Лис, который раскрашивал зори (сборник) - Нелл Уайт-Смит

Через пол часа после его смерти, кто-то из прохожих отжал ближайшую тревожную кнопку на доме, чтобы с улицы убрали труп.

Никто ничего не услышал.

Лис, который раскрашивал зори

Глава 1

Новый заказ для «Северного сияния»

Я велел Реку править к плавучему эллингу, а сам перекинулся лисом и устроился смотреть вверх. Следи я за тем, как опускается домой наш дирижабль, то увидел бы, что под нами растёт в размерах пасмурная осенняя гладь озера Дальнего. На его берегах стояла столица городского союза Изразцы, в которой мы жили, сколько себя помнили. Вот вырисовываются обжитые мелкими големами крыши домов, а между ними, над широкими улицами, черточки тут и там перекинутых мостов. Если бы мне было интересно, я следил бы за тем, как ближе и ближе становится к нам часовая башня, с её вечной струйкой белесого пара, которая тянется вверх, словно ниточка к небу.

Этот пейзаж за годы работы в воздухе основательно мне приелся, и глядеть я на него не хотел. Как ни любил я родной город, всякий раз, когда мы приплывали домой, мне казалось, что это своего рода разлука. От того я заимел привычку менять ипостась и, укрыв рыжим хвостом лапы, смотреть себе в облака. Если, конечно, Луна позволяла.

Будто угадав мои мысли, механическая плутовка показалась на глаза. Сейчас Луна нарастала. Ещё немного, и её белёсый металл станет отлично различим в нашем северном небе. Многие говорят, что мы, оборотни, ребята переменчивые − врут. Во всех механоидах заложена двойственность: у нас есть и механика, и органика. Одно питает ликра [1], а другое − кровь… так что оборотни не двойственней других. Даже наоборот − куда как привязчивей − если уж мы выбрали свою стезю, то это, скорее всего, навсегда. И я раскрашивал зори.

Небо, к слову, сейчас было спокойным, седым. Тлела закатная заря. Она была из тех, что не всякий сумеет различить − такой тихой и неяркой. Подобные ей я любил, к иным испытывал профессиональную неприязнь − до того непросто было с ними работать. Впрочем, с опытом я научился весьма сносно предугадывать завтрашнюю цветовую гамму и прикипел к ярким непокорным зорям некоторой профессиональной страстью. Ну… у каждого специалиста есть такой слегка извращённый интерес.

Дирижабль сбросил скорость, винты почти остановились. Мы мягко планировали вниз, стравливая газ. И я, и Рек были почти готовы сменить один вид жизни на другой, как меняют цилиндры в музыкальной шкатулке. Наше судно было уставшим, баллоны с реактивами − пустыми, а оставшиеся небольшом шахтерском поселении заказчики − вполне довольными.

Теперь приходила пора получить деньги за работу, заказать реактивы и плавучий газ, потоптать мостовые Изразцов. Я отметил себе в очередной раз, что собирался заиметь несколько книг и справочников, с помощью которых думал рассчитать одну штуку и о которых в прошлый свой визит в Изразцы благополучно забыл.

Сейчас я в основном корпел над тем, чтобы сделать самые дешевые и популярные услуги ещё доступней. Преуспей я в этом, работы станет, конечно, больше, но больше станет и отдачи. Я думаю − это обоснованно. Койвин (наш главный по административной части) весьма успешно и ежегодно обосновывал эту политику центральной части компании.

Это было не очень сложно, ведь наш район был промышленной окраиной мира. С высоты он представлялся мне точками обжитых рабочих посёлков и маленьких городков, которые ютились рядом с провалами выработок полезных ископаемых. Их было много, словно веснушек на девичьих щеках. Получив туда назначение однажды, оттуда уже почти никто не мог уехать. Там женились не по любви, рожали детей из необходимости, рано старели, а старики жили не слишком долго. Там почти не смотрели вверх.

Незримые купола межей защищали эти поселения от ядовитого ветра пустошей, который иногда забирал пригоршнями мелкую (заиндевелую зимами) каменную крошку и швырял её колким дождём в освещённые тёплым желтым светом окна. Эти окна отсюда, сверху, казались мне совсем крохотными. Межи останавливали этот ветер, превращая его − дикий, злобный, в робкое поветрие над тёмными от угольной пыли, крышами. Эти межи без разрешения Центра невозможно было пересечь, но моё назначение было − курсировать от одного города к другому, и мне казалось, что хоть по разу, я уже проплыл через всех них.

Итак, мы меняли цвет неба под заказ по цене, близкой к себестоимости. Мы − это «Первое общество раскрашивания зорь» (ПОРЗ, стало быть). Наш бизнес был сравнительно молодым − совсем недавно умер его основатель. Старик всего лет двести назад получил патент на способ визуального изменения цвета неба с помощью распыления в атмосфере особых газов и пропускания через них магнитных линий.

Сначала идея не нашла в обществе понимания: небо всех устраивало и таким, каким делал его каждый день Сотворитель. Но потом несколько крупных предприятий заказали на праздники основания цвет заката в своих корпоративных тонах, и популярность услуги начала расти − пришлось разработать более точечные предложения, рассчитанные на богатых горожан: надписи, имитацию магнитного сияния, а потом и вовсе грошовые виды небесных художеств. Бизнес начал расти, по миру стали открываться местные отделения вроде нашего. Затем городские советы прижали ПОРЗ, заставив платить пошлину за использование неба внутри межей.

Старик попытался выйти из положения, начав работать за межами, но дело не выгорело: силовые поля городских границ работали как отражатель наших магнитных линий, они же сдерживали газы от мгновенного распыления внешними ветрами. Поэтому на мзду пришлось соглашаться. Из-за этого некоторое время ПОРЗ балансировал на грани банкротства, но в итоге десять новых отделений, открытых и оснащённых накануне введения налога, спасли компанию от угрозы разорения. И дальше всё пошло как по маслу.

Наше отделение называется «Северное сияние», и в его ведении все поселения в радиусе тысячи километров вокруг Изразцов. Мы принимаем все заказы почти любой сложности (это скорее рекламный лозунг, основанный на том, что тех заказов, которые лично я выполнить не могу, в каталоге нет, но с другой стороны, у здешнего населения фантазия в основном так себе, поэтому мы не врём).

Меня зовут Кай. Моя команда − это Рек и Лёгкая.

Рек − молодой парень, он работает под моим началом, но я ему не мастер − считаю за компаньона.

А Лёгкая − наш дирижабль. Я её так назвал в честь совершенно отвратительного характера. Стариковская ворчливость, которая с годами укореняется во всём живом, у неё приобрела истинно едкие формы, лишь немногим превосходящие свойства серной кислоты. Механоидов Лёгкая делит на тех, кого она согласна была терпеть, и тех, кому лучше сразу прыгать за борт. Все мои попытки подойти к её восприятию аналитически (как и к восприятию каждой женщины), потерпели крах с торжественной и бескомпромиссной убедительностью.