Сваха для монаха - Дарья Калинина

Для начала подруги обошли монастырь с экскурсией. Все втроем. Их пушистая четвероногая подруга — кошка Маруся — путешествовала в дорожной сумке. Всю дорогу она вела себя примерно. И даже сейчас не издавала ни звука. Только когда подруги подошли к главному храму, она начала царапать сумку изнутри, требуя, чтобы ее выпустили. Но, оказавшись на свежем воздухе, далеко от хозяйки не отходила. И совершила пешую экскурсию вместе с подругами.

Девушки узнали массу интересного о прошлом монастыря, о святых отцах, которые жили и молились во славу божью в этом месте. О том, как в тридцатые годы монастырь был окончательно закрыт и передан во владение какой-то воинской части, которая поселила в кельях солдат, а храм использовала вместо склада.

Все это было очень познавательно, но Мариша томилась. У нее ведь было важное дело. Наконец экскурсия подошла к концу. Мариша помчалась в церковную лавочку. А Катька к святым мощам, чтобы выпросить там подходящего мужа.

— Встретимся через полчаса! На этом же месте!

Этих тридцати минут Марише хватило на то, чтобы выяснить, что ни носков, ни носовых платков церковная лавочка в своем ассортименте не имела.

— Обманули! — ахнула Мариша. — Такой путь проделала, а все напрасно!

Сидящая за прилавком старая грымза в простых старомодных очках и черной кофте искоса глянула на девушку. На вид ей было лет шестьдесят, но с таким же успехом могло быть и сорок, и сорок пять. Эти церковные матушки возраста не имели и с морщинами никогда не боролись, считая это суетой и чуть ли не грехом.

Волосы у матушки были убраны в тугой пучок. И сверху прикрыты чистенькой беленькой косынкой. А морщинистая обветрившаяся кожа опять же еще ни о чем не говорила. Солнце и ветер в больших дозах губительны для нежной женской кожи.

— И в чем же тебя обманули? — осведомилась женщина у Мариши. — Какая у тебя беда?

— Родственник в больнице лежит.

— И кто у тебя болеет?

— Дядя! Родной дядя! Угодил под машину.

— Молись за него! — строго велела ей монашенка. — Все в божьих руках.

— А тетя меня послала к вам, сказала, чтобы я ему купила для исцеления платочек и носочки.

На лице монашенки мелькнуло изумление. Но тут же погасло. Она внезапно тяжело вздохнула. И выложила на прилавок белую тапочку и женский головной платок из простого ситца.

— Вот что тебе нужно, — сказала она. — Тапочка с ноги преподобного. И платочек умащен миро.

— И что с ними делать?

— Носить, — буркнула монашенка и отвлеклась на других покупателей.

Носить? Мариша с трудом представила своего шикарного дядю в одной белой тапочке. И с повязанной женской косынкой головой. Но, с другой стороны, если он, по словам тетки Симы, одной ногой все равно в могиле, может быть, так и нужно? И она, не колеблясь больше, приобрела необходимые вещи.

А также набрала в целебном источнике воды в пластиковую бутылку, которую купила в той же лавочке всего за десять рублей. Еще по совету монашенки она купила для дяди несколько икон — Николая Чудотворца и Пантелеймона Целителя. И нательную ладанку с частицей гроба святого.

И с чувством выполненного долга, очень довольная, вышла из лавочки, почти полностью уверенная, что ее дядя будет спасен. Катьку она увидела почти сразу. Маруся была рядом с ней и неодобрительно взирала на то, как ее хозяйка беседовала с каким-то странным бородатым мужчиной в длинном вытянувшемся свитере, из-под которого выглядывали темные штанины брюк.

Мариша чувства Маруси разделяла. А вот Катьку решительно не понимала. Дядька был хмур, угрюм и, как оказалось при ближайшем рассмотрении, вонюч. Пахло от него вареной рыбой, которую подавали в монастыре на обед и остатки которой застряли в густой бороде и усах старожила.

— Говорю вам, не будет тут никакого автобуса, — бурчал он под нос, явно смущаясь и избегая смотреть Катьке в лицо и пялясь на разрез ее юбки. — До завтрашнего дня не будет.

— Отвезите тогда нас в город!

— Кто? — изумился дядька. — Я?

— Мы вам заплатим!

— Не могу я. Благословения у меня на это нету, — отбивался от нее дядька.

— Как же так? А где же нам ночевать? — наседала на него Катя.

— Не знаю! В гостиницу идите! Все там живут.

— А кушать?! Мы проголодались, между прочим.

— В деревне есть столовая. Там и поедите!

— Вы нас проводите туда?

Но терпение мужчины лопнуло. Вместо ответа он повернулся и поспешно начал удаляться, крестясь и бормоча себе под нос что-то о бесовском наваждении и дьявольском искушении, которое пожаловало прямо к нему в гости.

— Ты поняла? — повернулась к Марише расстроенная Катька. — Автобуса нет. Такси дорого. Похоже, мы застряли тут до завтрашнего дня.

Если бы она могла заглянуть в будущее, она бы поостереглась со столь оптимистичным прогнозом. Но пока подруги были озабочены лишь тем, где они могут поесть и где они будут ночевать. К счастью, обе эти проблемы быстро решились.

Деревня жила за счет монастырских паломников. И представляла им почти полный сервис. Гостиница, ресторан при ней. И даже кафе в деревне, где продавалось пиво. А в магазинчике — еда и крепкие алкогольные напитки сравнительно приличного качества. Во всяком случае, «Красной шапочки» и «Тройного» одеколона, которым так любят торговать деревенские захолустные лавчонки, тут в ассортименте не наблюдалось.

Гостиница оказалась двухэтажным каменным зданием, построенным еще в советские времена. И сейчас в нем жили все, кто приезжал в монастырь помолиться, потрудиться или по какой-то другой надобности. Впрочем, священники и прочие важные чины от духовенства останавливались в другой гостинице, имевшейся на территории монастыря.

А для посетителей попроще предлагалось это здание. Несмотря на каменные стены, удобства тут были на улице. А вода только холодная. В номерах стояло по четыре или даже по шесть кроватей. И сначала подруги пришли от такой перспективы в ужас. Но милая девушка Верочка, которая отвечала за расселение, быстро успокоила подруг.

— Я вас помещу в четырехместный номер. Но подселять к вам никого не стану. Живите себе спокойно. Места у нас полно.

— С нами еще кошка, — сказала Катя, продемонстрировав Верочке свою пушистую питомицу.

Верочке кошка понравилась.

— С животных мы денег не берем! — рассмеялась она. — Тем более с таких симпатичных.

Цена за комнату, где стояли четыре железные кровати и в стену было вбито несколько гвоздей, изображавших из себя вешалки, оказалась до забавного низкой. И собственно, дешевизна была единственным достоинством этой деревенской гостиницы.

— Все равно выбирать не приходится, — сказала Катька.

Сидеть в унылом «номере» подругам не хотелось. И, быстро побросав свои вещи, они оставили Марусю на хозяйстве и вышли на улицу. Пройдя несколько шагов по единственной деревенской улице, наткнулись на маленькое кафе, где и перекусили борщом с пирожками с яичной и картофельной начинкой. После еды жизнь неожиданно заиграла новыми красками. Девушки повеселели. И решили прогуляться.

— Приятное местечко, — решилась заметить Мариша, когда они покинули деревню и побрели по округе. — Лес, озера.

— Даже очень красивые места тут, — заметила Катька. — И птички! Смотри, какие симпатичные галки.

Мариша покосилась на перепачканных в угольной крошке птиц, ставших совершенно черными. Даже белое ожерелье у них на шее было почти не видно. Но, кажется, галки были довольны собой. Они деловито ковырялись в перепачканной углем земле, выискивая что-то чрезвычайно важное для себя. На людей птицы не обращали никакого внимания. Но Катька, обожавшая все живое, все равно умилялась.

— Я видела, — рассеянно кивнула Мариша. — А кстати, ты не знаешь, что там на холме?

Катька прищурилась и посмотрела на другую сторону озера. Там стояла то ли часовенка, то ли маленькая церковь. Что именно это было, подруги сказать затруднялись.

— Пошли посмотрим?

И подруги пошли. При приближении к часовне стало ясно, что само здание нуждалось в срочной реставрации. Краска давно облупилась с кирпичных стен. Да и сами стены местами уже начали рушиться.

Но возле церкви суетились двое рабочих. И это вселяло определенные надежды. По дороге в монастырь подруги видели множество церквей и храмов, находящихся в очень плачевном состоянии. Оказывается, это только в крупных городах церкви активно реставрируются или отстраиваются заново на средства богатых прихожан. А стоит отъехать от города всего на каких-нибудь семьдесят-восемьдесят километров, и начинается всеобщая разруха и нищета.

Церкви не под силу восстановить все то, что было отнято у нее за годы правления большевиков. А пожертвования сельских прихожан слишком малы, чтобы с их помощью и за короткий срок можно было надеяться на полное восстановление утраченного.