Письма с Дальнего Востока и Соловков - Павел Флоренский

Вероятно ты хочешь знать, что я делал последнее время. Работал в лаборатории, как в нашей иодпромовской, так иногда и в центральной, где обстановка более похожа на лабораторную; все это в связи с производством иода. Затем читал лекции по математике в математическом кружке. Готовил программы к большой работе по переходу производства к т. н. комплексному использованию водорослей, т. е. такому, при котором все составные части водорослей оказываются использованными; вскоре придется выступать с соответствующим докладом в ИТР с целью поставить задач> о водорослевой промышленности на проработку. Если это осуществится, то будет занятие сколько‑нибудь ценное и осмысленное. Вообще же день проходит бессодержательно и крайне быстро: толчея и нет тех результатов, которые он должен был бы принести по замыслу, — слишком все неорганизовано еще, а м. б. и наоборот. Если увидишь Л. К., то скажи ему, как мне тяжело думать, что я в его глазах оказываюсь не таким, каким он меня считал и что жалею о своей бесполезности в его работах как по Техн. Энциклопедии, так и литературно–научной. Ho, конечно, нарочно не стоит беспокоить, у него и так достаточно своих хлопот и дел. Пережили мы самые короткие дни, теперь темнеет уже явственно позже. Помню, 22 декабря, в самый короткий день, я вышел взглянуть на солнце. В 12½ часов, т. е. по солнечному за ½часа до полудня, солнце еще не вышло, а было только небо, видимое сквозь разрывы туч, как расплавленный металл. Ho целый день, целые дни здесь сумеречно: «Ни свет, ни тьма, ни день, ни ночь» [2183]. Работаем даже и теперь все время при электр. освещении. Ho эта почти полярная сплошная ночь совсем не такова, какою я тедставлял ее себе: это не ночь, а сумерки, но растянутые на цшый день. —А сегодня, вот, 1935.1.7. была удивительная заря в 4½ часа дня—ярко–малиновая полоса, какой у нас никогда я не видывал, а над нею плотное сизое облако—облачньй покров по всему небу. Удивительный цвет, удивительное зрелмце! Крепко целую тебя, милая Аннуля, будь здорова, не скучав, радуйся нашими детками.

Дорогая Тика, отдохнула ли ты за каникулы? А знаешь ли ты, что каникулы — это по латыни значит собачины, собачье время, —от названия Сириуса Собачья звезда: время отдыха было связано когда‑то с определенным положением на небе Сириуса. Очень радостно слышать, что и с музыкой ты начинаешь справляться, как справшась с арифметикой. Я‑то никогда не сомневался, что моя дорогая дочка со всем справится, но конечно не сразу, т. к. сразу никто ни с чем не справляется. Скажи Васюшке, что я не сумел написать ему, так как уже нет места, но напишу на ближайших днях; пусть он не думает, что я забыл написать ему: я его очень любію и скучаю по нему. Когда это письмо начиналось, тут быю тепло. Ho сегодня и вчера (т. е. 6 и 7 января) подул холодный шторм, мороз вчера доходил до 20°, ветер сбивает с ног и поэтому ходить полем довольно трудно. Кланяйся Ане и поблагодари ее за письмо ко мне. Кланяйся бабушке, пожелай ей здоровья от меня. У нас тут печи огромные, топят их раз в неделю, так что бывает то очень жарко, то прохладно. Сегодня, вот, печь топилась, в комнате тепло, в трубе ходит ветер и шумит, как–будто где‑то едет поезд. Уже ночь. Мы выпили‑кто чай, кто кофе, я угостил своих сотоварищей печеньем, которое прислали вы. Готовлюсь к докладу о водорослях, к завтрашней лекции по математике, пишу вам письма. Ho все время думается, как я далек от вас, о наполовину замерзшем море, которое лежит между Соловками и берегом материка. Стараешься ли ты говорить с Аней и с Микой по немецки? Кланяйся твоей учительнице от меня. В апреле месяце сюда, как говорят жившие тут, прилетит множество чаек, наверное они побывали и у вас и разскажут мне о моей дорогой дочке Тике. Ho вероятно они не будут говорить пустяков, как комар. Крепко целую тебя, моя дорогая дочка, и еще раз целую. Будь здорова.

Дорогой Мик, ты стал писать красиво, только жаль, что пишешь мало. Как же ты не знаешь, о чем писать. Конечно пиши о том, что ты делаешь, как гуляешь, что тебя теперь интересует. Пиши мне о милой мамочке и о том, заботишься ли ты о ней. Ведь я поручаю ее вашим заботам, — чтобы она не скучала, не грустила и жила полнее. Может быть у тебя возникают какие‑нибудь недоумения * физике или математике, сообщай и о них; хоть с опозданием, но я отвечу тебе. Сейчас мы заняты вымораживанием раствора — щелока, — чтобы повысить в щелоке содержание солей. Когда такой щелок замерзает, то в лед соли почти не попадают, если только частично не застрянут в тонких капиллярах. Поэтому лед соленой воды, например морской, при таянии дает воду почти пресную. Соли же переходят в еще не замерзшую часть раствора, концентрация его повышается и наконец доходит до насыщения, после чего соли выпадают постепенно на дно сосуда. Попробуй сделать такой опыт с раствором (не слишгом крепким) марганцевокислого калия: лед получится бесцветный, а незамерзшая жидкость углубит тон своей окраски. Это лучше всего проделать на блюдечке или на тарелке, тогда изменение цвета будет особенно явственно. — Сообщи мне, как идут твои занятия немецким. — Что делаете вы в школе по русскому языку? Крепко целую тебя, дорогой Мик, пиши чаще и побольше. Еще раз целую тебя.

П. Флоренский

Москва

Плющиха, Угол Долгого пер. и Новоконюшенной, д. 12, кв. 7

Ольге Павловне Флоренской

1 колонна[2184]. Список N9 I Письмо 1–е дополн

Павел Александрович Флоренский

1935.1.14. Соловки. № 7. Дорогая мамочка, хотя и не зная, когда мое письмо пойдет в Москву, пишу тебе. В настоящее время навигация прекратилась, а аэропланное сообщение еще не установлено. Уже давно поэтому мы не получаем ни писем, ни газет. Тут все еще не установились холода. Дня два было морозно, утром доходило до —15 20° Ho потом опять подул теплый ветер и температура поднялась. Мне напоминает этот климат Батум, хотя конечно там теплее. Воздух — сырой, часто снег и буран, снег липкий и, кажется, вот–вот начнется оттепель. Вообще же — полный контраст с Дальним Востоком, с его сухой, морозной и солнечной зимой. Живу я по прежнему, только всяких дел становится все более. Часть вечеров отнимают лекции по математике, различные заседания и совещания, другие вечера поглощает работа в библиотеке. По настоящему заниматься мне негде: в комнате, где несколько человек и куда постоянно приходят то по делам, то просто так, отвлекают разговоры. Может быть далее что‑нибудь наладится, надеюсь про себя. Книг нужных здесь совсем нет, приходится все вытаскивать из памяти, которая, впрочем, работает очень слабо.

Я здоров, питаніе теперь удовлетворительное, т. к. у меня подкрепления в виде ваших посылок и, кроме того, по учреждению, в котором ріботаю, получено молоко и пью его с кофе. Занимаюсь исклюштельно водорослями, иодом и подготовляюсь к работе по юл учению из водорослей разных продуктов. 10 го января читалболыной доклад в ИТР о проблеме водорослевой промышленюсти на Соловках. Слушателями были по большей части лкди квалификации выше средней, отнеслись очень внимательно, так что может быть это важное дело сдвинется с мертвой точки. По немногу читаю; последнее время Расина, здесь оказался том полного собрания его, или более или менее полного. —1)35.1.16. Вчера вечером нас внезапно переселили в новую камеэу. Это — большое помещение, в котором 21 человек, рабочие і служащие Иодпрома. 1934.1.18. Сегодня выходной день. Вс~ал позже обычного; слушал радио, недавно проведенное в каіѵеру. Сегодня по радио «говорит Москва», начиная с утренней зарядки, которая разбудила и последующих концертов. Часто вспоминаю, как ты раньше пела Шубертов- ские романсы. Подходящего ничего не приходится слышать, так что вероятно эти воспоминания связаны с местным климатом, несколько напомикающим Батум зимою. Сейчас, вот, опять теплый ветер, температура—близкая к нулю, воздух влажный и мягкий. В камере у моей постели окно, рамы одиночные, дует сквозь них достаточно, но особенного холода нет. День у нас удлинился, более чем на час, встаем—уже полусветло; но солнца почти никогда не видно. Море у берега покрыто льдом и снегом, так что его не видно.

Пока я сидел и писал это письмо, вот сейчас, прилетели два аэроплана; надеюсь привезли письма от вас. Ho это с ними не поедет, т. к. не прошло и ¼часа, как аэропланы полетели обратно на материк. Это — первый прилет за сезон. Все, конечно, очень волнуются даже при слухе, что прилетает или якобы прилетел аэроплан, т. к. все ждут писем.

Вечер, 1–й час. Дождался вечера, думал получить сегодня письмо, но пока письма не розданы. Начал я тебе писать, что увлекаюсь Расином. Пленительная ясность, прозрачность, свобода от ненужных подробностей, бутафории. Ни одного слова лишнего, не ведущего действия. Никаких описательных моментов, все в динамике, стремительно идущей к цели. Еще в детстве мне всегда казалось, что нападки на знаменитые три единства французских классиков несправедливы. Теперь я вновь убеждаюсь, какую цельность получает драма при соблюдении этих единств, какую четкость и замкнутость. Мне попалось старое издание Расина с от руки раскрашенными гравюрами, изображающими действующих лиц — очевидно сделанными для постановки на сцену.