Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлиньский насмешник

Выслушав его у ступеней, пристав У Дяньэнь снял чиновничью шапку и принялся бить челом.

— Мне надлежало бы наказать тебя, сукин ты сын, но я прощаю тебя на этот раз, — предупредил Чжоу. — Если же замечу подобное в дальнейшем, разделаюсь по всей строгости закона. Так и попомни!

Вызвали Пинъаня.

— Ну, а ты рабское отродье, — обратился к нему начальник. — Мало того, что обокрал, да еще и оклеветал хозяйку. А ну как остальные начнут с тебя пример брать, тогда никому и слуг держать не захочется. — Чжоу кликнул подручных. — Всыпать три десятка больших батогов палок! А вещи опечатать и вручить владельцу.

Начальник вызвал У Второго. Тот протянул доверенность на получение вещей, которые и были ему возвращены. До дома Симэнь Цина У Второго сопровождал с визитной карточкой Чжан Шэн.

Довольная таким оборотом дела Юэнян угостила Чжан Шэна и одарила ляном серебра. Чжан Шэн по возвращении доложил начальнику Чжоу и Чуньмэй, как его приняла Юэнян.

Приставу У Дяньэню этот арест Пинъаня обошелся в кругленькую сумму.

Юэнян возвратила владельцу его головные украшения и позолоченный крючок.

Убедившись, что это те самые заложенные вещи, он ни слова не говоря ушел. А приказчик Фу от расстройства схватил лихорадку и, хотя чем его только ни лечили, дней через семь, увы, испустил дух. После пережитой неприятности Юэнян решила распродать вещи по собственной цене их владельцам и закрыла лавку. Теперь на повседневные расходы у нее осталась только лавка лекарственных трав, где управлялись брат У Второй и Дайань, но не о том пойдет речь.

Однажды У Юэнян послала за тетушкой Сюэ и, когда та явилась, она вручила ей три ляна серебра.

— Я не возьму, — отказывалась сваха, а то узнает матушка, обидится на меня.

— Я не могу тебя отпустить с пустыми руками, — говорила Юэнян. — Сколько я тебе хлопот доставила! А ты ей не говори.

Юэнян купила четыре блюда закусок, свиную тушу, жбан южного вина и кусок шелку, чтобы отблагодарить Чуньмэй, и попросила тетушку Сюэ сопровождать Дайаня. Слуга, одетый в темное шелковое платье, нес в крашеной золотом шкатулке лист подношений. Они проследовали в дальнюю половину дома. Сюэ провела Дайаня в залу, куда к ним вышла Чуньмэй. На голове у нее красовались золотые шпильки, брошь-феникс и шапка с золотым «мостиком».[1725] Одета она была в узорную кофту и парчовую юбку. Ей прислуживала целая свита горничных и кормилиц.

Дайань пал ниц и бил челом. Чуньмэй распорядилась накрыть стол, чтобы угостить Дайаня.

— Но что я такого сделала! — говорила она. — Напрасно так беспокоилась твоя матушка. Сколько всего прислала! Ввела я ее в расходы! Господин Чжоу наверняка не решится принять столь щедрые подношения.

— Из-за Пинъаня моей матушке пришлось причинить вам с батюшкой столько хлопот, — говорил Дайань. — Примите, прошу вас, эти скромные знаки признательности. Они вам сгодятся угостить слуг.

— Неудобно как-то, — заметила Чуньмэй.

— Если вы не примите, дорогая моя, на меня тамошняя хозяюшка обидится, — сказала сваха.

Чуньмэй пригласила мужа. Решили принять свиную тушу, вино и закуски, а кусок шелка отправили назад Юэнян. Дайань поручил в награду платок и три цяня серебра, носильщикам дали два цяня.

— Как себя чувствует хозяйкин малыш? — спросила Чуньмэй.

— Резвый мальчик и такой игрун! — отвечал Дайань.

— А ты давно стал носить мужскую прическу? Когда вас с Сяоюй поженили?

— В восьмой луне.

— Кланяйся своей матушке и поблагодари за щедрые дары, — наказала Чуньмэй. — Я была бы рада видеть ее у себя в гостях, но господин Чжоу, к сожалению, должен уехать по служебным делам. Я бы хотела в первой луне навестить матушку, в день рождения ее сына.

— Я непременно передам ваше намерение, — заверил ее Дайань. — Матушка будет вас ждать.

На этом Чуньмэй отпустила Дайаня.

— Ты ступай, а мне еще с госпожой поговорить надо, — сказала ему сваха, когда они вышли за ворота.

Дайань со шкатулкой вернулся домой.

— Видите ли, матушка, — обратился он к Юэнян, — господин Чжоу принял только свиную тушу, вино и закуски, а шелк вернул. Госпожа Чуньмэй меня в дальние покои пригласила, чаем и сладостями угощала. Справлялась о здоровье Сяогэ, про дом расспрашивала. Мне платок и три цяня дала, а носильщикам — два. Просила вас отблагодарить, матушка, за щедрые дары. Сперва брать не хотела, потом мы ее с тетушкой Сюэ уговорили. Ей хотелось бы вас пригласить в гости, матушка, но господин Чжоу на днях уезжает по делам. Она собирается вас навестить после Нового года, в первой луне, когда будет рождение Сяогэ. Она пять комнат занимает, разодета в шелка и парчу. Носит шапку с золотым «мостиком». Пополнела и вроде выше ростом стала. Горничные да кормилицы так за ней и ходят.

— Что, она действительно ко мне в гости собирается? — переспросила Юэнян.

— Да, так и сказала.

— Тогда надо будет кого-то послать, чтобы ее встретили. А где же тетушка Сюэ?

— Она там осталась, — отвечал слуга. — С хозяйкой у нее разговор.

С тех пор дружба между обоими домами не прекращалась.

Да,

Бывает меж людьмиили тепло, иль холод.Кто низменен и подл,кто дум высоких полон.

Тому свидетельством стихи:

Нам по жребию достаютсято ли гибель, то ль процветанье;Срок земного существованьяне продлить, если весь он прожит.Человек своего добьется,если есть у него желанье;Но когда в мошне его пусто,и талант ему не поможет.

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

Глава девяносто шестая

Возможно ль, чтоб при тощем кошелькепиры большие часто задавались?На людное застолье изведешьвина и снеди давние припасы.Не до гостей, когда и конь твой пал,и слуги постепенно разбежались;В осевший дом веселье не войдет,смех не звенит у рухнувшей террасы.Все земли, что в аренду ты забрал,к землевладельцу отойдут обратно;Кто золото и жемчуг промотал,тот и жену свою продаст, пожалуй.За ссудой обратиться к богачув душе уже решившись, вероятно,Вдруг рта не смеешь от стыда раскрыть:нет, лезть в долги, конечно не пристало.

Так вот. Быстро шло время. Словно челноки, проносились дни и месяцы. Настал двадцать первый день первой луны. После совета с начальником гарнизона Чжоу Чуньмэй приготовила жертвенный стол, всевозможные блюда, жбан вина и отослала их У Юэнян с домочадцем Чжоу Жэнем, чтобы почтить третью годовщину смерти Симэнь Цина и день рождения Сяогэ. Юэнян приняла подношения и одарила Чжоу Жэня платком и тремя цянями серебра, а Дайаня послала с приглашением, которое гласило:

«Милостивейшей госпоже Чжоу.

С благоговением и благодарностью приняла Ваши щедрые дары, милостивая государыня, чем тронута до самой глубины души. Устраивая скромное угощение в знак сердечной признательности Вам, я была бы невыразимо счастлива радость лицезреть Вас в моем бедном доме. С трепетом ожидаю прибытия Вашего высокого экипажа. Примите, умоляю, сие приглашение.

С низким поклоном благородная Симэнь, урожденная У».

Чуньмэй прочитала приглашение и прибыла на пир только к полудню. В ее прическе, украшенной золотыми шпильками, сверкали жемчуг и бирюза, а в серьгах переливались заморские перлы. На ней был карминовый халат с вышивкой спереди, сзади и на рукавах, украшенный благовещим единорогом-цилинем, на которого почтительно взирают животные всех четырех стран света. Чуть пониже талии свисал пояс-обруч с яшмовыми бляхами в золотой оправе. Из-под халата виднелась изумрудная юбка, затканная множеством разнообразных цветов. Мелодично звенели умеряющие шаг подвески. Обута была Чуньмэй в карминовые шелковые туфельки на толстой белой подошве, вышитые яркими цветами. Четверо носильщиков несли ее в огромном паланкине. Он был обтянут темным атласом и отделан золотом. Вооруженные дубинками воины окриками разгоняли с дороги зевак. Паланкин сопровождали домочадцы и слуги, несшие на носилках корзины с ее нарядами. Поезд замыкали два малых паланкина со служанками.

Для приема гостьи Юэнян пригласила свою невестку У Старшую и двух певичек. Когда ей доложили о прибытии Чуньмэй, она вместе с невесткой проследовала в переднюю залу. Юэнян тоже блистала нарядами, хотя на них и лежала печать траура. Ее голову венчала шапка с пятью мостиками,[1726] но золото и бирюза украшали прическу не в таком обилии, как у Чуньмэй. В серьгах у нее сверкали только по две жемчужины. Одета она была в белую шелковую кофту и отделанную золотом нежно-голубую со шлейфом атласную юбку. На ней были бледно-зеленые, цвета яшмы, туфельки на толстой подошве.