Дурная слава (СИ) - Евсеева Мария

Нет! Я это так просто не оставлю!

Как ужаленный я срываюсь с места, оглушив характерным свистом парочку, обжимающуюся под фонарем, и, стремительно набрав скорость, на ближайшем повороте догоняю машину такси.

Я сажусь ей на хвост. Благодаря свету встречных фар, я вижу ее тень на заднем стекле. Я ощущаю ее суету. Я обжигаюсь ее горячим пламенем. И понимаю, что она сама хотела этого — чтобы я ее проводил.

Вот только водитель, заметив хвост, напрягается и желает уйти от меня во чтобы то ни стало. Сначала он просто ускоряется, срезает путь дворами, совершает маневр за маневром, но потом, выехав на опустевшую трассу, когда мой мотоцикл, кренясь, настигает его тачку сбоку, понимает, что зря старается. От нее ко мне тянется невидимая нить, которую не оборвать.

— Ты дебил? — высунувшись в окно, орет мне мужик.

Но мне плевать на его выпады. Я сигналю ей, и знаю, что втайне она довольна нашей совместной ночной прогулкой. Мне нравится ее игра, но я все еще не получил свой приз.

Незадолго до поворота к Озеркам машина такси сбавляет скорость, и мне приходится сделать то же самое, чтобы продолжать быть рядом с ней. Я снова пристраиваюсь сзади и довольствуюсь затемненным силуэтом на стекле. Но как только я собираюсь проследовать за ним вправо, на дороге как из-под земли вырисовывается наряд ДПС. И меня останавливают. Меня, не такси!

Проклятье!

Я резко даю по тормозам — проблемы мне ни к чему, — достаю из внутреннего кармана куртки документы — с ними все в порядке, — протягиваю их и даже снимаю шлем, чтобы инспектор мог взглянуть на мою физиономию. Мне важно как можно скорее продолжить путь. Если потребуется, сейчас я перед ним даже лезгинку станцую.

После непродолжительного диалога меня отпускают. Я подозреваю, что этот водятел из «Мицубиси» наделал в штаны и подсуетился насчет моей остановки, сообщив кому надо по рации, но мне не хочется даже и думать о нем. Меня волнует другое — я потерял километры времени, я потерял ее. Снова.

Я заворачиваю в Озерки и, оказавшись скрытым от патруля лесополосой, наваливаю газу, пытаясь нагнать расстояние, которое разделяет нас. Я злюсь. Честное слово, злюсь! Но не на рыжую бестию, а на себя. В который раз я ищу ее, ищу везде, проезжаю по каждой улице, свечу вдаль фарой, будоража спящий поселок. Ищу, но не нахожу. И в начале третьего, вконец потеряв надежду, подъезжаю к дому Артурчика.

За забором бахают басы, эхом расползаются по всей округе. Слышен гогот, девичий смех, всплески воды, пахнет чем-то паленым, и я вкатываюсь во двор, заглушая все это ревом уставшего мотоцикла.

— Тони! — кричит кто-то издалека, но я не реагирую на чужие голоса до тех пор, пока стойка не хуже складного ножа не втыкается в податливую почву газона. Я не спеша вешаю шлем и куртку на руль, нехотя сползаю с сидения и только тогда иду к ним, разгоряченным, но не столько алкоголем, сколько бесшабашным времяпрепровождением.

Кто-то протягивает мне пиво, я машинально делаю глоток и отдаю бутылку обратно. Я уже вижу надувной матрас, предназначенный не для плавания, а для сна, распластанный по водной глади — это для него Артур искал насос, — и, игнорируя бестолковые расспросы о том, где был, вытаскиваю его из бассейна и падаю на сухую поверхность, раскинув конечности.

— Оу, кто-то устал, — подсаживается ко мне блондинка со смутно знакомым лицом. Кажется, зовут ее Лена. Или не Лена. — Может, нужен массаж? — спрашивает она, участливо заглядывая в глаза.

— Только если ты на этом специализируешься, — хмыкаю я. Переворачиваюсь на живот и, едва ее теплые руки касаются моих плеч и спины, мгновенно отрубаюсь.

Просыпаюсь я оттого, что рядом кто-то тихонечко ржет. Почти хрюкает. Я открываю один глаз — в окно брезжит рассвет. Я прекрасно помню, как я, замерзнув на улице, перебрался на веранду и устроился на диване, но вот какой заботливый тип укрыл меня пледом — загадка.

Я вылезаю из своего теплого гнезда, сажусь на край постели и сонными глазами стараюсь разглядеть, кому с утра пораньше так весело. Всю ночь проржали, и им мало?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Через проход от меня, на кушетке, поджав под себя ноги и спрятав тощие руки между колен, посапывает Тим. С уголка его губ тянется тонкая нитка слюны, оставляя на мягкой светлой обивке серое разрастающееся пятно.

Я морщусь. И переключаю внимание на другого.

На карачках возле кушетки сидит сам Артур и, как пятиклассник в лагере, ловко орудует ватной палочкой — рисует на теле спящего татуировки зеленкой. Крест, купола, какую-то хрень, не похожую ни на что, и добавляет к своему произведению искусства торжественную подпись из трех букв, поясняющую картинку на лбу Тима.

Я ухмыляюсь:

— Капец! Тебе заняться нечем?

Артурчик снова хрюкает и мотает головой, не собираясь отвечать мне что-то более конкретное. А я и не жду — то был риторический вопрос. Я озираюсь по сторонам в поисках своей футболки — сейчас ее местонахождение волнует меня больше всего. Вроде лето, помещение, а холодно. Я передергиваю плечами, встаю и, обнаружив пропажу на крючке для верхней одежды, выворачиваю, быстренько надеваю ее на себя и отправляюсь на поиски кофе.

Через несколько минут в кухню является и сам Артур.

— Чего-то ты какой-то невеселый, Тони, — бодро хмыкает он и подсыпает в мою кружку еще одну ложку кофе. — Подзарядись! Ты вчера откуда такой вымотанный вернулся?

— С работы. Откуда ж еще?

— В три часа ночи? — взвизгивает он, прыская со смеху. — С шиномонтажки? Летом? Че вы там делали? В шахматы играли?

Я улыбаюсь, понимая его подковырку. В такое время года работа в шиномонтажной мастерской обычно стоит.

— Да так… — я шумно отхлебываю горячий кофе, — наведался в гости один УАЗик. Да ещё и на родных покрышках, — вкратце объясняю я.

Если Артурчик не дурак, то должен понять, что подобный гость не только большая головная боль, но к концу дня еще и мышечная.

— Припахал тебя Вадик, — снова ржет он.

Вот только сейчас его юмора я не понимаю. Я брату очень даже благодарен за все то, что он для меня делает. Но пререкаться с Артурчиком и объяснять ему что-либо даже не собираюсь.

— А ты не работаешь? — спрашиваю я его, заранее предчувствуя ответ.

— Я? — морщится он. — Нет! Вот доучусь, а там подумаю…

Я пожимаю плечами: хорошо ему рассуждать, когда предки все на себя взвалили. Допиваю пустой кофе и, осознавая, что окончательно проснулся, чувствую, как живот от голода скручивает.

— Слышь, Артур, а есть че поесть? — отставляя кружку, посматриваю в сторону холодильника.

— Ща Ленку разбужу, — подрывается он.

— Да не, не надо. Я сейчас сам что-нибудь соображу. Если можно.

— Если и мне сообразишь, то нужно!

Я по-свойски заглядываю в первую камеру.

— Яичница с сардельками подойдет?

— Давай! — довольно улыбается он и разваливается на стуле в углу.

А я смотрю на его свежую физиономию и вслух удивляюсь:

— А ты вообще не спишь, что ли?

— Я? — в своей коронной манере ржет он. — Я в будние дни отсыпаюсь.

А, ну да.

Через полчаса сытые и в меру довольные мы отправляемся в холл, чтобы порубиться в приставку. Несколько эпизодов «Планеты обезьян», и к нам подтягиваются полусонные тела с мятыми лицами, которые сначала тупо следят за ходом событий, а потом, после очередного кровавого месива, садятся чуть ли на головы.

— Не надо было туда ходить! — как полоумный орет мне на ухо Гарик. — Дай! Я буду за Джесс! Я уничтожу этот обезьянник!

Но когда мы к полудню возвращаемся на третий трехчасовой круг, чтобы переиграть только одну лишь финальную сцену, всех собравшихся вокруг PS4 игра начинает жутко раздражать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Гарик! Отвали уже, а? Сколько можно?

— Оборвите нафиг все провода! Или лучше руки Гарику!

— А это что такое? — спрашивает кто-то, пытаясь перекричать всеобщий гвалт возмущения, и указывает на огромный пакет в углу комнаты.