Приговор любви - Люси Гордон

Неожиданно ее ярость иссякла. Порывистая и неуравновешенная по природе, Меган никогда не обладала большой выносливостью, и в дни, когда суд пересматривал ее дело, когда решалась ее дальнейшая судьба, она держалась на одном нервном напряжении. Сейчас она вышла на свободу, но источник ее сил оставался все тот же. Это было похоже на американские горки – то взлетаешь вверх и ощущаешь, как энергия разливается по всему телу, то стремительно падаешь вниз и тогда от слабости едва держишься на ногах. Секунду назад она была объята праведным гневом, а теперь чувствовала себя потрепанной тряпичной куклой.

– Ради Бога, зачем вы пришли? – Меган устало опустилась на стул.

Дэниэл колебался. Взгляни Меган на него, она бы увидела, что его лицо было точным отражением ее собственного лица – на нем было написано выражение той же невыносимой муки. Когда они впервые столкнулись, ему было тридцать с небольшим. С тех пор прошло три года, но Дэниэл, казалось, постарел на десять лет. Подобно Меган, он прошел через ад. Но она не подняла глаз, не увидела следы страданий в его чертах.

– Я не мог не прийти, – сказал он. – Я не мог оставить все как есть, не разобравшись.

– Почему же? Потому, что полиция выставила вас вон? Я считаю, вы получили по заслугам, и предпочла бы, чтобы все оставалось как есть.

Она вскинула голову, сверкнув карими глазами, и Дэниэлу вспомнилось прозвище, которым наделили Меган в ее бытность фотомоделью: Тигрица. О ее вспыльчивости и взрывном темпераменте ходили легенды, но именно эти качества сослужили ей плохую службу в суде.

Он вспомнил, как эффектно выглядела Меган в их первую встречу: настоящая светская дама, в узком вечернем платье из блестящего шелка и бархатной накидке, улыбалась умело накрашенными губами. Она работала в эскорт-агентстве и как раз вернулась с вечеринки, когда заявился Дэниэл с намерением «задать несколько вопросов» в связи со зверским убийством Генри Грейнджера, ее домовладельца. Он, конечно, не мог не заметить ее оригинальную красоту, но сделал это автоматически, сердце Дэниэла, превратившееся в бесчувственный камень с тех пор, как почти три месяца назад его жена была сбита пьяным водителем, не дрогнуло.

Пожалуй, единственное, что он смутно ощутил при виде Меган, была неприязнь к кричащей роскоши ее туалета. Но с тех пор все изменилось. На ней не было драгоценностей, стоящих целое состояние, а на ее бледном лице – ни грамма косметики. Шикарный наряд уступил место простенькой сорочке из хлопка. На ногах не было даже тапочек. Но осталась красота, неподвластная крушениям и горестям, осталось прекрасное лицо с высокими скулами, пурпур изогнутых губ, блеск огромных карих глаз.

– Миссис Андерсон, – начал он наконец, – знаю, вы не поверите, но никто меня не покупал, клянусь. И я не утаивал показаний.

– Не принимайте меня за идиотку. Когда убивали Грейнджера, я была в десяти милях от места преступления – этому нашелся свидетель. Но вы помешали его показаниям дойти до суда – иначе бы вы проиграли. Дело мог бы испортить констебль, принимавший эти показания, но, к счастью для вас, он сдал полицейский значок и уехал в Австралию. Все складывалось прекрасно, не правда ли? Но констебль вернулся и начал задавать вопросы. К счастью для меня, после столь удачного мошенничества вы ослабили бдительность и ничего не заметили. Одно мне непонятно: зачем было прятать показания? Почему бы не уничтожить их раз и навсегда? Или вам это показалось слишком опасным? Уничтожение улик – это серьезно, а вот сокрытие – в самый раз.

– Перестаньте, – в отчаянии произнес Дэниэл. – Как я мог скрыть показания, если даже не видел их?

В ее взгляде блеснула насмешка.

– Только вот этого не надо, хорошо? Констебль Даттон собственноручно передал вам все документы.

– Может, оно и так, но я ничего такого не припомню.

– Я полагаю, вы не припомните и того, как подписались в конце? Подпись сделана вашей рукой!

– Но…

– А то, что показания оказались в папке с другим делом, – этого вы тоже «не припомните»?

– Нет. Когда их нашли, я был поражен не меньше остальных. Клянусь, это чистая правда.

Меган насмешливо улыбалась, не понимая, на что он рассчитывает, пытаясь провести ее такими выдумками.

– Вам не стоило сюда приходить. Вы зря теряете время, – твердо сказала она.

– Я дал себе слово докопаться до правды.

– Ах, значит, спустя три года вы стали горячим поборником правды? – Меган рассмеялась резким, саркастическим смехом. – И какая вам от этого польза, если вы не желаете ее признавать? На самом же деле вы пришли продемонстрировать мне свою неуязвимость – ведь вас уволили временно, для отвода глаз. Неужели вас совесть не гложет!

– Меня гложет другое, – оборвал ее Дэниэл. – Ваша вина для меня уже не столь очевидна. Не знаю: то ли я отправил за решетку невинную женщину, то ли вел дело до того бездарно, что убийца раньше срока вышла на свободу. И еще не знаю, что хуже.

– Ваша наглость переходит все границы, – вспылила Меган. – «И еще не знаю, что хуже»! Вам наплевать, какой из вариантов окажется верным, а как же я? Меня вы в расчет не принимаете? Для вас я лишь часть задачи, которую предстоит решить, чтобы определить степень собственной вины? Нет, здесь я вам не помощник. Я живой человек, а вы походя искорежили мне жизнь. Вы выставили меня в глазах суда убийцей, и они отобрали у меня сына! По вашей милости мне не дают увидеть его, обнять, рассказать, как сильно я скучала. Может статься, я никогда больше не увижу моего мальчика, и тогда – будьте вы прокляты.

Напряжение, владевшее ею, достигло предела, и Меган сорвалась. Она сделала то, о чем мечтала три долгих года, лежа по ночам без сна на узкой тюремной койке: вскочила и набросилась на Дэниэла с одним желанием – расцарапать ему лицо, отомстить болью за боль. Она потеряла контроль над собой. Внезапные, гибкие движения, которыми она пыталась настичь Дэниэла, придавали ей сходство с разъяренной тигрицей.

Он опешил и, прикрываясь руками, отшатнулся назад. Дэниэл был потрясен, хотя за время работы в полиции немало насмотрелся на страдания отчаявшихся. Заглянув в лицо Меган, он ужаснулся – ее рот кривила гримаса невыразимой муки, глаза горели безумным огнем. Неожиданно для самого себя схватив ее за тонкие запястья, он рывком притянул Меган к себе и сжал пальцы наподобие стального кольца.

– Пустите! – крикнула она.

– Сначала прекратите на меня кидаться, – выпалил он, борясь с ее отчаянными попытками вырваться. – Давайте поговорим спокойно.

– Могу вам сказать лишь одно: я вас ненавижу! – крикнула Меган. – Ненавижу! Я достаточно ясно выразилась?

Но вдруг ей стало трудно сопротивляться. Расшатанные нервы снова подвели Меган – после высот, где каждая ее клеточка была полна жаждой мщения, она полетела вниз, с молниеносной быстротой теряя силы и обвисая на руках у Дэниэла. Исчезла и злость, и ненависть, осталась одна печаль. Ее переживания болью отозвались в душе Дэниэла, и колотившая ее дрожь вскоре передалась и ему. Он-то знал, как это бывает: когда от горя разрывается сердце и ты, обессилев от слез, шлешь небесам проклятья, а боль от этого не пропадает. Когда самый близкий и любимый человек уходит, ты остаешься один на один с безликим, погруженным во мрак миром, и на плечи твои ложится вечное бремя разлуки.