Мировая история в легендах и мифах - Карина Кокрэлл

Единственным утешением Льва становятся книги. Он проводит дни и ночи в Магнаврской библиотеке, он изучает философию, он пишет теологические трактаты, кодифицирует римское право. И вот как-то раз ему попадается на глаза одна эклога, которую сам он и написал лет восемь назад, до всех этих несчастных событий. И эклога эта гласит: «Если кто-либо осмелится к заключению четвертого брака, который как таковой не является браком, то не только потомство от этого союза будет признано незаконным, но и самый союз подлежит наказанию, предусмотренному для тех, кто осквернил себя мерзостью блуда». Дальше — о том, что так называемых супругов следует разлучить друг с другом. И — его собственная высочайшая подпись. Как жестоко посмеялась над самонадеянностью человеческой жизнь! Не зарекайтесь ни от чего и никогда не зарекайтесь, господа, даже если вы императоры! Крик отчаяния, одинокий и тщетный, вырывается из порфирородного горла и летит к высоким магнаврским сводам. Император закричал бы еще громче и отчаяннее, если бы узнал, что в его жизни вот-вот случится Зоя Угольноокая. Иона — случилась…

Напрасно увещевал василевс патриарха Николая Мистика[123], что должен жениться, «единственно желая видеть рожденного ему законного дитя мужеского пола», а вовсе не потому, что побежден сладострастием, и напрасно растолковывал патриарху, глядя на него жалким, не-императорским взглядом, что империя без законного наследника будет ввергнута в пучину смуты и борьбы за престол. Патриарх, как и полагается духовному пастырю, был непреклонен и до глубины души возмущен: четвертый брак — есть блудодейство!

Однако Лев оказался гораздо более решительным и настойчивым, чем кто-либо ожидал от этого изнеженного порфирородного интеллектуала. И одного лишь взгляда на обворожительную умницу и красавицу Зою было достаточно, чтобы понять влюбленного василевса.

Интересно, что будущие император Лев и патриарх Николай вместе росли во дворце и вообще были друзьями детства. Более того: император Василий, отец Льва, являлся Николаю крестным отцом. Возможно, все это никакого отношения к делу не имеет. Хотя… именно в юности люди испытывают самые сильные и характерообразующие чувства, так что — кто знает?..

Владыка Николай ведет себя как-то не слишком последовательно: то намекает, что вот-вот даст императору патриаршее благословение на брак и принимает приглашение на обед в Вуколеоне, и рассыпается шутками за столом, и ведет приятную беседу, то вдруг обдает холодом и забывает в обхождении с владыкой земным даже о простой вежливости. Придворные переглядываются: уже не наслаждается ли благочестивый патриарх своей властью над всемогущим василевсом, не смакует ли унижение порфирородного?

Тогда измученный Лев решается на отчаянный шаг — ищет на Николая управу. И взывает ко всей Вселенской церкви (повторимt христианская Церковь официально тогда была единой).

Антиохийский и Иерусалимский патриархи сразу входят в положение и дают согласие признать брак, мотивируя это тем, что из-за отсутствия наследника престола возможна смута и, как следствие, ослабление самого сильного оплота христианства на Востоке — Греческой империи[124]. Папа римский тоже поспешил с благословением, по двум веским причинам: во-первых, никак не мог упустить возможности уколоть идеологического конкурента во Христе, а во-вторых, надеялся на военную помощь императора против атакующих италийский полуостров арабов. Поэтому и прибыли в Константинополь папские легаты с помпой и торжественным разрешением на четвертый брак императора Льва.

Вот уж этого Николай никак не ожидал. Обращение к «конкурирующим фирмам» взбесило его настолько, что он отлучил императора Льва от причастия, наложил жесточайшую епитимью, а потом вообще отлучил земного владыку от Церкви, что в те времена было самым страшным наказанием.

Император искренне и сильно переживал, удалясь временно от дел и став затворником. Возлюбленную свою, однако, оставить и не подумал. И хотя заключить брак с Зоей теперь, после одобрения Вселенской церкви, стало возможным в принципе, в православных константинопольских храмах хозяином, конечно, был патриарх Николай. А он запретил императору и Зое даже подходить к воротам городских церквей. И униженный Лев, на глазах у всего Константинополя, смиренно ходил к Святой Софии и со слезами публично молил Николая снять епитимью и впустить его в храм, напоминая о краеугольном камне христианской морали — необходимости прощать. Но Николай — ни в какую. И даже богословской аргументацией его было не прнять.

Но Лев прекрасно знал, что делал: константинопольские обыватели украдкой утирали слезы, по-человеческие жалели и понимали василевса, и «рейтинг популярности» императора, демонстрирующего покаянное христианское смирение, рос, а жестоковыйного патриарха, нарушающего одну из основных заповедей, неуклоннно падал. И тут самое время порадоваться бы принципиальности пастыря, которому сам император не указ, когда речь идет о моральных ценностях. Но не получается. Потому что именно в тот момент патриарх начинает откровенную переписку с одним государственным изменником по имени Дука, бывшим византийским полководцем, что давно диссидентствовал у арабов в Сирии. «Корреспонденты» обсуждают рабочие моменты вторжения Дуки в Константинополь с целью свержения законного императора. Недремлющая «служба безопасности» императора арестовывает «связных» и перехватывает переписку. А может быть, несговорчивого патриарха просто оклеветали, чтобы устранить?

Все бывает в подлунном мире. Но перехват переписки как раз совпадает по времени с покушением на Льва. От гибели императора тогда спас только случай, или неопытность наемного убийцы — занесенная над головой василевса палица зацепилась за паникадило и лишь задела венценосное чело. Николай по какому-то странному совпадению оказался рядом, видел все это, но… убежал с места происшествия, бросив залитого кровью императора на произвол судьбы. Эти два обстоятельства убедили Льва, что патриарх причастен к покушению на его хотя и грешную, но все же богопомазанную особу. Наскоро перевязанный, он приказывает догнать и привести к нему друга детства Николая и предъявляет доказательство его предательства — собственноручные письма патриарха к Дуке. Все это уже резко, как выдержанный сыр, пахнет казнью за государственную измену. Запах этот показался Николаю крайне резким, неприятным (выдержанный сыр он никогда особенно не любил), поэтому он внутренне запаниковал. Но совладал с собой. Широко улыбнулся (несмотря на то, что ощущал всей спиной шероховатости метафорической стены, к которой был прижат!), напомнил Льву о старой дружбе и детских играх, извинился за все доставленные императору и доброму брату неудобства, тут же снял епитимью с императора и его возлюбленной, и даже с энтузиазмом вызвался благословить чрево беременной уже к этому времени Зои.

Николай опять принят во дворце, как друг семьи захаживает запросто, остается на обед, проводит время в беседах с дорогим братом Львом и его избранницей, и как лицо со связями «высоко наверху», предсказывает им долгожданного сына (и он не ошибся!). Старые распри, казалось, забыты, — чего не бывает между близкими людьми!

Но стоило только Зое разрешиться от бремени, Николая снова как подменили. Целый год он отказывается крестить императорского наследника, которого сам же благословил еще в материнском чреве.

Тогда отец ради выстраданного сына и будущего Византийской империи решается на последний отчаянный шаг. Он решает обмануть патриарха. Просит его окрестить сына и признать его законнорожденным, а за это Лев (так и быть!) навсегда расстанется с Зоей.

Наследника окрестили и нарекли Константином Багрянородным (рожденным в императорском пурпуре).

Однако после этого с обожаемой Зоей, матерью своего долгожданного сына и наследника, Лев не только не расстается, наоборот, у него оказывается уже «припасен» сговорчивый священник, который согласился их обвенчать (до сих пор возлюбленные жили в «гражданском браке»). Такая это была неотразимейшая женщина — Зоя Угольноокая, что за нее император готов был хоть в адский огонь. Следы сговорчивого священника потом теряются навсегда.

Между тем патриарх Николай возвращается к переписке с изменником Дукой и продолжает увлеченно обсуждать с ним свержение Льва и захват власти в Константинополе (Дука располагает приличным войском ренегатов-греков и мусульман). И хоть патриарх, несомненно, верит, что всякая власть — от Бога, все же одно — теория, и совсем другое — практика. Однако переписка опять перехвачена, связные допрошены с пристрастием. Патриарха Николая Мистика уже окончательно уличают, освобождают от занимаемой должности и ссылают в один из отдаленных монастырей. А на его место патриархом Константинопольским назначается настоятель монастыря Псамафийского Евфимий[125]. Николай, находясь в ссылке, возненавидел преемника люто.