Город больной совести Книга 1 - Мария Смирнова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ему было очень хорошо и спокойно. Они только что с Укулымычем знатно перекусили кровяной колбасой «изиг-хан», что означает горячая кровь, перемежая её со свежайшими овощами, запили травяным чаем с молоком и солью «сутуг-шай», пробежавшим по внутренностям целительным потоком, согревающим до пяток.
Витёк сейчас был снова молод и полон сил. Он мерно стучал ладонью по бубну и ему казалось, что огонь всполохами вторил этим звукам. Шаманы наперебой комментировали признаки подчинения ему всех стихий: земли, воды, воздуха и огня, хором предвещая ему победу во всех его начинаниях. Ну он и начал…победитель-повелитель, мать их, этих шаманов и чай с молоком и солью, отключивший его природную осторожность и рассудительность… А дальше больше. Восемь лет бессмысленных трат денег и людских душ и в оконцовке такой косяк упороли…
Витёк застонал от воспоминаний последних месяцев как от зубной боли и заорал в голос :
– Блудняк, в какой блудняк затащили, падлы !
Он бессильно уронил руки на причинное место и снова глубоко задумался, уже не ища ни причину, ни выход. Выхода нет, а причина, что называется на рыло. Жри и ни в чём себе не отказывай ! Год за годом он считал себя авторитетом, а его держали за лоха педального ! Беспредельщики, воры, падлы, жлобы, все, все, все. Ссут воры кипятком от страха, но остановиться даже сейчас не могут, тащут всё, на что глаз упадёт. И разве я им мало давал ? Хапай – не хочу хоть ртом, хоть жопой, хоть как губка всеми порами впитывай, бабки, рыжьё, камушки копи или яхты километровые коллекционируй, ничего ему для братанов было не жалко, а они ?– сжал кулаки Витёк и золотая ручка хрустнула.
Только теперь до него дошло почему его упорно не допускали уже лет десять в народ и даже к самостоятельному поиску информации в сети, готовя подборки как информации, так и людей по заданной им теме.
Тогда в 2014-м и не вспомнить уже какая падла отговорила его победным маршем прогнать войска по всей Хохляндии до границ? Ведь тогда его армию встречали радостно и гостеприимно, так ему , по крайней мере, докладывали тогда, он и сам на площади видел сияющие лица многотысячной толпы, так почему не пошёл дальше, а увяз на восемь лет в раскоряку ? Как не напрягал память Витёк, но так и не вспомнил кто остановил его победоносное шествие царя-освободителя и собирателя земель тогда. Кум, сучёнок, что ли ? Да, и он тоже, гадёныш, шкура ненасытная, но был прямо хор отговорщиков, и он их послушал, а не надо было, ох не надо…
А что теперь? За прошедшие восемь, мать вашу, лет вбухано бобла в Хохляндию не меряно, покупали агентуру и чиновников, а результат ? Сдали только одну область, в остальных хохлы, которые восемь лет назад бежали дальше чем видели, по докладам его генералов, воевать научились не слабо, удивив не только наших вояк, но и весь мир, кинувшийся им помогать, раз такое дело. Этой правды от Витька, как не старались, но, за восемь прошедших месяцев сплошных провалов и позора, скрыть не смогли.
Алька выла в голос, прощаясь с любимой виллой в Испании, когда западные санкции дотянулись и до неё с их детьми, уже тремя сыновьями Витька. Старший наследником трона растёт, но трон этот под папашей не просто уже шатается, а не сегодня-завтра превратится в скамью подсудимых в международном трибунале.
Права Алька, когда кроет отборным матом всех его братанов, разворовавших всё, и армейское и не армейское, весело и с азартом угробивших почти все оборонные производства. Вот баба-дура, умок с ноготок, как говорил тренер, а сразу поняла где собака порылась. Он запросил инфу и слова жены подтвердились, хотя поди всё равно больше половины от него скрыли, а это значит, что пиздец полный и окончательный, дело времени и то уже недолгого времени. А он на посмешище всего мира выставлен практически голым. Эта мысль пронзила болью вполне реальной, и Витёк снова отключился, как тогда на банкетке в холле зала приёмов, после ухода Еловского, и явственно услышал цокот острых коготков, шорохи и попискивание в темноте затхлого подвала, навалившейся снова. Вот только спасти его на этот раз некому, никто не придёт на помощь, никто, понял с невыносимой горечью Витёк и заплакал в этой кромешной тьме, молча и безутешно. Акела промахнулся и ничего уже не исправить.
Очнулся Витёк с промокшим от слёз воротником рубашки и, зло сорвав галстук, рванул ворот так, что пуговицы щёлкнули по монитору для конференцсвязи. В дверь кабинета еле слышно постучали и он, вытерев лицо платком, глухо велел:
– Войди!
В кабинет просочился охранник, дежуривший у дверей, и молча протянул свежую рубашку. Витёк выругался грязно и зло, осознав вдруг, что его истерику видели в камерах слежения, но скинул пиджак и быстро переодел рубашку, отказавшись от галстука и оставил две пуговицы у воротника не застёгнутыми. Ему стало душно, и он потребовал сменить режим кондиционирования
Протерев лицо влажной салфеткой, из услужливо протянутой ему пачки, Витек отослал служку со словами, что готов к совещанию. Он удобно устроился в рабочем кресле и тут же монитор разделился на сектора, в каждом из которых торчала обрыдевшая ему до рвотного рефлекса рожа, и он не сдержался:
– Слушайте, уроды, ответьте мне только на один вопрос для начала, чего вам всем не хватало, что вы разпиздили всё. Начнём с драных портянок и стоптанных кирзачей, я слушаю тебя, Укулымыч, остальным готовить жопы, трахать буду всех до кровавых лохмотьев ломом с наваренными гвоздями, пока не подскажете мне, что теперь делать, чтобы спастись!
Пар Витёк, конечно, выпустил, напугал челядь до кровавого поноса, но ничего толкового не услышал и махнув рукой, решительно покинул рабочий кабинет, чуть не сбив с ног, видимо задремавшего за дверью, дежурного.
– А нехер спать на посту !– зло подумал донельзя раздражённый Витёк и шаркая по ковровой дорожке на отяжелевших ногах медленно двинулся в свои покои.
Через пару часов, посчитав, что он успокоился, в дверь спальни заглянула официантка и поинтересовалась, где именно накрывать обед. Витёк почувствовал, что и вправду проголодался, поэтому капризничать не стал, объявив, что предпочитает есть в отведённом для этого месте. Девушка кивнула, и через десять минут он прошёл в столовую, где у двери, виновато опустив седую голову, переминался с ноги на ногу Укулымыч.
Витёк устало вздохнул и спросил
