Толпа - Джон Голсуорси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мор появляется на террасе позади Стила.
Кэтрин. Спокойной ночи, мистер Стил.
Стил (вздрогнув). О! Спокойной ночи! (Выходит в переднюю.)
Кэтрин подбирает с пола туфельки Олив и стоит, прижимая их к груди. Мор
входит.
Кэтрин. Значит, ты успокоил свою совесть! Я не думала, что ты нанесешь мне такой удар.
Мор не отвечает, он все еще во власти только что пережитого. Кэтрин подходит
ближе к нему.
Я не предам своей родины, я с нею телом и душой, Стивен, предупреждаю тебя.
Они стоят, молча глядя друг на друга. Лакей Генри входит из передней.
Генри. Это письма, сэр, из палаты общин.
Кэтрин (беря их). Сейчас, Генри, вы сможете здесь убрать.
Генри уходит.
Мор. Вскрой их!
Кэтрин открывает их одно за другим и роняет на стол.
Ну? Что там?
Кэтрин. То, что и следовало ожидать. Трое твоих лучших друзей. Это только начало.
Мор. Берегись толпы! (Смеется.) Я должен написать шефу.
Кэтрин делает порывистое движение по направлению к нему, затем спокойно идет
к бюро, садится и берет перо.
Кэтрин. Давай я напишу черновик. (Ждет.) Ну?
Мор (диктует). "Пятнадцатое июля. Дорогой сэр Чарлз! После моей сегодняшней речи, в которой я высказал свои самые непоколебимые убеждения..."
Кэтрин оборачивается и бросает на него пристальный взгляд, но он смотрит
прямо перед собою, и с легким жестом отчаяния она продолжает писать.
"...у меня нет иного выхода, как подать в отставку с поста заместителя министра. Мои взгляды и убеждения в этом вопросе могут быть ошибочными, но я, безусловно, прав, оставаясь верным своим принципам. Я полагаю, что нет необходимости подробно вдаваться в анализ причин, которые..."
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Несколько дней спустя. Утро. Сквозь открытые окна столовой струится солнечный свет. На столе разбросаны газеты. Элен сидит за столом, устремив вперед неподвижный взор. По улице пробегает мальчишка-газетчик, выкрикивая последние новости. Услышав его крики, она встает и выходит на террасу. Из передней входит Хьюберт. Он сразу направляется к террасе и увлекает Элен
назад в комнату.
Элен. Это правда... то, что они кричат?
Хьюберт. Да. Такого и ожидать было трудно... Они застигли наших на перевале. Даже нельзя было развернуть орудия. Начало скверное.
Элен. О Хьюберт!
Хьюберт. Девочка моя дорогая!
Элен поднимает к нему лицо. Он целует ее. Затем она быстро отходит к окну, потому что дверь из передней открылась и входит лакей Генри, а за ним Рефорд
и его невеста.
Генри. Подождите здесь, пожалуйста, я доложу миссис Мор. (Заметив Хьюберта.) Прошу прощения, сэр!
Хьюберт. Ничего, Генри. (Очень спокойно.) А! Рефорд!
Генри уходит.
Так, значит, вы привели ее сюда. Вот и хорошо! Моя сестра позаботится о ней, не беспокойтесь! У нас все сложено? Ровно в три часа!
Рефорд (солдат с широким лицом, одетый в хаки; чувствуется, что это человек, любящий пошутить, но сейчас он явно не в шутливом настроении). Все в порядке, сэр. Все готово.
Элен выходит из ниши и спокойно смотрит на Рефорда и на девушку, которые
стоят, неловко переминаясь.
Элен (спокойно). Берегите его, Рефорд.
Хьюберт. Мы оба будем беречь друг друга, верно, Рефорд?
Элен. Давно вы обручены?
Девушка (хорошенькая, робкая). Шесть месяцев. (Внезапно начинает плакать.)
Элен. Не надо! Он скоро вернется цел и невредим.
Рефорд. Я рассчитаюсь с ними за это. (Ей, тихо.) Не реви! Не реви!
Элен. Да! Не плачьте, пожалуйста!
У нее самой дрожат губы, и она выходит на террасу. Хьюберт за ней. Рефорд и девушка остаются там, где стояли; они чувствуют себя здесь совершенно чужими
и поэтому растеряны; она старается подавить рыдания.
Рефорд. Перестань же, Нэнси, не то мне придется увести тебя домой. Это глупо, раз уж мы пришли сюда. Ты так разревелась, будто я уже убит. Смотри-ка, ты заставила леди уйти из комнаты!
Она берет себя в руки, и в это мгновение открывается дверь, входит Кэтрин в сопровождении Олив, которая разглядывает Рефорда со страхом и любопытством, и няни, которая сохраняет спокойствие, несмотря на заплаканные
глаза.
Кэтрин. Мой брат уже сказал мне; я рада, что вы привели ее.
Рефорд. Так точно, мэм. Она малость расстроилась из-за того, что я должен уехать.
Кэтрин. Да, да! Но ведь это ради нашей родины, не так ли?
Девушка. Рефорд все время твердит мне то же самое. Ну, а он должен ехать, так что не стоит его зря огорчать. И я, конечно, успокаиваю его, говорю, что со мной ничего не случится.
Няня (не отрывая глаз от лица сына). Конечно, ничего с тобой не случится.
Девушка. Рефорд говорит, что у него будет легче на душе, раз вы согласились немного, ну, как бы присмотреть за мной. Он такой горячий, я очень боюсь за него.
Кэтрин. У всех у нас кто-нибудь уезжает. Вы поедете в порт? Мы должны отправить их в хорошем настроении, правда?
Олив. Может быть, ему дадут медаль.
Кэтрин. Олив!
Няня. Уж он-то не станет отлынивать, как эти антипатриоты, противники войны.
Кэтрин (быстро). Позвольте... ах, да, у меня есть ваш адрес. (Протягивает Рефорду руку.) Мы позаботимся о ней.
Олив (громким шепотом). Отдать ему мои тянучки?
Кэтрин. Как хочешь, дорогая. (Рефорду.) Помните, берегите моего брата и себя, а мы позаботимся о ней,
Рефорд. Слушаюсь, мэм.
Он бросает печальный взгляд на девушку, как будто этот разговор не принес ему того, что он ожидал. Она делает небольшой реверанс. Рефорд отдает
честь.
Олив (взяв с бюро сверток, сует ему в руки). Они очень питательные.
Рефорд. Благодарю вас, мисс.
Затем, подталкивая друг друга и смущаясь от неумения скрыть свои чувства и
соблюсти этикет, они выходят, предводительствуемые няней.
Кэтрин. Бедняжки!
Олив. А что такое антипатриот, мамочка?
Кэтрин (берет газету). Это просто глупое прозвище, дорогая. Перестань болтать.
Олив. Но ответь мне только на один малю-юсенький вопрос.
Кэтрин. Ну, что?
Олив. Папа тоже антипатриот?
Кэтрин. Олив! Что тебе говорили об этой войне?
Олив. Они не хотят нас слушаться. Значит, мы должны побить их и отобрать их страну. И мы так и сделаем, правда?
Кэтрин. Да. Но папа не хочет, чтобы мы это делали: он считает это несправедливым и так прямо и говорит. Все на него очень сердиты.
Олив. А почему несправедливым? Ведь наша страна меньше, чем их?
Кэтрин. Нет.
Олив. О! В книжках по истории наша страна всегда самая маленькая. И мы всегда побеждаем. Вот за что я люблю историю. А ты за кого, мамуся: за нас или за них?
Кэтрин. За нас.
Олив. Тогда и я буду за нас. Как жаль, что папа не за нас.
Кэтрин вздрагивает.
У него будут всякие неприятности из-за этого?
Кэтрин. Думаю, что да, Олив.
Олив. Значит, мы должны быть особенно ласковы с ним.
Кэтрин. Если сможем.
Олив. Я смогу. Я это чувствую.
Элен и Хьюберт показались на террасе. Увидя Кэтрин c ребенком, Элен проходит
мимо двери, а Хьюберт входит в комнату.
(Увидев его, тихо.) Дядя Хьюберт сегодня едет на фронт? (Кэтрин кивает.) А дедушка нет?
Кэтрин. Нет, дорогая.
Олив. Значит, им повезло, верно, мамочка? А то бы дедушка им задал!..
Хьюберт подходит к ним. Присутствие ребенка заставляет его взять себя в руки.
Хьюберт. Ну, сестричка, пора прощаться. (К Олив.) Что привезти тебе, цыпленок?
Олив. А разве на фронте есть магазины? Я думала, что там все кругом опасно.
Хьюберт. Ни капельки.
Олив (разочарованно). О!
Кэтрин. А теперь, милочка, обними дядю как следует.
Пока Олив обнимает Хьюберта, Кэтрин успевает совладать с собой.
Мысленно мы с папой всегда будем с тобой. До свидания, Хью!
Они не осмелились поцеловаться, и Хьюберт выходит, чопорный и прямой. В дверях он сталкивается со Стилом, на которого не обращает ни малейшего
внимания. Стил колеблется и хочет уйти обратно.
Войдите, мистер Стил.
Стил. Депутация от избирательного округа Толмин должна скоро прибыть, миссис Мор. Сейчас двенадцать часов.
Олив (скатав шарик из газеты, лукаво). Мистер Стил, ловите.
Она бросает шарик, и Стил молча ловит его.
Кэтрин. Милочка, иди, пожалуйста, наверх.
Олив. Можно мне почитать там у окна, мамочка? Тогда я увижу, как будут проходить солдаты.
Кэтрин. Нет. Ты можешь ненадолго выйти на террасу, а затем пойдешь наверх.
Олив неохотно выходит на террасу.
Стил. Ужасные новости сегодня в газетах. Все этот перевал. Вы видели? (Читает газету.) "Мы не желаем иметь ничего общего с бредовыми речами выродка, который в такой момент бесчестит свою страну. Член парламента от избирательного округа Толмин заслужил презрение всех стойких патриотов..." (Берет вторую газету.) "...Существует определенный тип политических деятелей, которые даже во вред себе не могут устоять перед искушением саморекламы. Но в момент национального кризиса мы наденем на этих людей намордник, как на собак, подозреваемых в бешенстве..." Все, как один, ополчились на него.