Дурная слава (СИ) - Евсеева Мария

Мысленно выругавшись, я уже собираюсь соскочить с мотоцикла, чтобы разобраться с этим беспорядком, как в одном из клоунов узнаю своего бывшего одноклассника, Артурчика. Поэтому сменив гнев на улыбку, откидываю визор:

— А ну-ка убрали свою помойку, сосы малолетние!

— Че? — вскидывается Артур.

— Че слышал, Шарик!

И пока он недоуменно прет на меня, а его дружки бессмысленно таращатся по сторонам, я снимаю шлем и вешаю его на руль.

Минута тишины сменяется восторженным воплем:

— Ааа! — рвет глотку он. — Тони! Антоха! Какими судьбами? — накидывается на меня, как полоумный. Потом пристраивается на сидение сзади, толкаясь, выпихивает меня с мотоцикла, хватается за руль и, выпятив нижнюю губу, делает «газульку». Прид-дурок!

Я ржу:

— Триста лет прошло, а ничего не изменилось!

— Да ладно, триста! — лыбится он, уступая место. — Хочешь сказать, тебя жизнь потрепала? Ты че тут делаешь-то вообще?

— Да ничего, — ухмыляюсь я, — катаюсь.

Уж кому-кому, а рассказывать Артурчику о Ковбое я не намерен. Этому извращюге только дай наводку.

— А че раньше не заруливал?

Я пожимаю плечами:

— Не мог.

— Дела были? — как конченный наркоман смеется он.

Это смех у него такой дебильный, с которым Артурчик уже родился.

— Вроде того, — отмахиваюсь я.

— Слышь, погоди! Тюнс по весне говорил, что ты в армии. Так че, выходит, что…

— Выходит, — усмехаюсь я.

И получаю тычок в плечо:

— Вот это ты тогда удачно попал! Прямо на шашлычки! Давай, загоняй свой байк во двор, — приглашает он меня. И я, лишь на секунду замешкавшись, медленно трогаюсь с места. — Это серьезный повод…

— У вас что повод, что не повод! — встревает в разговор какая-то тетка, такая же недовольная, как и та, что пару часов назад беспочвенно беспокоилась о своем газоне. Она стоит, подбоченившись, у соседской калитки и ненавистно морщит нос: — Теперь еще и это слушать будем!

Артурчик отворачивается и по-бабски закатывает глаза, вводя меня в курс дела — всем своим видом изображая их давнюю контрреволюцию.

— Да ладно, теть Люб! — натужено расстилается он.

А я решаю слегка усугубить ситуацию:

— Вы о чем? — выкрикнув, спрашиваю ее. — Об этом? — И демонстративно дергаю ручку газа, заставляя двигатель надрывно рычать.

Тетка обрушивает на меня трехэтажную брань, о которой я могу только догадываться, а когда ее обветренные губы наконец-то смыкаются, подталкиваю повторить всю ту тираду на бис:

— Простите, я не расслышал, что? Что вы сказали? — и, торжествующе улыбаясь, не даю ей вставить и слово. Газую на месте и с ревом вкатываюсь в Артурчиков двор.

*Визор — защитное стекло на шлеме.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍4. Женя

Я люблю ранее утро за его приветливую тишину: только щебет птиц, шум ветра, разгулявшегося по макушкам деревьев, редкое блеяние животных, отдаленные звуки еще не до конца проснувшейся трассы. После вчерашней шумной ночки такое умиротворение — то, что доктор прописал.

Обнявшись с булкой свежеиспеченного пшеничного хлеба и со стаканом теплого молока, я сижу на порожках террасы, водрузив на колени ноутбук, и строчу Юльке сообщение ВКонтакте. Коз я уже напоила и вывела на пастбище, и теперь у меня есть минутка свободного времени, чтобы позавтракать, а заодно решить вопрос о способе возвращения моего телефона. Сегодня суббота, и мы, по идее, должны будем снова пересечься в маршрутке, а дальше по традиции отправиться на танцпол, но, вспоминая ночную потасовку, что-то как-то не хочется. Я уже устала прокручивать в голове сложившуюся ситуацию, пытаясь понять, что я такого сделала и за какую такую непростительную подлость на меня накинулась эта Аня. Но что бы там ни было, как мне кажется, сперва ей стоило бы разобраться со своим парнем: какого черта он танцует с кем-то еще, если где-то поблизости находится его девушка?!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но если смотреть правде в глаза, я не удивлена. Я уже давно догадывалась, что особи мужского пола делятся только на два вида: тех, кто втайне мечтает стать доминирующим самцом и осеменить добрую половину человечества, и тех, кто уже встал на этот «праведный» путь. К первой категории, вероятно, должен будет примкнуть парень Ани — эдакий тихий кобель, сам себе на уме. А во вторую уж точно войдут такие, как наши соседи.

Вообще-то сосед-то у нас всего лишь один — типичный придурок с завышенным самомнением, но иногда складывается ощущение, что за забором не меньше десятка подобных, различающихся только ростом, телосложением и лицом, но все с той же неизменной мерзкой начинкой.

И вот все эти представители обоих видов для достижения той самой единственной цели придумывают всякие способы и разрабатывают кучу приемов, один из которых — тошнотворные понты! Они распушают свои павлиньи хвосты, посвящают стихи, воют под луной, напускают туман, вешают спагетти на уши, предварительно сдобрив их сладковатым соусом «Тан-ку-янь», в котором буква «к» лишь прикрытие другой, разоблачающей истинное название, буквы. В общем, думают не головой, а причинным местом, стремясь как можно скорее пристроить его в тепло. И нет никаких исключений! Есть лишь благоприятные периоды, когда самка от подобных телодвижений впадает в блаженное отупение.

— Эй, Джон! — на соседском балконе показывается ненавистная мне рожа, и я еле сдерживаюсь, чтобы не запульнуть в нее чем-нибудь. Надо же было спроектировать дом именно так! — Че делаешь? — невинно спрашивает сосед, но я-то знаю, что ничего хорошего ждать от него не стоит. И точно! — Угости молочком! — орет он. — Дай титю пососать!

— У дружков своих пососи!

С грохотом захлопнув ноутбук, я вскакиваю с порожков и забегаю в дом. Иначе… иначе я за себя не ручаюсь!

Вот ведь дебил! И не надоело?

Оказавшись в прихожей, я немного успокаиваюсь. Из кухни до меня долетает кислый, но такой божественный запах хлебной закваски, что я окончательно прихожу в себя. Мне хочется помочь маме здесь, но я помню, что за козами необходимо присматривать. Мы не привязываем их, как это обычно делают остальные — наши животные находятся на свободном выпасе. И хотя они никуда не денутся из-за изгороди, присмотр все-таки необходим.

Я отношу ноутбук в свою комнату, прихватываю недочитанную книгу и возвращаюсь во двор. Мимо забора я пролетаю стрелой, стараясь не обращать внимания на соседский балкон и тех, кто там сейчас находится, а оказавшись на пастбище, ухожу в другой его конец, подальше от участка соседей, и устраиваюсь в тени старой яблони. Молодая козочка Майка, завидев меня, сразу бредет обниматься. Она такая ласковая!

Время пролетает незаметно, и ближе к обеду вся эта шайка-лейка окончательно просыпается — они выходят на соседнее поле, чтобы погонять мяч. Точнее, чтобы вновь достать меня, где бы я ни находилась.

— Эй, Джон! — надрывается один из них, выкрикивая издалека. — А ты сено заготовила?

И все они срываются на дружный гогот:

— Зима близко!!!

А потом эти придурки прыгают на что-то, и это что-то вылетает из-под чьих-то ног, взмывает ввысь и, взрываясь, вспыхивает пламенем.

— Дракарис!!! — орут они.

Недоумки!

Но я стараюсь не реагировать на их глупые выпады. Я встаю, ласкаю Майку и перегоняю коз к лежбищу. Наевшись, они должны немного отдохнуть и пережевать свою жвачку, а я тем временем смогу сходить в дом и пообедать. Заодно проверить: ответила ли мне Юлька.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

К обеду приезжает и папа. Обычно он занимается развозом продуктов до самого ужина, но сегодня он разделывается с запланированным пораньше, потому что несколько наших клиентов изъявили желание приезжать за сыром и молоком сами по мере надобности, а не ждать разовую недельную доставку по графику.

— Какие делишки? — весело спрашивает он, пока намыливает руки.