Над «пугачевскими» страницами Пушкина - Реджинальд Васильевич Овчинников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маловыразительный, канцелярски тяжелый язык этого послания подтверждает наблюдение Пушкина, приведенное в «Замечаниях о бунте», что «объявления, или публикации, Рейнсдорпа» не оказывали заметного воздействия на простой народ, ибо они «были писаны столь же вяло, как и правильно, длинными обиняками, с глаголами на конце периодов» (IX, 371). Увещевание Рейнсдорпа было замечено Пушкиным.
Минуло более двух недель с момента отправки письма-увещевания Рейнсдорпа в лагерь восставших и наконец 23 февраля 1774 г. (на другой день по возвращении Пугачева из Яицкого городка в Бердскую слободу) пугачевцы подбросили к стенам Оренбурга ответное послание Рейнсдорпу. В тот день, как вспоминал Рычков, близко к городу подъехали конные пугачевцы и, остановившись, «повесили на палке мешочек с письмами», среди которых и оказалось письмо, полное «выражений, с угрозами губернатору, ежели город в их руки не будет отдан» (IX, 311–312).
Оскорбительным для Рейнсдорпа было не только содержание пугачевского послания, но и то, что оно было написано на незаполненной половине листа письма-увещевания Рейнсдорпа. В таком виде оба документа были подброшены к стенам Оренбурга. Что же касается содержания письма повстанцев, то, как заметил Пушкин, «секретари Пугачева не остались в долгу» (IX, 104) и достойно ответили Рейнсдорпу. В журнале Оренбургской губернской канцелярии записано, что пугачевцы «не только на то увещевание не склонились, но с большим ругательством оное возвратили»{94}. Пугачевское послание Рейнсдорпу Пушкин воспроизвел полностью (IX, 104).
«Оренбургскому губернатору, сатанину внуку, дьявольскому сыну.
Прескверное ваше увещание здесь получено, за что вас, яко всесквернаго общему покою ненавистника, благодарим. Да и сколько ты себя, по действу сатанину, не ухищрял, однако власть божию не перемудришь. Ведай, мошенник, известно, да и по всему тебе, бестии, знать должно, сколь ты не опробовал своево всесквернаго щастия, однако сщастия ваше служит единому твоему отцу, — сатане. Разумей, бестия, хотя ты, по действу сатанину, во многих местах капканы и раставил, однако ваши труды остаются вотще. А на тебя здеся, хотя варовенных не станет петель[24], а мы у мордвина, хоть гривну дадим, мочальник[25] [возьмем] да на тебя веревку свить можем. Не сумневайся ты, мошенник, из б….. зделан.
Наш всемилостивейший монарх, аки орел поднебесной, во всех армиях на один день бывает, а с нами всегда присутствует. Да и б мы вам советываем, оставя свое зловредие, притти к нашему чадолюбивому отцу и всемилостивейшему монарху. Егда придешь в покорение, сколь бы твоих озлоблений не было, но только во всех извинениях всемилостивейший прощает, да и сверх того, вас прежнего достоинства не лишит. А здесь небезызвестно, что вы и мертвечину в честь кушаете.
И тако, объявя вам сие, да и пребудем, по склонности вашей, ко услугам готовы.
Февраля 23 дня 1774 году»{95}.
Надо полагать, Рейнсдорп был взбешен и, ища сочувствия, отправил оригинал пугачевского послания{96} в Военную коллегию, а копию с него — в Сенат{97}, не подумав о том, что скорее действия самого губернатора, описанные в этом документе, достойны осуждения и осмеяния. Уж, во всяком случае, Пушкин-то по достоинству оценил едкое остроумие и красочность послания пугачевцев и широко обнародовал его. К оценке этого уникального документа вполне приложимо определение «удивительный образец народного красноречия», определение, данное Пушкиным первому воззванию Пугачева от 17 сентября 1773 г. к яицким казакам (IX, 371).
Кто был автором пугачевского послания Рейнсдорпу от 23 февраля 1774 г.? Пушкин дважды указал на оренбургского казачьего сотника Тимофея Ивановича Падурова — полковника пугачевского войска. В четвертой главе «Истории Пугачева» Пушкин писал: «Падуров, в одном из своих писем, язвительно упрекал губернатора его неудачной выдумкой, предрекая ему гибель и насмешливо советуя покориться самозванцу» (IX, 36), а в примечании к этому месту предварил публикацию пугачевского послания Рейнсдорпу словами: «Помещаем здесь письмо Падурова, как образец канцелярского его слога» (IX, 104). Свидетельство об авторстве Падурова Пушкин нашел в рукописи биографической статьи Д. Н. Бантыша-Каменского, где сообщалось, что Падуров «писал от самозванца грозные воззвания к оренбургскому губернатору господину Рейнсдорпу»{98}. Теперь установлено, что воззвания — именные указы Пугачева Рейнсдорпу — составлялись пугачевскими секретарями Почиталиным и Горшковым (и однажды подпоручиком Шванвичем); Что же касается послания к Рейнсдорпу от 23 февраля, то почерковедческой экспертизой (сопоставлением графики этого документа с автографами писем Падурова{99}) установлено, что оно не принадлежит руке Падурова.
Вопрос об авторстве послания пытались выяснить следователи Оренбургской секретной комиссии. На заседании 8 мая 1774 г., где, кстати Говоря, присутствовал и Рейнсдорп, следователи, допрашивая Ивана Почиталина, спросили его, кто писал письмо к оренбургскому губернатору. Почиталин ответил, что писал его секретарь Военной коллегии Максим Горшков{100}. На повторный вопрос следователей и Рейнсдорпа, уяснив, что речь идет о послании от 23 февраля, Почиталин сказал, что документ этот писали «бывшия в Военной коллегии повытчиками Супонев{101} и Пастаханов{102}, а не Горшков, на которого выше сего в допросе показывал я ошибкою»{103}.
Следует заметить, однако, что рукописная графика пугачевского послания от 23 февраля 1774 г. не имеет сходства с известными почерками И. Пустаханова и С. Супонина. Это не означает того, что они не участвовали в составлении послания. Надо полагать, что этот документ был создан в результате коллективного творчества Пустаханова, Супонина и других лиц повстанческой Военной коллегии (не исключается также соавторство Горшкова и Падурова). Предварительные наброски и заметки были, видимо, сведены в единый документ, который был отослан Рейнсдорпу{104}.
Остается ответить на еще один вопрос: как удалось Пушкину, несмотря на цензуру, опубликовать в своей книге пугачевское послание к Рейнсдорпу — замечательный памятник народной сатирической публицистики? Пушкин представил Николаю I рукопись основного текста книги (главы I–VIII). Она была просмотрена и отцензурована царем в течение декабря 1833 — начала марта 1834 г. Что же касается рукописи примечаний к этим главам, где было помещено пугачевское послание Рейнсдорпу, то они к Николаю I не посылались, над примечаниями Пушкин продолжал работать до конца июля 1834 г., когда уже шло печатание книги{105}. 26 июля он писал жене: «Держу корректуру двух томов вдруг, пишу примечания» (XV, 182). Избегнув благодаря сложившейся ситуации цензурного контроля и —
