Слепой. Исполнение приговора - Андрей Воронин

Но в этом море скорби имелся островок надежды – правда, такой крохотный, что Глеб с трудом его отыскал. Теперь, когда положение Федора Филипповича прояснилось вплоть до официального статуса арестанта, он почти наверняка располагал хоть какой-то информацией о причинах – как минимум, тех, что повлекли за собой арест. Ведь не за неправильный же переход улицы его замели! У Глеба имелась тысяча вопросов, а у Потапчука, возможно, завалялась хотя бы парочка ответов.

Оставалось только придумать, как эти ответы получить.

До темноты ничего умного так и не придумалось. Оставалось только то, чему Глеба когда-то неплохо обучили в спецшколе: идти напролом.

Выбравшись из машины, он обогнул дом и вошел во двор. Остановившись в тени трансформаторной будки, куда не проникал свет уличного фонаря, оценил обстановку.

С тех пор, как он был тут последний раз, обстановка не изменилась: немолодая синяя «мазда» стояла на прежнем месте под каштаном, в темноте салона разгорались и гасли огоньки двух сигарет. Задрав голову, Глеб обвел взглядом окна нужного подъезда. Первый этаж исключался: даже пожилой человек, если подопрет нужда, может рискнуть здоровьем и сигануть с такой несерьезной высоты. Лови его потом по всему двору!

Окна второго Глеб осмотрел мельком. Квартира явно была оперативная; здесь встречались с информаторами, вербовали, допрашивали. Почти наверняка здесь еще и били, а что время от времени кого-то держали под замком, можно было не сомневаться. И далеко не все люди, которых здесь мордовали, были стариками со слабым сердцем. А для молодого, тренированного человека прыжок со второго этажа – пустяк.

В окнах третьего, четвертого и пятого этажей Глеб не увидел ничего интересного, кроме все тех же разноцветных занавесок. Кое-где в темных оконных проемах мигали голубоватые отсветы телевизионных экранов. Сиверов с неудовольствием подумал, что обстоятельной беседы с охранниками, кажется, не избежать, но тут в окне на четвертом этаже шевельнулась занавеска, и на ярко освещенном фоне возник до боли знакомый силуэт. Федор Филиппович стоял у окна, глядя в темный двор, и с видимым отвращением что-то жевал – как показалось Глебу, сосиску, которую по-детски держал в кулаке, время от времени поднося ко рту, чтобы откусить.

– Сидит девица в темнице, а коса на улице, – ухмыльнувшись, пробормотал Сиверов. – Коси, коса, пока роса!

С этими словами он покинул укрытие и, вертя в пальцах незажженную сигарету, направился к синей «мазде» – косить.

Повинуясь повелительному взмаху полосатого жезла, черный «БМВ» с тонированными окнами прижался к обочине и остановился. Поскольку уже стемнело, водитель дисциплинированно включил аварийную сигнализацию и нажатием клавиши заставил опуститься стекло по левую руку от себя. Непредвиденная задержка была тем более досадной, что до условленного места встречи осталось всего ничего: ярко освещенная стоянка перед супермаркетом виднелась в каких-то двадцати или тридцати метрах впереди через дорогу. Подполковник даже разглядел на ней знакомый «лексус» с броской трехцветной наклейкой спецпропуска под ветровым стеклом. Он досадливо поморщился: тот, кто сидел в «лексусе», не любил ждать, зато обожал корчить из себя большого начальника и устраивать разносы. Обломать его, конечно, ничего не стоило, и Молчанов неоднократно это проделывал. Но каждый раз это стоило ему энного количества нервных клеток, и он начал всерьез побаиваться, что когда-нибудь не выдержит и просто пристрелит этого урода, как собаку.

Вынимая из внутреннего кармана пиджака документы, подполковник непринужденно, как бы невзначай, отстегнул язычок наплечной кобуры, в которой лежал успевший снискать себе весьма дурную славу в определенных кругах пистолет. Такая предосторожность оказалась излишней: гаишник был один, повышенной подозрительности не проявлял и ограничился тем, что сделал замечание по поводу тонировки оконных стекол – дескать, освещение сейчас, конечно, не то, чтобы в установленном порядке проверить коэффициент прозрачности и составить протокол, но и так, без проверки, невооруженным глазом видно, что грубое нарушение налицо. Советую как можно быстрее его устранить, потому что, согласно новому постановлению, с первого числа следующего месяца с тонированных машин мы будем просто снимать номера. И не мне вам объяснять, что получить их обратно будет хлопотно и очень, очень недешево.

И даже денег не взял – то ли чудак попался, то ли было в лице и выражении глаз подполковника Молчанова что-то этакое, антикоррупционное.

Свернув на стоянку, подполковник аккуратно зарулил на свободное парковочное место слева от «лексуса», выключил зажигание и снова опустил оконное стекло, на этот раз не слева, а справа от себя, со стороны пассажирского сиденья. Окно «лексуса» тоже опустилось, открыв взору Молчанова знакомую до отвращения физиономию.

– Привет, подполковник, – с ироническим оттенком поздоровалась физиономия.

– Привет, подполковник, – в тон ей откликнулся Молчанов.

– Получи и распишись, – сказал человек в «лексусе».

Он сделал движение рукой, и на пассажирское сиденье «БМВ» с тяжелым шлепком упал увесистый, пухлый конверт. Молчанов взял его, заглянул вовнутрь и, наугад выдернув из середины внушительной пачки, бегло рассмотрел на просвет одну купюру.

– Он еще и проверяет, – фыркнул водитель «лексуса». – Не бойся, у нас без обмана, точно, как в аптеке! Скажи лучше, о чем ты с этим мусором тротуарным беседовал.

Молчанов посмотрел туда, где, хорошо заметный в свете оснащенных лампами повышенной интенсивности фонарей, виднелся сине-белый «форд» ДПС.

– О тонировке стекол, – сказал он. – Со следующего месяца за превышение установленного коэффициента прозрачности будут снимать номера. Тебя, между прочим, тоже касается.

– Пусть попробуют, – хмыкнул собеседник. – А ты кончай разъезжать на этом корыте. Оно уже три дня в розыске.

– Догадываюсь. – Крутанув колесико бензиновой зажигалки, Молчанов закурил и выдул струю дыма прямо в довольную физиономию болтающегося под ветровым стеклом чертика. Чертик заплясал на нитке, поблескивая линзами темных очков. – Считай, что это была проверка бдительности сотрудников ДПС. Бдительность, как видишь, на нуле. Только по дороге сюда я спокойно проехал мимо трех стационарных постов, на каждом из которых есть монитор камер слежения и ориентировка на это, как ты выразился, корыто. Да плюс еще этот лопух… Но ты прав, хорошего понемногу. Надо заканчивать, тем более что, как я понимаю, подполковник Молчанов себя изжил, и ему пора исчезнуть.

– А вот с этим не торопись, – возразили ему. – Боюсь, подполковник Молчанов завершил еще не все дела и выполнил не все свои обязательства.

– Вот как? Что-то не припоминаю… А! Еще один стукачок! Так у меня все готово, могу прямо сейчас поехать и быстренько с ним закончить.

– Стукачок – это да. Но не только он.

– Да хватит уже! Я свои обязательства выполняю полностью, до последней запятой. Ну, да, еще этот, как его – Валера-по-Барабану…

– Верно. Но и это еще не все.

– Правда? Тогда действительно не припоминаю.

– Не напрягайся, пупок развяжется. Надо поработать с Тульчиным.

– Не понял, – сказал Молчанов. – Как это – с Тульчиным? Ты ведь сам говорил, что на него в этой игре главная ставка, что он – наша проходная пешка…

– Обстоятельства переменились, – сказал человек в «лексусе». – То есть все идет как положено, по плану, но как-то вяло. Я посоветовался с командованием, и оно согласилось, что нашу проходную пешку следует чуточку подстегнуть, а то он что-то мнется – то про старую дружбу вспомнит, то про недостаточность улик… А нам нужна полная ясность: дело закрыто, главный виновник установлен и покончил с собой, не выдержав угрызений совести и страха перед наказанием. Поэтому Тульчина необходимо слегка пощекотать – вот именно, слегка, чтоб уже назавтра мог связно давать показания, а максимум через неделю снова был в строю. Аккуратно, но больно – так, чтобы все эти глупости насчет старой дружбы и кое-чьей кристальной честности разом из головы вылетели.

– Что-то мне это не нравится, – сказал подполковник Молчанов. – Не люблю работать впопыхах.

– Решение принято, и принято не мной. Кстати, самоубийство главного подозреваемого тоже надо организовать, и догадайся: кому это поручено? Но – только после Тульчина. Вернее, после того, как станет известно, что он счастливо пережил покушение. – На сиденье шлепнулся еще один конверт, полегче первого. – Здесь установочные данные клиентов и аванс. Приказы не обсуждаются, подполковник. На подготовку тебе даны сутки, начиная с этой минуты. – Он демонстративно посмотрел на часы. – Время пошло.

– А если я не успею? – спросил Молчанов. Вопрос был задан исключительно из духа противоречия: он знал, что, если захочет и постарается, успеет что угодно и в какой угодно срок.