Письма с Дальнего Востока и Соловков - Павел Флоренский

1934. ХІІ.14. Дорогой Васечка, вероятно ты получил мои старые письма, кроме одного, большого, которое очевидно не дошло. Сейчас я получил возможность писать чаще, чем ранее, так что вы будете получать от меня известия по несколько раз в месяц; но вероятно в ближайшее время будет перебой, т. к. прекратится навигация и не будет налажено сообщение аэропланное. Я очень рад, что ты наконец дома и притом относительно здоров. Сообщи, чго делал ты летом и что нашел интересное. Сейчас я занят обдумыванием (в частном порядке, это не относится к моей служебной работе), как можно организовать здесь комплексное производство — целый комбинат—добычи брома из морской воды с использованием энергии ветра и приливов в хорошо замкнутом цикле различных процессов и продуктов. Намечается красивая схема, но воплощение ее в проект требует большого труда и, к сожалению, книг, которых здесь нет. Все‑таки буду продумывать эту задачу, совместно с некоторыми специалистами. Постепенно также продумываю различные варианты добычи иода и других продуктов из морских водорослей. По существу тут, в вопросе о водорослях и броме, очень много важного интересного, и притом тесно связанного с моими работами по электрическим материалам. Ho тем не менее тяжело уходить от исследований и мыслей о мерзлоте и льдах, где можно было бы сделать большой шаг вперед. Кроме того здешняя природа, несмотря на виды, которые нельзя не назвать красивыми и своеобразными, меня отталкивает: море—не море, а что‑то либо грязно белое, либо черносерое, камни все принесенные ледниками, горки, собственно холмы, наносные, из ледникового мусора, вообще все не коренное, а попавшее извне, включая сюда и людей. Эта случайность пейзажа, когда ее понимаешь, угнетает, словно находишься в засоренной комнате. Так же и люди; все соприкосновения с людьми случайны, поверхностны и не определяются какими‑либо глубокими внутренними мотивами. Как кристаллические породы, из которых состоят валуны, интересны сами по себе, но становятся неинтересными в своей оторванности от кормных месторождении, так и здешние люди, сами по себе значительные и в среднем гораздо значительнее, чем живущие на свободе, неинтересны именно потому, что принесены со сторонь, сегодня здесь, а завтра окажутся в другом месте. И еще: не знаю почему, с детства я безсознательно не выносил Соловецксго монастыря, не хотел читать о нем, он казался мне не глубоким и не содержательным, несмотря на свое большое значение в истории. А теперь, попав сюда, я ощущаю глубокое равнод/шие к этим древним стенам и постройкам, не осматриваю ж, даже не побывал до сих пор в соборе, куда водят экскурсии который считается местною достопримечательностью. Умой я хорошо понимаю несправедливость такого отношения, но все же оно остается и даже растет. Это первый раз в моей жи: ни, когда древность не вызывает во мне никакого волнения и ьлечения к себе. Пожалуй, водоросли да иод—самое значительное, что нахожу на Соловках. — Удается ли тебе отдохнуть посіе экспедиции? Было бы хорошо, если бы можно было тебе пожигь с мамочкой. Чтобы не забыть: старайся записывать мысли к наблюдения каждодневно, не откладывая их закрепление на будущее; ведь они быстро забываются, а если и сохраняются в памяти, то неточно и неярко. Из таких заметок, если будешь их делать, накопляются материалы для больших работ, и этот способ работать дает работе сочность и насыщенность. Лучше всего, имей при себе всегда блокнот, чтобы можно было вести запись на ходу и при любых условиях. Крепко целую тебя, дорогой Вася, пиши и не забывай своего папу.

П. Флоренский

г. Загорск (б. Сергиев)

Московской области

Пионерская, 19

Марии Павловне

Флоренской

Павел Александрович

Флоренский

список № 1

1934.ΧΙΙ.16 [№ 5]. Дорогая Тика, спасибо за картинки, которые ты пристроила к своему письму. А знаешь, здесь тоже пробовали разводить розы, и они растут и цветут. Сливы, которые сажали вы с мамой вероятно вырастут как раз к моему приезду и я буду есть сливы вместе с тобой. Очень рад, что музыка у тебя начала двигаться. Я-то был уверен в этом: ведь только вначале неприятно заниматься музыкой, а после становится все легче и приятнее. Думаю, к моему приезду ты научишься играть и совсем хорошо. Также я очень рад, что приехал Васюшка; вероятно и тебе будет веселее с ним. Кланяйся от меня своему приятелю Леониду и скаги ему, что я часто его вспоминаю. Заботишься ли ты о мамочю? Кланяйся бабушке. Целы ли мои внучки—куклы? Если цель, то скажи им, что я помню их и прошу слушаться свою малу, а мою дочку, которую зовут Тика, она же Маша. Никго из вас мне не сообщил, удалось ли довезти княженику и другие растения, или они посохли дорогой.

Ты прислала мне веточку кипариса или, вернее, туйи*. Откуда эта веточка. Бываете ли вы когда‑нибудь у тети Госи. Если нет, то соберитесь и пойдите за меня, я всегда ее вспоминаю и тяжело думать, что она — одна и никто к ней не идет. Попроси мамочку или кого‑нибудь, чтобы взяли тебя навестить тетю. Она будет этому рада, и я тоже [2175].

Тут все покрыто снегом, и довольно глубоким. На деревьях в лесу пушистые клочья. Северного сияния 5 все еще не видел, говорят, что они начнутся в январе или в конце декабря. Нашла ли ты на карте, где находится твой папа? А знаешь ли отчего этот остров называется Соловками? От соли В прежнее время тут были соляные варницы, соль вывариваіи и торговали ею или выменивали ее на другие товары. От эгого, как говорят, и стал называться остров Соловецким. Ісворят, летом тут бывает видимо–невидимо чаек. Они кричат целый день и не дают покоя ночью. Ho я приехал сюда осенью, когда чаек уже не было. Сегодня меня угощали здешними грибами — как–будто вроде подберезовиков, как наши. Лес тоже похож на наш посадский, конечно не совсем, а в общем та же картина, особенно под снегом. Целую тебя крепко, дорогая Тикулька, пиши своему папе.

Дорогой Мик, вот ты уже какой большой, даже рычаги проходишь. Сообрази‑ка, рычаги какого рода представляют наши руки и ноги. Какое из семейств растений тебе нравится больше всего. Я особенно люблю лилейные и розоцветные, а интересуют водоросли, хотя их знаю плохо. Если мои сапоги тебе велики, то наматывай на ноги какое‑нибудь тряпье, и тогда ходить будет легко; я раньше этого не делал, и потому ноги при ходьбе уставали, а чулки быстро рвались. Собрал ли ты грибов на зиму, хоть сколько‑нибудь. Наверное Васюшке будет приятно попробовать их после путешествия по горам и скалам, где грибов не увидишь. Говорят, тут грибов бывает довольно много, но я приехал, когда грибное время уже закончилось, да и собирать нам их по большей части не приходится. Недавно меня угощали на вечере тюленьей или, точнее, заячьей (из морского зайца) колбасой. Она мне показалась вкусной, тем более, что не похожа на мясо, а скорее напоминает что‑то вроде рыбы. Кажется, здешнюю тюленью колбасу вывозят на продажу в Лениіград, а м. б. и в Москву. Получил ли ты мое письмо, в котором я тебе пишу про морского зайца, бывшего у нас здесь на высіавке? Я писал тебе еще, что по слухам этого зайца отправили в Москву, в зоопарк. М. б. ты его там встретишь и тогда вспсмни о своем папе. Начал ли ты проходить химию? Если начгл, то поинтересуйся иодом. Помнишь, ты и Тика так любили иод, что требовали от мамочки, чтобы она мазала им вас пягнами; вы назвали эти пятна пуговицами. А теперь иод кругом меня, испаряется отовсюду и запах его разъедает слизистую оболочку носа. Целый день я пробую различную золу, разсолы, бензинные вытяжки и отбросы производства на иод и определяю, сколько там иода. Это узнается по количеству гипосульфита (фотографического закрепителя), которое необходимо, чтобы обезцветить красивый розовый или малиновый раствор иода в бензине, а бензин извлекает иод из растворов, с которыми соприкасается, особенно если раствор хорошо взболтать с бензином. Есть еще красивая реакция на иод—крахмальная: крахмал, например, картофельная мука или, лучше, весьма жиденький клейстер синеет и даже чернеет от малейших количеств иода. Приходится возиться также с ио- дистым калием. Эго вещество—любимый реактив Михаила Фарадея, моего самого любимого из ученых, начиная от раннего детства и до снх пор. Когда я называл тебя Михаилом, то имел в виду также и Михаила Фарадея. Ты меня обрадовал бы, если бы прочел его биографию, хоть какую‑нибудь, а лучше конечно более подробную; но пожалуй подробную тебе читать еще рано, так почитай пока краткую. Он был очень хорошим человеком и величайшим из ученых; каждый год приносит новые доказательства, как глубоко он мыслил и видел и насколько он определил[2176] в своих замыслах и убеждениях современных ему ученых. А если чего не поймешь в его жизнеописании, попроси Васю и Киру или Леонида объяснить тебе. Когда я был маленький, мне казалось, что нет имени, красивее, чем Михаил Фарадей и я постоянно писал его инициалы М. Ф. А ведь это вышли твои инициалы, ты тоже М. Ф. Крепко целую тебя, дорогой Мик. Учись, думай, люби мамочку и своих братьев и сестер.