Клуб Колумбов - Виталий Бианки

— Во-первых, — подхватила всегда на всё горячо отзывающаяся Ре, — так можно спасать ещё не родившихся птенчиков, мама и папа которых как-нибудь погибли.

— А во-вторых, — поддержал всегда спокойный и задумчивый Анд, — можно закупать за границей целыми ящиками яйца каких нибудь там калифорнийских куропаток или райских птиц, перевозить их на реактивных самолетах и разводить у нас под нашими куропатками и рябчиками.

— Пошли! — срываясь с места, решил буйный Колк.

— Куда? — удивились колумбы.

— Кукидовать, конечно! Проводить в жизнь кукушкину идею в самых широких масштабах.

— Больно ты… э-э-э… прыткий! — вставая сперва на колени, потом на ноги, промямлил Паф.

— Первым делом, — уже на ходу говорил Анд, — надо выяснить, — любые ли яйца соответствующих примерно размеров можно перекладывать из одних гнёзд в другие? Будут ли ещё принимать их на новых местах?.. Затем…

Но колумбы уже разошлись цепочкой — на полсотни шагов друг от друга — и прочёсывали кустарник между дорогой и берегом речки. Шли, пересвистываясь негромко синичьим посвистом:

«Ци-ви! Ре! — Цив-ви! Колк! — Ци-ви! Ля!» — ровняли цепочку.

Как только из травы или куста вылетала птица, колумб останавливался и смотрел, нет ли тут у неё гнёздышка?

Вот Таль-Тин дал сигнал отрывистым свистом поползня. «Твуть! Твуть! Твуть! — пошло от него вправо и влево по цепи: — Стой!» Колумбы стали, прислушались.

«Фиу-лиу!»— позвал Таль-Тин иволгой.

«Фиу-лиу! Ре! — Фиу-лиу! Ля! — Фиу-лиу! Колк!» — понеслось по цепи, и все колумбы, бесшумно шагая, через минуту собрались к Таль-Тину.

— Здесь гнездо чечевички, — шёпотом сказал Таль-Тин, палочкой показав на куст черёмухи впереди. — Пожалуйста, подходите по одному и каждый говорите ей что-нибудь ласковое.

— Это зачем же? — шёпотом удивились колумбы.

— Может быть, я ошибаюсь, — тихо сказал Таль-Тин, — но мне кажется, что птицы совсем небезразлично относятся к человеческим голосам. Грубых, резких, злых голосов они пугаются. Разумеется, не смысла слов они боятся, а тона, каким произносятся эти слова. А вот добрая, негромкая, певучая речь, к ним обращённая, успокаивает их так же, как плавные движения. Птицы ведь отлично понимают, когда ты к ним обращаешься. Ласку каждое животное чувствует. Голос особенно на них действует, потому что птицы — прежде всего, конечно, певчие — удивительно чутки и музыкальны.

Один за другим колумбы подходили к кусту, слегка отстраняли руками его ветки и говорили несколько добрых слов невзрачной буренькой птичке, вроде воробьихи, сидящей на лёгком соломенном гнёздышке.

— Я уже приучил её к себе, — сказал Таль-Тин, — каждый день подходил к ней и разговаривал. Теперь она не особенно боится людей.

Но как раз тут чечевичка не выдержала, сошла с гнезда на веточку, показав колумбам в гнезде пять голубых яичек с чёрными крапинками на тупом конце. Но она не улетела, осталась тут же и нежным, взволнованным голоском, очень похожим на голос встревоженной канарейки, как будто спрашивала: «Че-и? Че-и? Че-и?»

— Свои! Свои! Не тронем! — смеясь отвечала Ре. — У тебя чудесные яички!

В тот же день колумбы ещё четыре раза побеспокоили чечевичку. Первой пришла Ре и, вынув одно голубое яичко, положила в соломенное гнездо маленькое белое в красных крапинках яичко пеночки-веснички. На глазах у чечевички.

Анд нашёл гнездо славки-черноголовки; второе голубое яичко вынул и положил вместо него славкино — мясного цвета в бурых точечках. Художница Си принесла серенькое яйцо серой мухоловки.

Даже большой буйный Колк осторожно — как росинку на травке — принёс зелёное яичко лугового чеканчика и бережно опустил его в чечевичкино гнездо. Ни одно хрупкое яичко не было сломано или продавлено колумбами при перекладке из гнёзд.

Таль-Тин смотрел на работу колумбов и радовался. Какая разница между теперешним у них отношением к птицам и тем, какое — он помнит — было в его школьные годы!

Девочки тогда почему-то совсем не интересовались гнёздами, а мальчишки… Ох, лучше бы и они не интересовались! Мальчишки хладнокровно, с полным равнодушием разоряли сотни, тысячи птичьих гнёзд. Это называлось у них «собирать коллекции яиц». Одни собирали почтовые марки, а другие птичьи яички. Но марки от этого только сохранялись, а маленькие жизни, заключённые в хрупких скорлупках, гибли. Живые желток и белок коллекционеры выдували, а пустые скорлупки оставались, чтобы через год-другой, когда пройдёт увлечение, — попасть в помойное ведро.

И вот, наконец, на смену бесчисленным поколениям безмятежных истребителей жизни идёт славное поколение юных колумбов. Им на роду написано любить жизнь, охранять её и открывать в ней всё новые и новые тайны, мимо которых с таким равнодушием проходили прежние мальчишки.

На следующий же день оказалось, что чечевичка — прекрасная мать она приняла всю пёструю компанию чужих неродившихся птенчиков и принялась терпеливо высиживать их.

Кукидом увлекались все члены Клуба Колумбов, независимо от их специальности. Все искали гнёзда и перекладывали яички. При Клубе были заведены толстые тетради. В них тщательно записывалось кем, когда, откуда и куда перекладывались яйца и что из этого получалось.

И скоро выяснилось, что в пределах одного вида одни птицы любвеобильные и самоотверженные матери, которым можно доверять высиживание и чужих птенцов. Другие, наоборот, никак не желают принимать чужие яйца. И разные виды птиц по-разному относятся к подкидышам. Одна серая мухоловочка, например, три раза выкатывала из своего гнезда в полудупле старой сосны подложенные ей яички, а на четвёртый день бросила своё гнездо, хотя там у неё лежало четыре своих яичка. Сорокопут-жуланиха — маленькая хищница из певчих — с благодарностью принимала чужие яички… и тут же съедала их.

Но не только кукидом занимались колумбы: каждый помнил о своей специальности, все составляли списки разных туземцев Земли Неведомой. Список орнитологов рос быстрее всех. Но подвигался и у дендрологов список пород деревьев-туземцев, несмотря на то, что Паф всё толстел, все ленивее становился и старался свои вылазки и лес делать покороче. Зато носилась по всей Земле Неведомой старательная До, изучила все её леса и лесочки и даже раз, неожиданно, в платье выкупалась в реке, — старалась оборвать ветки какой-то ивы. Ивы её особенно интересовали.