Кофе по-ирландски (СИ) - Полански Алла

Я чмокнула Рому в щёку и прошла мимо Паши к входной двери. До сих пор не знаю, как Роме удалось уговорить Пашу сесть с ним в такси и уехать… Пусть это останется их тайной.

***

11 ОКТЯБРЯ

Воскресенье.

Сегодня я отключила телефон. Почему? Просто не хочу, чтобы Паша позвонил. Не знаю, что сказать ему, боюсь того, что он, возможно, будет просить прощения, а я не готова вот так просто взять и голыми руками вытащить острую занозу из сердца. Эта заноза сидит крепко и постоянно даёт о себе знать то и дело накатывающей тоской и глазами на мокром месте…

***

12 ОКТЯБРЯ

Понедельник.

Я чувствую себя спокойнее – где как не на работе можно вытащить любую занозу, пусть и всего лишь на время… Моё лицо столь суровое, что даже Веруся, которая всегда по утрам предлагает мне попить кофейку и поболтать, на этот раз отступила от правила. И очень кстати – говорить вообще не хотелось. К счастью, весь рабочий день мне удаётся ударно трудиться, и почти ни с кем не вступать в долгие дискуссии.

Ровно в семь вечера я вышла из офиса, намереваясь по пути зайти в супермаркет, чтобы заполнить дома холодильник. От стресса всё время хотелось есть. Но – то ли ангел-хранитель чрезмерно пёкся о моей фигуре, то ли, наоборот, злой рок решил заморить голодом – прямо у входа в офис меня поджидал Юра. Я даже чуть рот не открыла от удивления: он же давно уехал из города.

– Юра? Привет… Какими судьбами?

– Да вашими с Пашей судьбами, вашими…

– Не поняла…

– А чего тут непонятного? Друг в беде: барышня его бросила, на телефонные звонки не отвечает, общаться не хочет. Как теперь без меня-то? Прилетел сегодня, не могу ж я дать Пашке пропасть почём зря.

– Ты прилетел, чтобы нас помирить, что ли?

– Ой, догадливая какая! Умничка!

– Юра, напрасно всё это. Мы не ссорились, чтобы мириться.

– Так, краса моя. Давай-ка поедем что-нибудь съедим, потому что я с утра ничего не ел из-за вас, а там и поговорим…

– Юр, я, конечно, рада, что у Паши такие друзья, но я, по-моему, вовсе не обязана с тобой объясняться. Мне домой пора.

– И ты хочешь сказать, что я бросил все свои дела, только чтобы прилететь сюда и мне дали от ворот поворот?

– А что? Непривычно, да?

– Не то, что непривычно, это просто неслыханно! Где это видано, чтобы из-за какой-то бабы…

– Я не баба. Мы, по-моему, этот вопрос утрясли уже. Или нет?

– Ага! Простите, мадам! Где это видано, чтобы из-за какой-то мадам, человек уже вторые сутки не в себе был? Я Пашку таким вообще не знал никогда. Так и друга лишиться недолго, так что всё же попрошу хотя бы со мной поговорить, если с ним не хочешь.

– Да и с тобой не горю желанием, если честно, уж прости…

– Всё! Стоп! Всё понял. План «А» не сработал – что ж, придётся переходить к плану «Б».

Юра свистит, тут же подъезжает машина, открывается задняя дверь, меня заталкивают, и машина срывается с места.

Да что же это такое-то? Чуть что – меня в машины силком сажают. Хорошо хоть на этот раз хоть мешок на голову не накинули… Судьба, что ли такая? И, главное, что характерно – уже второй раз это каким-то образом связано со свадьбой… Надо будет об этом подумать…

– Поборол, да? Ой, какие мы сильные! Нашёл с кем справиться…

Юра деланно вздыхает:

– И на что только не пойдёшь ради друга.

Сижу и молчу. Да пошло оно всё!

Подъезжаем к знакомому уже ресторанчику на Пролетарской, заходим внутрь. Спиной к нам за самым крайним столиком сидит… Паша! Так вот оно что – сговорились друзья-товарищи.

Юра окрикивает Пашу, тот поворачивается и ошеломлёнными глазами, не верящими в то, что всё получилось, смотрит на меня.

– Ну… это… я пойду к знакомому заеду на часок, а потом в аэропорт. Приятно было увидеться, Таня!

Сказав это, Юра словно растворился.

Паша поднялся со стула, и по его выражению лица было видно, что спал и ел он крайне мало в последнее время. Обычно горящая румянцем кожа на щеках потеряла краски. Стало даже жаль его жаль – так плохо он никогда не выглядел…

Разыгрывать перед ним театральную сцену с громким выражением своего возмущения и картинным уходом из ресторана бесполезно. Просто села за стол. Паша тоже сел, точнее не сел, а буквально упал на стул. Он молча закурил, но это занятие вряд ли доставляло ему привычное удовольствие – руки тряслись так, что пепел никак не мог упасть в пепельницу… Глядя мне в глаза, этот замученный обстоятельствами молодой мужчина хотел что-то сказать, но каждый раз осекался. Начинал говорить, запинался и снова замолкал, прикуривая одну сигарету от другой…

Я прекрасно понимаю, как тяжело выносить на свет Божий то, что у тебя сидит слишком глубоко в душе. И как страшно, всё-таки найдя в себе силы и сказав это, увидеть полнейшее непонимание в глазах того, к кому пытался воззвать.

– Прости…

И всё… больше сил у него не хватило. Просто «прости»… Голова опускается практически к поверхности стола, а пепел растворяется в капельках слёз… Опять мужские слёзы… Но в этот раз я не наделаю ошибкок. В этот раз я не позволю каким-то дурацким правилам игры сделать меня несчастной. В этот раз я всё-же выйду из вагона на перрон.

– Проводи меня домой, Паша. Я так устала…

– Ты позволишь?

– Да.

Мы вышли из ресторана и сели в машину. Я смотрела на его лицо, и мне не нужны были слова, чтобы понять Пашины чувства. Страх… безумный, почти животный страх того, что, возможно, ты допустил такую ошибку, которую нельзя исправить никакими самыми лучшими поступками и никакими самыми красивыми словами.

Кто первым сказал глупость про то, что настоящие мужчины не должны плакать? Кто решил, что несколько капелек боли, показавшиеся на глазах, автоматом превращают сильного мужчину в слабого? Я знаю… Это придумано из тихой зависти к тем, у кого всё ещё есть душа.

– Ты простишь?

– Уже простила.

– Я дурак….

– Мы оба дураки.

– Я так боялся, что ты не простишь…

– А я так боялась, что ты не попросишь прощения…

– Не могу без тебя…

– А я не знала, как вообще жить дальше…

Мы читаем книги и смотрим фильмы про отважных женщин, которые упиваются своей гордыней и ничего в этой жизни им не страшно. Мы тихо завидуем им, видя, что их «смелость» приводит к счастливой и успешной жизни. Кто-то даже берёт их себе в пример… Но мало кто задумывается о том, что жизнь – это не сценарий с заранее известным хэппи-эндом.

Мужчины, женщины… Мы, в большинстве своём, не актёры, а всё равно пытаемся порой сыграть в большом спектакле, надеясь получить признание зрителей. Кому-то это удаётся, а кто-то заигрывается настолько, что тщательно срежиссированное представление начинает больше походить на казино с минимальной ставкой на собственное счастье.

Что нам дороже: аплодисменты или мир в доме? Каждый для себя решает сам. Для меня же в этот вечер выбор стал очевидным: я готова покинуть большую сцену раз и навсегда… И пусть мои ожидания оправдываются редко и не полностью, пусть я не услышу всего того, чего так жаждет сердце, но я больше никогда не буду пытаться запрыгнуть в последний вагон поезда, отъезжающего от города, в котором живет Любовь. Теперь я всегда буду бояться, что купленный мной билет может оказаться билетом в один конец…

***

23 ОКТЯБРЯ

Жизнь снова вошла в свою колею. Работа, дом, сын, встречи с Пашей… Он проводит со мной все выходные: приезжает в пятницу и только в понедельник утром уезжает на работу. На неделе мы видимся редко – только если у Паши отменяются занятия.

Я много работаю, чтобы будние дни летели быстрее. Радуюсь за Макса и Ирину, у которых, как выяснилось, скоро грядёт пополнение в семье. Только сейчас обратила внимание на растущий животик и искренне радуюсь за Иринку. Её глаза светятся счастьем. Ещё бы! Макс – сама учтивость: и ботиночки ей наденет, и держит всегда под локоток, чтобы, не дай Бог, не упала… А сколько нежности чувствовалось в том, как и что они говорят друг другу…

А я так и не услышала от Паши того, на что надеялась… Нельзя сказать, чтобы из этого можно было делать трагедию какую-то, но, надо признать, грустно становилось всё чаще.