Зов - Ричард Сенфорд

Она опередила его и, схватив за плечи, повалила на кровать. Они смеялись и щекотали друг друга, потом она высвободилась из его объятий и встала посреди кровати на колени, медленно стягивая свитер. Он вспомнил, что бюстгальтера на ней не было. За свитером последовала рубашка.

Дана распушила волосы и хитро посмотрела на Луиса. Грудь у Даны была небольшая, но упругая и высокая. Иногда она душила духами ложбинку между грудей, и сейчас, уткнувшись в шелковистую и теплую кожу, он почувствовал знакомый запах.

Сегодня от нее пахло «Китайским дождем». Сосок под языком стал твердеть. Интересно, почему она пользовалась духами только в определенные дни? Может быть, она знала, что это должно произойти? Или сама создавала такую ситуацию? Как и сейчас, когда ее рука ласково гладила его бедро. И он был готов забыть обо всем вокруг, о звонках на работу и прочей суете.

Он привлек ее к себе, и они вместе откинулись на подушки. Он знал, что это доставляет ей удовольствие. Быстрым движением он расстегнул пуговицу на ее джинсах, а она расстегнула молнию на его джинсах. Тогда он тоже стал раздеваться. Они больше не раздевали друг друга, как раньше. И не потому, что исчезла романтика отношений, а потому, что так было быстрее. А иногда это было очень важно. Как, например, сейчас… Их губы встретились. Она легонько укусила его за щеку, потом сильнее. Он непроизвольно отдернул голову.

Дана лежала откинувшись на подушки, ее полураскрытые губы были капризно надуты, как у фотомоделей во время съемок.

В первую секунду близости Дана тихо застонала, а затем уже сама обнимала его за плечи, ласкала его грудь, то прижимаясь к нему, то отдаляясь.

Луис уже не думал о карьере и времени отпуска. Все это походило на блюз, и он играл этот блюз. Все эти негритянские старики были бедны, их обдирали как липку агенты, продюсеры и белые рок-музыканты, и все их богатство составляли песни и их мужская сила. Он, Луис, ощущал себя одним из них. И хотя все вокруг принимали его за представителя среднего класса — в душе он был блюзменом. Свободным от этой дерьмовой цивилизованности. Так, подружка, или нет?

В следующий момент Дана уже не лежала на подушках, а пыталась боднуть его головой и плечами, как сбрасывающий соперника борец. Ей не хватало веса, чтобы перевалить его, но Луис сам перевернулся на спину, и Дана оказалась на нем.

Сейчас она была в своей стихии, это было бесспорно. Ему не на что было жаловаться. Не так и плохо — вот так лежать и предоставлять ей делать всю работу. Однако и ему пришлось потрудиться, чтобы сдержать себя и продлить удовольствие. В этом Дана ему не могла помочь.

Луис не мог отвести глаз от жены. Больше всего его привлекала в ней способность терять контроль над собой. В постели это было еще заметнее. Красота ее была немного странной, и, когда он наблюдал за ней, ему становилось не по себе. Казалось, что ею движет еще что-то помимо страсти. Он не мог объяснить, что именно, особенно в тот момент, когда жар их тел и сила страсти сливались в одну взрывоопасную смесь.

Голова Даны покачивалась в такт: вперед — назад, назад — вперед. Казалось, что ее здесь нет, а Луис обнимает только ее исступленно извивающееся тело. Их бедра плотно прижались, и он почувствовал, что его уже уносит куда-то, и, сам того не сознавая, он последовал за Даной. Правда, он уже не смог ее догнать…

Обессилев, Дана замерла на нем, и они лежали молча. Эту стадию она называла «парение». Луису же казалось, что это, напротив, всплывание на поверхность, возвращение в спокойную небесно-голубую стихию.

Хотя он легко мог себе представить, как Дана парит в воздухе. А затем возвращается на землю с какой-то неведомой планеты, плавно опускаясь сквозь небесно-голубой воздух.

— Извините, но мне нужно поцеловать небо.

Еще некоторое время они лениво целовались. Наконец Луис высвободился из ее объятий, встал, включил дистанционным устройством телевизор и пошел в ванную.

«По сообщениям сейсмологической лаборатории Беркли эпицентр землетрясения находится около Ливермора, сила землетрясения составила 4,8 балла по шкале Рихтера», — доносилось из комнаты. Землетрясение произошло уже после того, как они уехали из города. В дороге они его даже не почувствовали. Да, порядком тряхнуло!

— Это они мне рассказывают? — подумал Луис. Но мысли его были далеко от землетрясения.

— Ты слышал, — крикнула Дана с постели, — почти пять баллов!

Не услышав ответа, она прокричала то же самое еще раз.

— Да, почти пять баллов, — повторил он, думая совсем о другом. Не смертельно, но где-то рядом. Он стоял перед зеркалом и изучал свою щеку: его беспокоил розовый след укуса, размером с передний зуб человека.

…Луис брызнул на камни водой, от них пошел пар. Дана стояла рядом, замотанная от груди до бедер в зеленое махровое полотенце.

— Сейчас отрегулирую.

Он подлил еще воды и плотно закрыл дверь. Запах красного дерева напоминал ладан. Дана забралась на лавку и протерла ладонью запотевшее круглое окошко. Луис сел рядом, их головы сомкнулись, и они стали вместе смотреть на улицу.

— Здесь очень красиво, — тихо сказала Дана. Рука ее лежала на ноге мужа. Окно выходило на задний двор. В свете затухающего дня ели были темно-зелеными, почти черными, тень от них закрывала всю лужайку.

— Я думаю, все будет хорошо — сказал Луис, массируя ее влажную между лопатками спину.

Дана слезла с мокрой лавки и повернулась к нему.

— Мне кажется, все будет великолепно, — сказала она.

— А главное, мы сможем наверстать время, проведенное врозь.

Дана развязала полотенце и стояла перед ним умиротворенная.

Луис слез с лавки, сбросил полотенце и встал рядом. От пара вся ее кожа покрылась крохотными капельками воды, которые маняще сверкали в приглушенном свете сауны. Они ощущали восхитительную близость, хотя тела их не соприкасались. Дана нежно улыбнулась и встала на цыпочки, чтобы поцеловать мужа.

Она вложила всю себя в этот поцелуй, сосредоточилась на нем, к своему собственному удивлению. Как правило, когда они целовались, она думала о чем-то другом. Ей это не нравилось, но что поделаешь, со временем все меняется.

И это вполне естественно. Но сейчас все будет по-другому. У нее есть время сосредоточиться, почувствовать вкус его губ, потереться о его совсем неколючую бороду. Сейчас ей хотелось продлить удовольствие, хотелось быть нежной, чтобы он понял, что она не утратила прежних чувств, что карьера не поглотила ее целиком и, что она не стала неврастеничной деловой стервой, хотя зачастую ей приходится жить в этом образе.

Она хотела вложить в эти поцелуи магическую силу, и ей казалось, что у нее это получится. Если поцелуи и могли остановить время, то именно здесь и сейчас. Они гладили друг друга, и ей нравилось, как растягивается удовольствие. Ощущение при этом было сродни «парению».