Горечь - Юрий Хазанов

Но затем начинаются сложности. Наступает период полового созревания, и твой потешный «цуцик» становится немного больше, возле него появляется растительность — хотя всё это происходит не слишком быстро. Во всяком случае, не так быстро, как тебе, возможно, хотелось бы.

И тогда, вместо того чтобы демонстрировать его своим однокашникам и гасить с его помощью костры, ты внезапно ощущаешь какую-то скованность и неловкость и начинаешь проявлять к нему более серьёзное отношение. Своей маме ты уже ни за что на свете не позволишь посмотреть на него, а если бабушка попытается застегнуть тебе молнию на брюках, ты скорее предпочтёшь умереть. Мытьё в школьном душе после спортивных занятий превращается для тебя в тяжелейшее испытание, потому что, хотя у всех мальчишек вроде бы одни и те же «причиндалы», но на поверку они оказываются совсем разными, и ты вольно или невольно смотришь и сравниваешь, и огорчаешься, и завидуешь, и не всё понимаешь…

У одних ребят огромные Джоники, толщиной чуть ли не с твою руку, окружённые густыми курчавыми волосами, в то время как у других — совсем крошечные невзрачные «птенчики».

Ох, какая странная всё-таки природа! Даже немного жестокая… Так начинаешь ты думать.

И то, что бывало поводом и причиной веселья и смеха, превращается в обузу, в нелёгкую ношу для души и тела, начинает причинять беспокойство. Тебя волнует, как будет дальше, — станет ли твой орган расти и развиваться или застынет на месте, и вообще — всё ли нормально в твоём развитии или случилось уже что-то непоправимое. Ты плохо спишь, и мысли твои крутятся вокруг одного и того же.

Но этого мало. Ко всему ещё, твой «хоботун» пытается вести свою собственную жизнь, отдельную от твоей. Это совпадает с начальным периодом твоего созревания.

И главное его хобби — «восставать». Причём в самых неожиданных случаях. Если нужно дать ему прозвище, то наиболее верное было бы — «восстающий». Стоит тебе чихнуть — и он норовит подняться. (На языке науки это называется «эрекция».) Ты жуёшь что-то и стискиваешь зубы — он тут как тут. Садишься в автобус — снова он даёт о себе знать. Смотришь передачу по телику — то же самое. Думаешь об уроке географии — ему это неважно: он знает своё дело. Начинаешь думать о девчонках — опять он со своими штучками. Непонятно — что ему надо, что волнует его на самом деле. Любая чушь может подействовать на него, привести в такое состояние, что тебе неудобно сидеть, а о том, чтобы встать, вообще не может быть речи.

Вместо того, чтобы гордиться, быть довольным тем, что твой «петушок» такой шустрый и часто напоминает о своём присутствии, — ты чувствуешь себя подавленным, тебе неловко. Что если кто-то увидит, как надулись у тебя брюки? Все ведь сразу поймут причину. Это будет ужасно! Над тобой станут смеяться. Тебе не забудут такого по гроб жизни. Никто не захочет иметь с тобой дела. Может быть, даже какой-нибудь лихой журналист тиснет дурацкую статейку в нескольких газетах под таким, например, заголовком: «У ШКОЛЬНИКА ВОССТАЛ», или: «КАКОЙ НЕПРИЛИЧНЫЙ ХОБОТ»… А по телевидению соорудят что-то вроде документального фильмика на эту тему… От них всего можно ждать… А уж в Интернете!..

Разумеется, ничего этого не будет. Ты сам прекрасно знаешь. Но твоё состояние весьма похоже на то, какое я только что описал.

И ни одна душа не в состоянии тебя понять… Так совершенно искренне думаешь ты. Особенно, девчонки. Их заботы и невзгоды периода полового созревания кажутся тебе совершенно отличными от твоих. Ведь больше всего их беспокоит, если они что-то не смогли в достаточной степени показать. Например, они только и мечтают, чтобы груди у них стали больше и заметней, разве не так? Ты тоже мог бы им кое-что показать иногда — но ведь ты ни за что не пойдешь на это. Ни за что!

Атмосфера запретов и стыда вокруг твоего пИниса (так по-научному называется этот орган) и его собственное непредсказуемое поведение — всё это ведёт к тому, что ты не решаешься серьёзно разговаривать на темы, с ним связанные. Своё беспокойство, свои тревоги и вопросы ты держишь при себе, и это усиливает твоё смятение.

Да и с кем тебе говорить? Приятели только посмеются над твоими откровениями и страхами, а то и сделают их достоянием более широкого круга слушателей. Мама скорее всего не поймёт, да и неудобно как-то, с отцом тоже нелегко начать разговор на подобную тему. И как обо всём расскажешь, если сам толком не понимаешь?

Вот и выходит: лучше держать своё беспокойство при себе и помалкивать, накинув, как говорится, на роток платок. Но ведь этим всё не заканчивается. Ещё многое впереди…

После того как Переходный возраст сыграет свою малопривлекательную роль, на сцену выйдет Взросление, тоже со своими страхами и неприятностями, которые будут хватать тебя за всякие не вполне приличные места.

А вот отрывки из писем подростков автору «Джоника» на радио и телевидение.

Мне уже двенадцать, но я боюсь, что у меня не всё нормально в этом смысле, понимаете? У моего друга он твердеет, даже если тот ничего с ним не делает. Мы также измеряли один у другого, и у негона два сантиметра длиннее моего. Это очень плохо для меня? Я жутко переживаю, но боюсь идти к доктору или спрашивать у мамы.

Мне пятнадцать лет, и недавно мама застала меня на месте преступления, когда я баловался со своим органом. Она сказала, что это мерзко и отвратительно и я должен стыдиться. Но я знаю, что многие мои приятели делают то же самое, и потом я прочитал где-то, не помню, где, что это даже бывает полезно. А мама говорит, она меня выгонит из дома. Что мне делать?

По моей религии мастурбация — грех. А я делал это довольно часто, хотя понимал, что поступаю плохо. Я ненавидел себя за это, но не могу найти силы не делать. Должно быть, я слабый и плохой человек. Не знаю, с кем поделиться, вот и пишу письмо.

Сплошная жуть! Моя тринадцатилетняя сестра застала меня в ванной, когда я занимался онанизмом. Теперь все в моём классе знают про это, а я просто сам не свой и не представляю, как жить дальше.

Мне четырнадцать, и я каждый день занимаюсь онанизмом. Иногда даже по два-три раза. У меня, я заметил, начал болеть мой орган. Это очень вредно, то, что я делаю? Может, я израсходую всё, что там есть, и у меня ничегоне останется, чтобы произвести детей? Мне очень страшно…

Из главы 4-й: Ответы автора «Джоника»

«Мастурбация» — слово латинского корня. Рукоблудие, детский грех — думаю, понятно всем, а вот слово «онанизм» возникло от имени библейского персонажа ОнАна и означает оно (так же, как и три остальных) искусственное — помимо полового акта — возбуждение пениса. При чём тут Онан? А вот при чём: когда у него умер старший брат, отец приказал Онану пойти к жене покойного и сделать всё, чтобы продлить род. Онан выполнил волю отца, но, войдя в шатёр вдовы, не смог заставить себя «согрешить» с нею и выпустил семя на землю. Так он поступал всякий раз, когда отец посылал его туда…

А теперь вернёмся, как говорят, к нашим баранам.

Меня научили мастурбировать. У меня был старший друг по имени Мервин, который продвинулся куда дальше меня на поле секса и того, что с ним связано. Именно Мервин посвятил меня в этот новый «вид спорта», о котором я и знать не знал. Сначала на словах, а когда я проявил недюжинный интерес, он охотно показал мне, как это делается.

Добрый старина Мерв! Он открыл мне глаза, и у меня сразу появилось дело, заниматься которым не было скучно. Однако, должен признаться, хотя я с усердием выполнял все его указания и нещадно теребил свою несчастную сардельку, конечных результатов не было. Возбуждения я, ценой немыслимых усилий, добивался, но дальше, как ни крутил, дело не шло. Ни капли семени не проливалось из моего краника на землю, в то время как Мерв щедро орошал её.

Да, мой колодец был сух. В свои нежные одиннадцать лет я не мог ещё заставить половые железы выработать вещество, необходимое для извержения семени. Это жутко беспокоило меня. Не скажу, чтобы я был в полном отчаянии, но, во всяком случае, смертельно завидовал счастливому и мужественному Мервину.

Однако не прошло много времени, как я напрочь забыл о беспокойстве, потому что мог уже свободно извлекать то, что нужно, из своей игрушки.

Я не видел Мервина уже лет двадцать с лишним, но остаюсь благодарным ему за его уроки… Да, да, не удивляйтесь — за то, что он первым открыл мне, чтО это такое, и при этом не восхвалял данный способ достижения полового удовлетворения, но и не запугивал меня, а давал понять (так мне теперь кажется), что эта штука столь же естественна и обычна, как, например, мочеиспускание и многое другое.