Лис, который раскрашивал зори (сборник) - Нелл Уайт-Смит

− Дивен, − позвал я его в полусне, − Дивен! − он наклонился ко мне, с таким видом, что я понял, что уже до смерти ему надоел, но информация была сверхважной, и я прошептал ему на ухо страшным пророческим шепотом, − ничего не поручай Реку, когда мы на земле! − набрал воздуха в лёгкие и из последних сил выдавил из себя, − никогда!

Потом опять плохо помню.

Как я понял из более поздних объяснений Река, в ту ночь парень с готовностью, достойной лучшего применения, принял командование на себя. Первым делом он зачислил к нам в штат свою новую девушку по имени Вайранн (ей было пятнадцать), а вторым − Дивена. Каким образом господин Койвин добился для всего этого балагана назначения на пересечение межей по линии ПОРЗа − я не знаю. То есть я знаю технически − как.

Он купил Вайранн к нам на временное, а Дивена взял пассажиром − тот договорился со своим мастером на то, что привезёт несколько редких деталей из Угольной Спирали − они и правда ждали оттуда, как и из нескольких других городов, оказии. Но я не понимаю, как господин Койвин допустил, чтобы этот паноптикум вёл дирижабль, и как Лёгкая на это согласилась. А хотя и этому было объяснение − Лёгкая не желала терять заказ, а Койвин просто не был воздушных дел мастером. Он был начальником по линии администрации, то есть, иными словами − не имевшим о полётах никакого понятия − старым дураком.

Мне стало чуть получше где-то к утру, и я смог проверить куда и как мы летим. Поглядел также и то, как мы заполнились для задания. По итогам инспекции, я нашел, наверное, миллиард недочётов и выписал это всё Реку сотоварищи, но в целом парнишку оставалось только поблагодарить − он действительно поднял дирижабль в небо и повёл его работать. Дивену я тоже выдал благодарность за то, что не пустил детей одних, но в нашем деле он ничего не понимал, и Рек этим на всю катушку пользовался.

Это было не очень хорошо, но Рек был молодцом, у меня не было повода ему не доверять, ведь сам я начинал, когда был ещё моложе.

Сейчас мне было двадцать девять. Я пришел в бизнес четырнадцать лет назад. Меня ещё подростком купили из работного дома после трагической гибели прошлого судна и экипажа. «Северное сияние», всегда было не богатым, и меня старик Койвин выбрал по двум причинам: я очень любил небо и стоил гроши − Центр хотел за меня чуть больше компенсации расходов на моё содержание до пятнадцати лет, а в работных домах шестой ступени почти не содержат: я до сих пор помню, как Койвин накормил меня досыта − это было вообще первое чувство насыщения в моей жизни которое я помнил, и после него долго и сильно болел живот (Река я поэтому сразу досыта не кормил).

Центр предупредил Койвина, что я − оборотень, который на тот момент выбирал свою преимущественную ипостась, и если я вдруг решил бы остаться механическим зверем, который лишь в определённые фазы Луны сможет принимать облик механоида, то это − личное невезение Койвина, и Центр снимает с себя ответственность за это. Старик, на моё счастье, решил рискнуть.

Он взял меня, озлобленного на мир паренька и уже почти убеждённого лиса, с собой на аэросалон в Холодных Танцах, где собирался приобрести подержанный дирижабль. В целях экономии на железнодорожных билетах, я всю дорогу сидел в багажной сумке. Потом я выбрался, и увидел приготовленные к продаже воздушные суда.

Аэросалон в Холодных Танцах − это такая захудалая провинциальная ярмарка, где за сдельную плату сбывают раз в несколько лет полуживые дирижабли и планеры, но мне было всё равно − я увидел свой заветный билетик в небо, и схватился за него со всей силы, что у меня была, а парень я крепкий. Именно тогда с моей преимущественной ипостасью всё стало решено.

Продавец, с которым Койвин заключил сделку, был раньше лётчиком, весьма охотливым на советы. Он рассказал мне самые основные правила управления, и один раз даже показал на примере. У меня тогда страха не было, Койвин действительно думал, что управлять дирижаблем − просто. В общем, назад мы приплыли по воздуху − я правил сам, при этом буквально раздуваясь от чувства собственной важности и восторга.

По воле Сотворителя, тогда мы не разбились, хотя оглядываясь назад сегодня − я искренне не понимаю почему. Потом у меня было много тренировок, много ремонтов. Я так боялся упустить свой шанс, что дешевый (как и всё, приобретаемое «Северным сиянием») плавучий эллинг стал моим, вторым после дирижабля, домом. Другого жилья на земле я не снял до сих пор.

Первый заказ поступил через два месяца из Изразцов. Я справился, и понеслось: заказы, профилактика, тренировки, ремонты, заказы, тренировки, заказы, заказы…

Когда я свалился с температурой, то даже не понял сперва, что это − перестройка по преимущественной ипостаси − настолько давно я не оборачивался лисом. И вот по прошествии лет, я остался в основном − парнем с двумя руками, двумя ногами и головой − ни единого хвоста в комплекте, как правило, не имеется. Хотя нужно признать, что свою Луну я до сих пор использую по полной − небо кажется мне совсем иным, когда я лис. Оно одновременно − и дальше и ближе.

К сожалению, тот, мой самый первый дирижабль, которого звали Бросок, умер через четыре года службы. Койвин, конечно, бранил меня за это, хотя даже он понимал, что четыре года работы для этого дремучего старика − был чрезвычайно долгий срок.

Потом я купил Лёгкую. Итак, она была со мной последние десять лет.

А Река мы приобрели всего три года назад. Парень был ещё дешевле, чем я. По непроверенным данным, Койвину за то, что он согласился трудоустроить это ходячее недоразумение, лично доплатил мастер работного дома. Хоть Рек и не тянул на учёного мужа, умственные способности и прилежность паренька не позволяли его выгнать ниже седьмой ступени и вовсе пустить на мор в угольных разработках, но все считали, что для реального дела он не пригоден: Рек, по мнению наставников, был очень невнимательным и невезучим.

Слава у него была до того дурной, что Койвин сомневался перед покупкой, но я побеседовал с парнем и велел его брать: у него в душе было небо. Для меня Рек − совершенно нормальный смуглый четырнадцатилетний высокий и тощий подросток, с механическим плечевым поясом и большой тягой к противоположному полу. Я позволяю ему править Лёгкой даже в сильный ветер, одним словом − доверяю свою жизнь и здоровье дирижабля. Так что я не в первый и не в последний раз доверял ему сейчас, позволяя себе валяться в полубессознательном состоянии.

Но это всё − в небе. К сожалению, земля − совсем другое дело.

Впрочем, сейчас мы были именно в небе. Ветер для нас был, на счастье, попутным. Тут нужно сказать, что Лёгкая, кем бы она не работала до меня, скорее всего была наблюдательным дирижаблем, задача которого была − зависнуть где-нибудь в безветренном месте и ждать, ждать, ждать… Она была тихоходом, и от того, «Северное сияние» сильно зависело от погоды.