Ватерлоо. История битвы, определившей судьбу Европы - Бернард Корнуэлл

различные испытания точности мушкетов. Одно из них, имевшее место в прусской армии, показало, что солдаты батальона, стреляющие в мишень 30,5 метра шириной и 1,83 метра высотой с расстояния в 68,5 метра попадают в цель в 60 % случаев, со 137 метров – в 40 %, а с 206 метров – в 25 %. Опытный снайпер полковник Джордж Хэнгер писал в книге «Всем охотникам» (To All Sportsmen), изданной в 1814 году:

Из солдатского мушкета, если он не слишком рассверлен (как многие из них), можно попасть в фигуру человека с 70 метров. Можно даже с сотни, но если солдата ранили из обычного мушкета со 140 метров, то ему очень не повезло с противником. А стрелять в человека из обычного мушкета с 180 метров – то же самое, что стрелять в луну.

Во время Наполеоновских войн тоже оценивалась эффективность мушкетной стрельбы. Считается, что в битве при Талавере 1300 французов были убиты или ранены за полчаса, но на это потребовалось 30 000 мушкетных пуль! При Витории армия Веллингтона выпустила 3 675 000 пуль, жертвами которых стали 8000 человек, то есть одно попадание на 459 выстрелов! На близкой дистанции результат выходил намного лучше, и британцев специально обучали ждать, пока враг подойдет близко, и только затем открывать огонь.

Французы тоже чистили свои мушкеты. Их оружие – шарлевильский мушкет – было примерно на 450 граммов легче, чем Brown Bess, и столь же неточным. Этот мушкет отличался меньшим калибром, значит, французская пехота не могла пускать в ход английские патроны, собранные с убитых и раненых врагов, а британцы имели такую возможность, так что использовали трофейные боеприпасы. Французский порох сильно проигрывал британскому в качестве, от него быстрее засорялись ствол и запальное отверстие. Обычным способом борьбы с пороховым нагаром считалось полоскание в горячей воде, но моча подходила для этой цели почти так же хорошо.

Заря застала солдат обеих армий замерзшими, промокшими и окоченевшими. «Если я выгляжу вполовину так же плохо, как ты, – сказал капитан Уильям Вернер из 7-го гусарского своему товарищу-офицеру, – то вид у меня очень жалкий». Сержант Дункан Робертсон из 92-го батальона вспоминал: «Никогда в своей жизни я так не замерзал». Однако он немного оживился, когда батальону выдали джин. Помощник хирурга Хэдди из 1-го лейб-гвардейского рассказывал:

Все были покрыты грязью… С безмерным трудом люди могли развести огонь, приготовить какой-нибудь завтрак, очистить руки и просушить снаряжение. Несколько часов прошли спокойно, погода улучшилась, а потом и солнце показалось… В основном мы молча ждали.

А вот что вспоминал помощник хирурга Уильям Гилби из 15-го гусарского:

Нам приказали взбодриться и приготовиться к бою. Так мы и поступили – в потемках, слякоти и неудобствах, но после ночи под проливным дождем, по самые бедра в грязной воде, с торчащими отовсюду соломинами, человек после побудки выглядит по-дурацки. Самообладание наших офицеров смотрелось почти нелепо, когда, раскуривая сигары и время от времени содрогаясь от холода, мы обступили костер караула, дававший больше дыма, нежели тепла. Утомительное это дело – ждать приказов. Нам не терпелось куда-нибудь двинуться, хотя бы только для того, чтобы разогнать кровь, потому что продрогли все – и люди, и кони.

Герцог Веллингтон покинул свой штаб в шесть утра и направился поближе к гребню Мон-Сен-Жан, задержавшись по пути, чтоб разжиться кружечкой чая у стрелка Кинкейда. Добравшись до гребня, он поскакал вдоль него, проверяя позиции. Веллингтон приказал пробить больше бойниц в мощной внешней стене Угумона. Мюффлинга, прусского связного офицера, обеспокоило, что герцог разместил так мало людей в большом шато, с его просторным садом, парком и хозяйственными постройками. «Ах, вы просто не знаете Макдонелла, – ответил герцог. – Я бросил туда Макдонелла». 34-летний подполковник Джеймс Макдонелл был шотландцем, переведенным в Колдстримский гвардейский полк в 1811 году. В воскресенье ему предстояло защищать Угумон вместе с 1500 гвардейцев и 600 германо-голландскими союзниками.

И вдоль по всему гребню люди пытались высушить форму и снаряжение. Солдаты перекусывали тем немногим, что удалось достать. Некоторым счастливчикам повезло найти картофельные грядки и раскопать их. Люди чистили мушкеты, люди ждали.

И ждали.

А французской атаки все не было.

Наполеон принял решение. Его артиллеристы заявили, что поле слишком мокрое для пушек. Большая пушка после каждого выстрела с отдачи закапывается в грязь. Потом приходится прилагать изрядные усилия, чтобы вытащить пушку из трясины и заново навести на цель. По этой причине император решил подождать 2–3 часа, чтобы дать полю подсохнуть. На уничтожение армии Веллингтона времени хватало. Маршал Сульт, начальник штаба императора, полагал, что лучше атаковать сразу, пока не подошли пруссаки, но Наполеон эту идею не принял. Пруссаки уже разбиты, разве не так? Они не успеют собраться, чтобы вовремя прийти на выручку Веллингтону, и потом, разве маршал Груши ими не занимается?

Пока сохла земля, император не терял времени зря. Он понимал психологию людей и умышленно держал в страхе армию, ждущую его на севере. Лучше всего об этом поведал один из людей Веллингтона, капрал Королевских шотландцев Грея. Джон Диксон стоял в карауле на вершине гребня, сразу за огороженной кустами дорогой, проходившей вдоль гребня, в нескольких метрах от полка, стоявшего на обратном склоне. Капрал любовался прекрасным построением французов.

Уже рассвело, и яркие солнечные лучи тут и там пробивались сквозь рваные облака. Я стоял за редким кустарником и низкими буковыми деревьями, которыми была обсажена с обеих сторон размокшая дорога. Было