Маисовый колос - Густав Эмар

— Если хотите, то прошу, сеньорита. Но имейте в виду, что я не уйду отсюда, пока вы не объясните мне значения всей этой сцены!— крикнул дон Мигель, с такой силой сжимая ручку кресла, что она треснула.

— Успокойтесь, пожалуйста, сеньор!— проговорила молодая девушка. — Мебель поставлена здесь не для того, чтобы вы ломали ее, притом вы напрасно изволите возвышать голос: во-первых, вы находитесь в присутствии дамы, а во-вторых, ваш голос может вам понадобиться в другом месте, здесь же вы совершенно непроизводительно тратите его.

Дон Мигель вздрогнул, точно его ударили по лицу.

— Боже мой! Боже мой! — простонал он, схватив себя за голову. — Если я еще не сошел с ума, то, наверное, скоро сойду!

Донна Аврора молчала, обрывая лепестки прекрасной махровой розы.

— Аврора, — снова начал молодой человек, опуская руки и глядя на девушку глазами, полными отчаяния, — я не ожидал от вас такой несправедливости!.. Объясните же мне, наконец...

— Что же вам объяснить? «Несправедливость» свою, что ли?

— Да... я все время только об этом и прошу.

— И глупо делаете, кабаллеро!.. В настоящую эпоху несправедливость вошла в обычай, просить же объяснения несправедливости строго воспрещено.

— Это, к сожалению, верно, сеньорита, но только в области политики; я же предполагал...

— Ну, договаривайте, что вы предполагали?

— Что мы с вами занимаемся вовсе не политикой.

— В таком случае вы сильно заблуждаетесь, сеньор.

— Как, сеньорита, вы думаете...

— Да, сеньор, я имею основание думать, что вы только ради интересов политики и поддерживали со мной отношения.

Дон Мигель понял, что собеседница упрекает его за услугу, о которой он просил ее своим письмом, написанным ночью. Этот удар, нанесенный его деликатности, заставил молодого человека покраснеть от стыда. Что же касается девушки, то она смотрела теперь на него более с жалостью, нежели с гневом.

— Я думал, — начал дон Мигель, — что донна Аврора Барро достаточно расположена к Мигелю дель Кампо, чтобы не счесть за труд какую бы то ни было услугу, особенно, если дело идет о жизни одного из его друзей, а может быть, и о его собственной.

— О, что касается последней, кабаллеро, то донне Авроре Барро это совершенно безразлично!

— Да, сеньора?

— Да, сеньор... Донна Аврора Барро отлично знает, что если сеньору дель Кампо будет угрожать какая-нибудь опасность, то у него есть прекрасное, скрытое убежище, вполне комфортабельное и охраняемое гением счастья, в котором он всегда может укрыться.

— У меня? Убежище?!

— Кажется, речь идет именно о вас, кабаллеро.

— Убежище, «охраняемое гением счастья», в которое я всегда могу укрыться? Где же это убежище, желал бы, я знать, сеньорита?

— Вы, очевидно, сегодня очень плохо понимаете по-испански, сеньор, поэтому я лучше, перейду на французский язык; быть может, на этом языке вы скорее поймете меня... Итак, сударь, повторяю вам по-французски, что у вас есть прекрасное убежище... грот Армиды... волшебный Дворец... Неужели вы и теперь еще не догадываетесь, о чем я говорю, господин дель Кампо?

— Нет! Это становится невыносимым!

— Напротив, сударь, по-моему, напоминание об этом волшебном убежище должно быть для вас очень приятно.

— Аврора! Пощадите меня, ради Бога.

— Ах, вам, вероятно, не понравилось, что я сравнила ваше тайное убежище с гротом Армиды? Ну, так назовем его островом Калипсо, а вас — Телемаком... Надеюсь, вы теперь довольны?

— Да, скажите мне толком, на что именно вы делаете такие... ядовитые намеки!

— Неужели вы все еще не догадываетесь, сеньор?

— Аврора, ведь это пытка!

— Вовсе нет... Это, напротив, очень приятное... развлечение.

— Да?

— Да... Я говорю о существовании вашего волшебного грота, дворца или острова, не знаю, какое из этих названий вам более нравится. Скажите, пожалуйста, сеньор, там действительно, очень хорошо?

— Да где же находится это...

— В Барракасе, кабаллеро, в Барракасе!

С этими словами молодая девушка встала, повернулась к дону Мигелю спиной и начала прохаживаться по гостиной, терзаясь ревностью, вновь со страшной силой проснувшейся в ней.

— В Барракасе?! — воскликнул дон Мигель, догоняя молодую девушку.

— Да, сеньор... Разве вы там не бываете? — спросила она, глядя на него через плечо. — Во имя нашей прежней... дружбы я советую вам все-таки лучше стараться не быть раненым, потому что как ни таинственно ваше, убежище, но оно легко может быть открыто посредством докторов, аптекарей...

— Аврора! Ты положительно убьешь меня, если не объяснишь своих более чем странных слов!

— Не умрете, сеньор!.. Воспоминание о вашем счастье поддержит вас... Смотрите только, избегайте ран в, левое бедро: говорят, это очень опасно, в особенности, когда раны наносятся солдатской саблей!

— Господи! Они погибли! — не своим голосом крикнул дон Мигель, закрывая лицо руками.

Снова наступило тягостное молчание между этими двумя молодыми людьми, которые раньше так горячо любили друг друга, а теперь были готовы отречься от своего чувства, благодаря злому духу, воплотившемуся в донне Марии Жозефе и вонзившему в сердце неопытной девушки ядовитое жало ревности.

Вдруг дон Мигель порывистым движением бросился на колени перед донной Авророй, обхватил ее тонкую талию и, поднял на нее свои прекрасные, отуманенные горем глаза, проговорил задыхающимся голосом:

— Именем Бога заклинаю тебя, Аврора, разъяснить мне тайну твоих слов!.. Я люблю тебя! Ты моя первая и единственная любовь. Ни одна женщина в мире не может быть любима так, как люблю тебя я! Но, увы, в эту минуту, когда над головами нескольких ни в чем неповинных людей, быть может, и над моей, висит смерть, не время говорить о любви!.. Я забочусь не о своей жизни, — я давно уже ставлю ее на карту каждый день, каждый час, каждую минуту; я давно борюсь с врагом, силы которого в сравнении с моими громадны. Нет! Я боюсь за... Слушай, Аврора: твоя душа — моя душа, доверяя тебе свою тайну, я доверяю ее все равно, что Богу... Видишь что, моя дорогая: дело идет о жизни Луиса и Гермозы; они оба в смертельной опасности, и если умрут они, должен буду умереть и я. Кинжал, который пронзит сердце Луиса и Гермозы, не может миновать и моей груди.

— Мигель! — вскричала донна Аврора, нагибаясь к нему и крепко обхватывая ему голову своими маленькими руками, как бы желая защитить ее таким образом от смерти, — мой дорогой Мигель!

Лицо, глаза, голос и речь молодого человека дышали такой искренностью и любовью, что молодая девушка не имела сил не поверить ему.

— Да, — продолжал он, не меняя своего положения, — Луис был в эту ночь под ножом убийцы. Мне удалось спасти его, полумертвого... Убийцы были агентами Розаса... Нужно было скрыть его, но в моем, а тем более в его доме этого никак нельзя было сделать...