Ловушка для дурака - Марина Серова

черта на куличках – на каблуках, в платье, по картофельным грядкам и каким-то закоулкам. Под проливным дождем макияж потек так, что ее все еще хорошенькое личико напоминало физиономию панды.

Ах, какой мерзавец. Завез на своей ржавой погремушке на хутор, выставил на стол водку и банку огурцов, и при всем этом пришлось выслушивать изливания и жалобы, а потом все-таки еще и кроватью скрипеть, а потом: «Крошка, я набрался, жена скоро будет, прости, станция в той стороне», дежурный чмок на пороге – все это – за какие-то нищенские полторы тысячи… а где же они?!

Она в отчаянии хлопала по карманам своего веселенького леопардового плащика, но, сколько ни старалась, полученного гонорара не нашла. Должно быть, предприимчивый клиент оказался не настолько пьян, чтобы оставить ей свои кровные полторы тысячи, и обладал достаточно гибкими пальцами.

Во вполне осознанной тоске она огляделась: «Экая дыра. Куда же это меня занесло-то?» Ни расписания, ни порядочного павильона для ожидания, ни скамеек, ни даже кассы! Она натянула на голову плащ, чтобы хоть как-то защититься от ледяных струй, коварно льющихся за шиворот.

«Вот так и замерзнешь тут, и фамилии не вспомнят», – она впервые пожалела о том, что никак не разорится на хороший гаджет. Ее пенсионер не просто дышал на ладан, но и, когда ему задавали простую задачу – определить местонахождение, – впадал в летаргию, представлялся мертвым, подвисал и терпеливо ждал, пока его оставят в покое. Точь-в-точь как опоссум, даже попахивать начинал.

И вдруг, как в сказке, из-за завесы дождя и тумана замаячила пара ослепительных огней – спасительная электричка!

Она с облегчением вошла в густо пахнущий салон. Ничего. Куда-нибудь да отвезут, а там посмотрим. По всей видимости, это последняя, народу практически нет – дрыхла, развалившись на сиденьях, пара работяг, подложив рюкзаки под головы, пенсионер с газетой и сумкой на колесиках – вот и все.

Можно было остаться и тут, но уж больно не хотелось никого видеть, тем более что до сих пор было неловко представать перед людьми в «рабочем», да еще и неаккуратном виде. Миновав вагон, в тамбуре она попыталась привести себя в порядок – но именно в этот момент всем что-то понадобилось в соседних вагонах. Удалось только стереть поплывшую косметику – и довольствоваться этим.

Все бы ничего, едем быстро, и не каплет сверху, но какой-то тут адский холод, аж зубы сводит. Или это отходняк. Ну и пусть. Даже в этих условиях было теплее, нежели под проливным дождем на полустанке, на семи ветрах, и поэтому незаметно для себя она начала клевать носом, клевала, клевала…

Что-то сухое и теплое опустилось с небес, окутало, как волшебное облако, обняло, как бабушкины руки…

Она вздрогнула и тотчас проснулась.

На плечах на самом деле оказалось тонкое, но удивительно теплое одеяло, а человек, снабдивший им спящую, сидел напротив и смотрел в темное плачущее окно.

– Спите, спите, – сказал он, – еще долго.

– Спасибо, – только и смогла просипеть она.

«Турист какой-то, что ли?» – подумала она, исподтишка рассматривая неведомого благодетеля. Смешная панамка с накомарником, хаки-ветровка и хаки-штаны, небольшой рюкзак и гитара. Он сидел, слушая что-то в наушниках и глядя в окно. Поплотнее завернувшись в пожертвованное одеяло, она честно попыталась заснуть, но пока не получалось.

– Простите, докуда электричка?

Он вынул один наушник, переспросил, удивился, но ответил вежливо:

– На Тарасов. А вы разве не знаете?

Какой голос приятный.

– Там, где я села, не было названия станции…

– Ничего себе, – с уважением протянул он, – в таком виде по полустанкам путешествовать не каждая решится. Или машина сломалась?

– А? Д-д-да, машина, – автоматически солгала она, натягивая на мокрые коленки платье. И так невеликое, намокнув, оно так и норовило влезть повыше.

Попутчик мельком оглядел ее – очень быстро, не задерживаясь ни на одной подробности, но ей почему-то показалось, что он моментом все увидел и оценил. И платьишько, некогда брендовое, купленное на «Авито», и облупленные каблуки на босоножках, стрелку на чулке, трещины на плаще. Ну и ее саму – чуть за двадцать пять, а под глазами уже набухает, отросшие черные корни, дешевка в ушах, на шее, на руках. Она поежилась и почему-то призналась:

– Нет у меня машины.

А он вдруг почему-то обрадовался:

– Вот молодец, что не врешь. Не надо лгать.

– Вы что, священник, что ли? Или полицейский?

– Нет. А что, не врут только они?

– Они быстрее всего понимают, когда врешь, – объяснила она.

– Ну что ты, не они одни, – заверил он, – ладно. Давай ноги сюда.

– Что?

Он похлопал ладонью по сиденью рядом с собой:

– Ноги сюда клади. Можешь или помочь?

Она повиновалась. Быстро, сноровисто расстегнув ремешки на босоножках и не церемонясь сдернув чулки, он принялся растирать покрасневшие, разбухшие ступни, без тени смущения или гадливости, аккуратно и сильно, разгоняя застывшую кровь.

Звенело в ушах, сердце прыгало, как коза весной, глаза сами собой закатились, она обмякла на сиденье, запрокинув голову… он что-то приговаривал, как будто обращаясь к ребенку: «Вот, сейчас этот пальчик разомнем, теперь этому достанется, вот так-то получше, не поджимай, тебе говорят, не ври, не щекотно…» и его удивительный, успокаивающий голос обволакивал не хуже одеяла.

– Ну, вот так-то лучше, – закончив, он натянул ей на ноги пару теплых носков, – посиди пока так.

– Вы чего, из «Балаганчика милосердия»?

– Я из похода. Выбрался отдохнуть на день, возвращаюсь домой. Ну а ты что, с плохого свидания или… – он чуть запнулся, – с работы?

Она вспыхнула:

– А если и с работы, то что?

Он пожал плечами:

– Да ничего. Просто надо все-таки сменную одежду брать, да и обувь, а то… кх. Кормилицу застудишь.

Она прыснула. Если бы это было сказано кем-то другим и голос был иным, то можно было бы сразу вмазать по наглой роже, но так по-свойски, незлобно все это прозвучало.

– Чего, неудачно съездила?

– Да. В целом, не очень, – свободно призналась она, – козел-алкоголик попался, дача у черта на куличиках, да еще и деньги, которые сам же дал, сам же и свистнул.

– Упырь-кровосос, – согласился добрый попутчик.

Теперь она рассмотрела его получше: не старый, лет тридцати, глаза светлые, улыбка приятная. Лицо такое… не поймешь какое. Любое. Небрит, но щетина растет как-то чуть не по линеечке, видимо, присматривает за ней, не дает распоясаться. Губы тонковатые, нос широковатый, но в целом…

«Эх… – горько подумала она, – везет же кому-то».

Она согрелась, нос с облегчением задышал снова – и к приятным визуальным наблюдениям добавились и иные. От нового знакомого исходил еле заметный, но замечательный аромат, что-то вроде