Над «пугачевскими» страницами Пушкина - Реджинальд Васильевич Овчинников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре после полудня на Усиху примчался верховой казак Степан Кожевников и поднял тревогу вестью о том, что из Яицкого городка выступила розыскная команда, которой велено найти и схватить «государя» и его сторонников. Пугачев тотчас скомандовал: «Казаки на кони!» и, оставив лагерь, бросился со своим отрядом на восток к Яику (так до 1775 г. называлась р. Урал), к хутору братьев Толкачевых. В пути, обратившись к Зарубину и Почиталину, Пугачев сказал: «Што едем мы к Толкачевым собирать народ? Ну, как народ сойдетца, а у нас письменнова ничего нету, штоб могли народу объявить», — и распорядился: «Ну-ка, Почиталин, напиши хорошенечко!»{14}. Тут же, прямо в степи, отряд стал на привал, а Почиталин, пристроившись на земле, приступил к составлению указа. Никакого предварительного собственного замысла к сочинению такого документа он, конечно, не имел. Ни в чем не мудрствуя, он лишь старательно и — в меру своего умения — связно изложил те идеи, которыми жили мятежные казаки в дни подготовки восстания.
Почиталину хорошо были известны предания о льготах, предоставленных Яицкому казачьему войску прежними царями за службу, в частности предание о грамоте царя Михаила Федоровича, который пожаловал казаков «рекою Яиком с вершины и до устья, и впадающими в нее реками и протоками, рыбными ловлями и звериною ловлею, а равно и солью безпошлинно, а также крестом и бородою»{15}. Присутствуя в доме своего отца на беседах казаков-заговорщиков, Иван Почиталин слышал их суждения относительно того, что все они готовы верно служить новоявленному «Петру Третьему», если он восстановит старинные казачьи вольности и привилегии: «Мы до последней капли крови верныя слуги и охотно его принимаем в свое Яицкое войско, лишь только бы он нас не покинул; а мы рады ему, великому государю, служить»{16}. Эти и другие известные ему положения и внес Почиталин в текст указа. Содержание его определялось, несомненно, и напутствием Пугачева, сказанным Почиталину. Указ «велел я написать в такой силе, — вспоминал при допросе Пугачев, — что государь Петр Третий принял царство и жалует реками, морями, лесами, крестов и бородою, — ибо сие для яицких казаков было надобно». Написав указ, Почиталин прочел его, и он «пондравился больно» как Пугачеву, так и казакам, и «все хвалили и говорили, што Почиталин гораст больно писать»{17}.
К полуночи отряд Пугачева добрался до хутора Толкачевых, и туда вскоре собралось до сорока казаков с соседних хуторов и зимовий. Обратившись к ним, Пугачев сказал: «Слушайте, детушки, што будет читать Почиталин, и будьте мне верны и усердны, а я вас буду жаловать». После того как Почиталин прочитал указ, Пугачев спросил казаков: «Хорошо ль? И вы слышали ль?» Все единогласно закричали: «Хорошо, и мы слышали, и служить тебе готовы!» Пугачев вспоминал позднее, что при чтении указа «все люди были тогда в великом молчании и слушали, как он приметить мог, весьма прилежно»{18}.
Пушкин с первого взгляда верно понял и оценил силу воздействия пугачевского воззвания на яицких казаков. Внимание к указу 16 сентября — один из примеров глубокого интереса Пушкина к документам повстанческого происхождения и к следственным показаниям пугачевцев — колоритным памятникам, запечатлевшим поэзию народного языка и идейные побуждения восставших. Интересно совпадение оценок указа 17 сентября у Пугачева (ему указ «пондравился больно») и у Пушкина (он определил этот указ как «удивительный образец народного красноречия»).
Обнародование указа в форпостах и казачьих селениях по Яику дало возможность Пугачеву в течение двух дней 17–18 сентября собрать под свои знамена до 300 казаков, с которыми он смело пошел на приступ к Яицкому городку. К выступившей оттуда против пугачевцев воинской команде Пугачев послал со своим указом казака Петра Быкова. Подъехав к авангарду команды, Быков передал указ казачьему старшине Ивану Акутину со словами: «Вот-де вам указ от государя, прочтите всему миру»{19}. Но Акутин ответил: «У нас есть государыня, которой мы служим; а государь Петр Третий скончался, и на свете ево нет», — и, несмотря на требования казаков, не стал читать указ, а передал его капитану Крылову{20}. Стоявший поблизости Яков Почиталин запомнил, что Крылов, прочитавши указ про себя и пряча его в карман, крикнул казакам: «Пропали вы, войско Яицкое!»{21}.
Установлена и последующая судьба первого пугачевского указа. Комендант Яицкого городка И. Д. Симонов отправил указ в Оренбург губернатору И. А. Рейнсдорпу, а тот переслал его 7 октября 1773 г. в Петербург{22}, где он со времен Екатерины II находился в полном забвении наряду со всеми делами о «внутреннем возмущении, происшедшим от донского казака Емельки Пугачева», преданными «вечному забвению и глубокому молчанию»{23}. Шестьдесят лет спустя, просматривая архивные бумаги Секретной экспедиции Военной коллегии, Пушкин обнаружил этот уникальный документ первых дней Крестьянской войны, вышедший из ставки Пугачева, упомянул о нем в своей книге, а в «Замечаниях о бунте» по достоинству оценил его выдающееся значение в зарождении повстанческого движения.
В продолжение шести с половиной месяцев, с первых дней восстания до битвы у Сакмарского городка (1.IV. 1774), Иван Почиталин был секретарем при Пугачеве, исполнял он эту должность и после того, как был назначен думным дьяком в Государственную военную коллегию восставших, учрежденную в ноябре 1773 г. в Бердской слободе под Оренбургом. Перу Почиталина принадлежат первое воззвание Пугачева и 11 последующих его именных указов и манифестов{24}, он участвовал в составлении и подписал до полутора десятков распоряжений Военной коллегии{25}. И речь здесь идет лишь о сохранившихся текстах посланий Пугачева и указов его Военной коллегии{26}; а Почиталин, как известно по свидетельствам источников, участвовал в составлении многих других документов повстанческого центра, которые не
