонька к ним на реку. Плавать он не умел, а нырял только около берега. Сядет в воду, а макушка снаружи торчит, Прямо смех берет.

Кто-то его подразнил.

— Вот поступил бы в отряд, давно и плавать и нырять бы выучился.

Фоньку за сердце ущипнуло.

— Я и так умею.

— Где ты выучился?

— Эх, велика важность. Думаешь, только одни они умеют. Где им еще до меня. Я, голова садовая, что хошь, сразу выучусь.

— Ой ли?

— Вот тебе «ой ли». Я если захочу, сразу эту речонку саженями перемахну.

Пионеры стоят рядом, улыбаются Фонькиной похвальбе.

— Чего зубы щерите? Ишь как их щетками начистили да мукой набелили.

— И ты бы чистил. Кто не велит?

— У меня и так хорошие они. Гляди!

Ощерил Фонька зубы, а они желтые, как огарки свеч.

— Вот так чистые!

Вожатый скомандовал:

— Ну, ребята плывем. От меня не отставать.

Бросились сразу все в воду. Фонька и еще несколько ребят на берегу сидеть остались. Глядели, как пионеры на ту сторону реки переплывают. Нырять там начали, далеко ныряли, до половины реки.

— Вот гляди, Фонька, — сказал ему парень. — Учись у них, голова твоя садовая.

— Тьфу— плюнул Фонька. — Есть чему учиться, да я, если захочу…

— Ты все «захочешь». Я, я, а сам ни с места.

— Это. я-то?

— Ты-то.

— Эх. Вы…

— Нырнешь?

— Нырну.

— Да ведь ты плавать-то не умеешь.

— Не умею, а нырну. А коль нырну глубоко, сразу и плавать выучусь. Вода выпрет.

— Нырнул один эдакий.

— А што?

— Да не вынырнул.

— О-о-о. Еще как… Не вынырну. Это я-то, голова садова? Да я с камнем…

Фонька быстро снял белье, схватил камень на берегу, и не успели ребята глазом моргнуть, как он бултыхнулся в воду и пошел в самую кручь к середине.

Долго он не показывался. Все пузырьки пускал, а потом далеко-далеко вынырнул.

— Вот я! — крикнул он.

— Плыви теперь.

Но видят ребята, что Фонька, забултыхавшись руками и ногами, снова скрылся в воде. Даже крикнуть не успел. Потом как-то взметнулся, взмахнул над головой руками и диким голосом закричал:

— Ай-я-я-я-я-ай… Тону-у-у-у-у…

Петька Кострикин и Семка Граблин, пионеры, к нему саженями замахали. Подплыли на то место, где был Фонька, а его уже нет. На дно пошел. Они быстро нырнули вглубь, долго искали. Измучились, но все-таки нашли.

Схватили его за волосы, подняли голову над водой и айда скорее к берегу.

Тяжело им было тащить Фоньку, из сил выбивались, но доплыли.

А уже на берегу народ кучей собрался. Мужики, которые лошадей купали, тоже прибежали. Откуда-то дерюгу достали, положили на нее Фоньку, откачивать начали.

Долго качали посиневшего Фоньку. Из носа и изо рта вода хлынула. Потом Фонька начал в чувство приходить. Когда совсем очнулся, домой его повели.

Ничего не говорил Фонька, только глазами испуганно на всех поглядывал.

Болел после этого Фонька долго. А когда выздоровел, к вожатому в отряд пришел.

— Ты что, Фоня?

— К вам.

— Выздоровел теперь?

— Выздоровел.

— Совсем, как следует?

— Да уж как видно.

— А к нам-то пришел, не записаться ли?

— А зачем бы я к вам пришел?

— Стало быть, надумал?

— Надумаешь, голова садовая. С одной удалью моей жизни надолго не хватит.

НЕ ХОЧУ МОЛЧАТЬ

Никитка увидел в избе-читальне большую в черной раме картину и сказал:

— Это я знаю кто— Ленин.

С Никиткой первый раз в читальню пришел Яшка. А Яшка слыхал, как сосед их, дедушка Карпуха, завсегда ворчал на Ленина. И спросил Яшка Никитку:

— А что, разь Ленин-то плохим мужиком был?

— Да ведь кому как‚— ответил Никитка.

— Ну, вон Карпуха, наш шабер, все ворчит на Ленина.

Никитка рассмеялся и хлопнул Яшку по плечу.

— Эх, ты чудной какой! Нешто не понимаешь, каким богачом был Карпуха с семьей. Они ведь пять участков земли раньше имели, лес да весь луг у села отхватили. Небось, будешь ругать.

— А теперьча? — спросил Яшка.

— А теперь у всех поровну, по едокам.

— Как же это вышло?

— Фу ты, как еще! Да этот самый Ленин-то увидел, как богачи притесняли бедняков, собрал около себя много людей фабричных да бедняков-крестьян и взбулгачил. Взбулгачил всех и говорит: «Будет, товарищи! Отбирай землю у богачей, дели поровну. Всем надо получше жить». Вот он как.

Задумался Яшка, на Ленина немножко поглядел. Подумал про себя и сказал:

— А сильный человек, должно быть.

Гляди-ка, грудь-то широкая какая и голова большая.

— Да, голова не маленькая, — ответил Никитка.

— Где бы мне такую карточку, аль хоть поменьше, достать?

— Это пойдем у комсомольцев спросим. У них завсегда должно быть.

Как раз в читальню вошел Васька-комсомолец, секретарь. Ребята к нему.

— Вот Яшке Ленина портрет хочется! — сказал Никитка.

— А зачем он ему? — спросил Васька.

Яшка даже обиделся.

— А ты знай давай! Я теперь все знаю. Ты думаешь, я не знаю, кто Ленин был? Еще бы. Все могу рассказать про него.

— Дать-то я дам, но у тебя кто-нибудь утащит и затеряет.

Тут Яшку в досаду бросило окончательно. Это у него да вдруг стащат?!

— Ничего ты не знаешь! Я рамку сделаю к нему и под стекло.

— Ну, пойдем!

В «союзе» Васька дал Яшке портрет Ленина.

Когда Яшка прибежал домой, то портрет показал отцу.

— Тятя, угадай, кто это по-твоему?

— По-моему, это Ленин. Ты где взял?

— В «союзе» мне дали.

— Рамку теперь мастери для него.

И Яшка нашел доску, распилил, обстрогал, вырезал углы, и рамка готова.

Кто в избу приходил, он всем показывал.

— Вот он, этот Ленин-то!

— А тебе что?

— А он у Карпухи землю отбил и роздал беднякам.

— Ты бы молчал…

— Молча-а-ал?! Да я, когда подрасту, сам Лениным буду. Молчал… Не хочу я молчать!!

БЫК

В стаде ходил здоровущий бык.

Все боялись, когда он шел вечером и ревел.

Прятались от него в избы, мазанки и куда только попало.

А он, могучий и плотный, с крепко всаженными в лоб рогами, подходил к мазанкам, терся о них боком и бил лбом.

Один раз вечером Санька играла на лужайке с маленьким Петькой. Стадо уже прогнали, и все думали, что бык ушел.

Вдруг из-за угла большого амбара раздался страшный рев. Весь в пепле