Транс - Виктор Поповичев

– Вот я тебя! – Дятел нагнулся, будто за камнем, и пес, жалобно взвизгивая, бросился наутек.

Увидев меня, Дятел достал папиросу, дунул в мундштук и прикурил от зажигалки. Жадно затянулся.

– Еремеев звонил, – сказал он, не повернув головы и не ответив на мое приветствие. Скользнул спиной по фонарному столбу – присел на корточки. – Брось этот адрес. Откажись.

– Профессиональный интерес, – сказал я и осекся. Он не слышал моих слов. «И не сумасшедший он вовсе. А как же тогда ножка от табурета, пролетевшая над головой?»

– Днем к ней заявился… Чаем напоила. Очень грамотно побеседовали о пользе народной медицины. Дал ей попробовать тамуса. Сразу распознала в нем элеутерококк. Хилая с виду бабка, но только на погляд. Ведь она меня с кладбища на спине волокла. Девяносто килограммов-то! – Он сдвинул берет на затылок. – Ты бы слышал, какие умные беседы вели… «Хочешь, – говорит на третий день, – наследником тебя сделаю?» Мы уже в шутливом тоне друг с другом… Прикинулся веником – мол, меня недвижимая собственность не интересует. «Может, – говорю, – у вас фамильные драгоценности имеются?» Она начала мне что-то про психическую энергию… Чувствую, старушка в кондиции. Чтоб закрепиться, рассказал ей о чудесах Насти Тушинской… Но моя старушка вдруг скисла. Нет, она по-прежнему смеялась, рассказывала всяческие истории, но что-то сломалось, сдвинулось. – Дятел затянулся и смял окурок пальцами… – Будит вдруг среди ночи и велит одеваться… Натянул штаны, свитер. На кладбище повела. Будто кутенка на веревочке. Пришли к могиле с деревянным крестом… Лопату мне в руки: «Копай». Засучил рукава. Она с лопатой тож, рядом ковыряется. Мне бы спросить, узнать – мол, зачем все это, а я знай рою, словно всю жизнь с лопатой… Скоро гроб отрыли. Крышку лопатой поддели. Старуха шепнула – из гроба покойник вылез. Ветер поднялся. На голову, будто обручем схваченную, тяжесть непонятная… Нет, не могу объяснить… Покойник вдруг хвать меня за волосы истлевшей рукой: «Наш-ш-ш-ш будеш-ш-шь» – по змеиному. Глянул в его побитое червем лицо и… очухался – старухина изба, лежу на топчане.

Назавтра словно и не было ничего – о народной медицине, о политике. Выждал момент, когда бабка в сортир пошла, и ноги в руки. К вечеру голова, как мешок с дустом, тяжелая и ком в глотке. Маюсь теперь. – Дятел достал новую папиросу, сунул ее в мундштук… – По-настоящему испугался, когда утром на ладони глянул. Мозоли и кровь засохшая. И ботинки в глине.

– Говорящий покойник – чертовщина. – Я усмехнулся. – Ты же образованный мужик.

– Мозоли, черт бы их побрал, – прошептал он. – Километров пять перла меня старуха. Откуда сила такая? Откуда?

– Поляков! – услышал я незнакомый голос и увидел стоящую у обочины машину. Водитель высунулся из кабины и, приложив ко лбу ладонь козырьком, разглядывал стоящих на трамвайной остановке людей.

Я распрощался с Дятлом. Он, правда не подав мне руки и даже не глянув в мою сторону, пошел к универсаму. Вслед ему, заливисто лая, кинулся пес.

– Он ведь сам хотел ехать, – сказал водитель, убедившись, что я от Еремеева, и включил зажигание. – Это верно, что в Японии контейнер с дипломатической почтой грабанули из-за тамуса?.. Говорят, западные фирмачи за патент на тамус миллионы готовы отстегнуть. Верно?.. Слушай, это ты в Гатчине чувихе тысячу сунул, чтоб она на коньках?..

Я отвечал на вопросы водителя, а сам думал о Дятле. Что-то неестественное было в его рассказе. Будто заучил его и боялся, как бы что-то не забыть… Хоть бы раз мне в лицо глянул. Но на тюкнутого не похож. Напуганный – да. А что могло так напугать старателя?.. В самом деле, не принимать же на веру рассказ о покойнике!.. Границы воздействия на психику мало изучены, но не настолько, чтобы заставить верить в чертовщину.

Водитель рассказал мне о вчерашней драке. Затем просветил в вопросе о своих сексуальных взаимоотношениях с мойщицей автобазы. Трижды вспоминал о каком-то Толике, способном выпить ведро пива. Вскоре перешел на анекдоты про тещу.

В Москве за баранку рефрижератора сел молчаливый сменщик, оказавшийся заядлым курильщиком. Казалось, дымящаяся сигарета намертво прилипла к его тонким губам.

– Если хочешь, полезай спать, – сказал он, когда я начал отгонять дым ладонью. – Включу вентилятор. – И он, щелкнув тумблером, отодвинул шторку за сиденьями.

Маленький кондиционер над головой излучал прохладу. Я задремал.

Однако скоро проснулся от чьего-то бесцеремонного прикосновения.

– Плечевую возьмем? – спросил водитель, продолжая сжимать мое колено. – Возьмем, говорю, плечевую?

– Бери, если надо, – отмахнулся я и закрыл глаза. Но вскоре опять проснулся.

– В сортир не хочешь? – спросил водитель. – Прогуляйся…

Терпеть до вокзального туалета нет смысла. Я вышел.

За обочиной росли молоденькие елки. Сломив веточку и очистив ее от хвои, начал грызть. Мало кто знает, что это лучшее средство для сохранения зубов от пародонтоза… Водитель надавил на клавишу.

– Турист! – орал он в паузах. – Турист… Мать твою!

После свежего воздуха в кабину лезть не хотелось.

– Спальное место занято… Садись рядом со мной и рассказывай смешные анекдоты, – приказал он. – Червонец сорвал, сука! И лица-то его не запомнил. Но ничего, ничего…

– Из Минска он, – послышался женский голос из-за шторки. – По-моему, с восемнадцатой автобазы.

– А ты молчи, дура!.. Я тебе еще устрою. Не могла сказать?!

– Откуда я знала, что меня продают за червонец? – Откуда взялась женщина? – поинтересовался я шепотом.

– Я ж тебе сказал, что плечевку взял!.. И заткнись.

Минуты две молчание в кабине нарушалось вздохами и неразборчивым бормотанием пассажирки, спрятавшейся за шторой.

Я не стал интересоваться происшедшей метаморфозой настроения водителя и историей появления всхлипывающей женщины, а устроился поудобнее и задремал. Но поспать так и не удалось: дорога изобиловала выбоинами, машину то и дело кидало из стороны в сторону, вдобавок водитель громко матерился.

Вскоре мы остановились.

– Уши тебе оборвать, соплюха, – сказал водитель. – Погуляй. Может, трахнет кто-нибудь по башке. И до Ленинграда своего не доберешься. – Он толкнул меня локтем. – Выпусти ее.

Мы стояли на проселочной дороге среди поля. Сильно пахло душицей. Она только начинала цвести, окаймляя дорогу пурпурными блестками.

Из кабины слышался сердитый голос водителя.

Если бы я не подхватил женщину на руки, грохнулась бы на укатанную машинами землю. Очутившись в моих руках, она перестала плакать. Вытерла рукавом теплой кофты лицо и глубоко вздохнула.

– Ты правда в Ленинграде живешь? – спросил я. Она кивнула.