Над «пугачевскими» страницами Пушкина - Реджинальд Васильевич Овчинников

архива (ЦГВИА), Центрального государственного архива Башкирской АССР (ЦГА Б АССР) и Государственного архива Оренбургской области (ГАОО), а также в Отделе рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина. Новые архивные источники содержат сведения, которые дополняют, а порой и уточняют сообщения Пушкина о деятелях и событиях Пугачевского движения.

Нашли в книге отражение и впечатления от поездок по памятным местам Крестьянской войны: в Оренбург, Бердскую слободу, бывшие приуральские крепости Татищеву, Нижне-Озерную, Рассыпную, в Уральск, где осенью 1833 г. побывал Цушкин. Спутником автора в большинстве этих поездок был замечательный знаток археологии и истории Южного Урала научный сотрудник Оренбургского краеведческого музея Сергей Александрович Попов, которому выражается глубокая благодарность за увлекательные рассказы о памятниках пугачевского времени и об оренбургских собеседниках Пушкина, а особенно за указания на документы Оренбургского архива по теме книги. С большой признательностью вспоминает автор доцента Уральского педагогического института Александра Иосифовича Белого, ознакомившего с историческими реалиями Пугачевского восстания в Уральске и его округе, в бывших казачьих крепостях и форпостах. Благодарен автор и Инге Михайловне Гвоздиковой, научному сотруднику Башкирского филиала Академии наук СССР, сообщившей данные о документах по истории уральского казачества, хранящихся в Центральном государственном архиве Башкирской АССР в Уфе (ЦГА БАССР),

Глава 1

«В ГРУБЫХ,

НО СИЛЬНЫХ ВЫРАЖЕНИЯХ…»

Слова, вынесенные в заглавие, взяты из того места главы «Пугачевщина» повести «Капитанская дочка», где Пушкин рассказывает о пугачевском указе, который был отобран у башкира-повстанца, схваченного у стен Белогорской крепости. Комендант крепости, капитан Иван Кузьмич Миронов, созвав офицеров, прочел «воззвание Пугачева, писанное каким-нибудь полуграмотным казаком. Разбойник объявлял о своем намерении немедленно идти на нашу крепость; приглашал казаков и солдат в свою шайку, а командиров увещевал не сопротивляться, угрожая казнию в противном случае. Воззвание написано было в грубых, но сильных выражениях и должно было произвести опасное впечатление на умы простых людей» (VIII, 317).

Передавая содержание пугачевского послания в Белогорскую крепость, Пушкин опирался на подлинные тексты указов предводителя восстания, обнаруженные поэтом среди документов Секретной экспедиции Военной коллегии, которые были получены им в феврале 1833 г. из архива Военного министерства. С большинства указов Пушкин снял копии, сохранившиеся в его «архивных» тетрадях{1}. При сопоставлении текстов устанавливается, что сконструированное Пушкиным пугачевское воззвание в Белогорскую крепость имеет некоторое сходство с первыми указами Пугачева, направленными 19 сентября 1773 г. к гарнизону Яицкого городка (так именовался при Пугачеве будущий Уральск) и 20 сентября к атаману, старшинам и казакам Илецкого городка (IX, 684–685, 681). Но все-таки ближе всего «белогорское» воззвание по содержанию и стилю к именному указу Пугачева, посланному 5 ноября 1773 г. в Оренбург, где самозванный «император Петр III», обращаясь к губернатору И. А. Рейнсдорпу, чиновникам губернской канцелярии и «всякого звания людям», призывал их: «Выдите вы из града вон, вынесите знамена и оружие, приклоните знамена и оружие пред великим государем — и за то великий государь не прогневался, что вы учинили великую пальбу, и в этом великий государь прощает чиновных и солдат и казаков и всякого звания людей, а когда вы не выдите из града вон, да учините вы великую противность, то не будет вам от великого государя прощения; и власти великого создателя нашего избегнуть не можете. Никто вас от нашея сильныя руки защитить не может» (IХ, 686){2}. Следует упомянуть, кстати, еще об одном совпадении пушкинского повествования с реальной исторической ситуацией: указ 5 ноября 1773 г. был составлен яицким казаком Иваном Яковлевичем Почиталиным, любимцем Пугачева и первым его секретарем, не весьма, правда, твердым в грамоте; и в «Капитанской дочке» пугачевское воззвание в Белогорскую крепость написано было «каким-нибудь полуграмотным казаком».

Документы повстанческого происхождения, и прежде всего воззвания Пугачева, наиболее полно отражающие социальные чаяния и требования восставших, не могли не привлечь внимания Пушкина. Собирая в 1833–1834 гг. материалы для «Истории Пугачева», он внес в свои «архивные» тетради до 20 копий указов Пугачева, предписаний его Военной коллегии и писем пугачевцев{3}. На страницах своих произведений Пушкин неоднократно упоминал указы Пугачева, отмечая их огромную роль в подъеме народа на восстание. Так, например, рассказывая в главе VIII «Истории Пугачева» о грандиозном размахе повстанческого движения на Правобережье Волги в июле-августе 1774 г., Пушкин прямо связывал это с повсеместным распространением манифестов Пугачева, которыми он «объявил народу вольность, истребление дворянского рода, отпущение повинностей и безденежную раздачу соли» (IX, 68–69). По условиям времени и цензуры Пушкин не мог, разумеется, опубликовать собранные им документы повстанческого лагеря; ему удалось напечатать в примечаниях к «Истории Пугачева» лишь один документ подобного рода — послание Военной коллегии Пугачева к оренбургскому губернатору И. А. Рейнсдорпу (IX, 104).

Обратимся теперь к тем пугачевским документам, которые вызвали наибольший интерес у Пушкина.

«Удивительный образец

народного красноречия…»

С середины августа 1773 г. в степных хуторах под Яицким городком втайне вызревал дерзкий политический заговор. Беглый донской казак Емельян Иванович Пугачев, самозванно присвоивший себе титул и имя «императора Петра Третьего», вел с группой единомышленников подготовку вооруженного выступления в защиту старинных казачьих вольностей и привилегий, попранных правительством Екатерины II и старшинской верхушкой Яицкого казачьего войска. Обсуждая вопросы, связанные с подготовкой выступления, Пугачев и радикально настроенные казаки рассчитывали в перспективе на поддержку крестьянства («черного народа»), участие которого значительно укрепило бы силы восстания, придав ему общую антикрепостническую направленность.

Восстание началось 17 сентября. В тот день, находясь на Толкачевом хуторе, вблизи Бударинского форпоста, Пугачев обнародовал свой первый именной указ, обращенный к яицким казакам.

На другой день, в среду 18 сентября, Пугачев с отрядом из трехсот казаков подошел к Яицкому городку, остановившись в трех верстах от него, за рекой Чаган. Комендант городка подполковник И. Д. Симонов выслал против пугачевцев премьер-майора С. Л. Наумова, в команде которого было до 500 казаков, 270 солдат, с двумя единорогами[7] и тремя 3-фунтовыми пушками{4}. В авангарде этой команды, как писал Пушкин в «Истории Пугачева», шли «двести казаков при капитане Крылове»[8]. Когда они сблизились с отрядом Пугачева, «к ним выехал навстречу казак, держа над головою возмутительное Письмо от самозванца. Казаки потребовали, чтоб письмо было им прочтено. Крылов тому противился. Произошел мятеж, и половина отряда тут же передалась на сторону самозванца, и потащила с собою пятьдесят верных казаков, ухватя за узды их лошадей. Видя измену в своем отряде, Наумов возвратился в город» (IX, 16).

Именной указ Пугачева казакам Яицкого войска от 17 сентября 1773 г, (по определениям Пушкина, «возмутительное[9] письмо» и «первое возмутительное воззвание») сохранился до наших дней. Большой лист грубой серой бумаги,