Путь к себе - Франц Николаевич Таурин

было сейчас в его подсказке: шли по глубокому и широкому пароходному фарватеру, по самому его стрежню.

Пестрая корова, которая шла по самому обрыву берега, лениво переставляя ноги, пронеслась мимо на скорости призового скакуна, и Алексей подумал даже, что не очень-то и нужен был им пароход «Алдан».

Ходовая протока, ширины которой хватило бы на три Ангары и на добрый десяток Порожных, рассекая пополам сорокакилометровую пойму реки, уходила за горизонт. Вдали, справа и слева, четко выделяясь на густо-синем небе, высились отвесные скалы материкового берега. Они словно стремились друг к другу и, где-то очень далеко впереди, за горизонтом, почти смыкались, тесня реку и оставляя ей чуть заметный проран.

«Вот бы где поставить гидростанцию! — подумалось Алексею. — Это тебе не Порожная. Да и не Ангара. Силища!»

И он уже стал прикидывать, какой мощности могла бы быть эта примечтавшаяся ему станция. Получалось что-то такое грандиозное, что не жалко было и города, который они только что оставили и который придется убирать из поймы и переносить куда-нибудь на коренной берег.

Вот бы на такой стройке он поработал!

Степан Корнеич все продолжал рассказывать, и Алексей спустился в штурвальную рубку.

— На этом самом острове, — Степан Корнеич протянул руку в сторону левого берега, заросшего кустарником, поверх которого виднелись темные вершины густого леса, — ну, прямо скажу тебе, райские места…

— На острове? — удивился Алексей.

Впереди, сколько глаз хватал, не было видно ничего похожего.

— Говорю, на острове! — сердито произнес Степан Корнеич. Он не любил когда его перебивали. — Остров это! — он еще раз ткнул рукой влево. — От городу почти протянулся до самой Кангаласской горловины. Верст, почитай, на сорок. А в ширину верст десять, а может, пятнадцать, кто его мерял. За ним протока, поуже этой малость, а там — еще остров, а за ним уже береговая протока и коренной, стало быть, берег.

— Вот это да… — изумился Алексей.

— Матушка Лена! Всем рекам река! — с гордостью воскликнул старый лоцман. И добавил убежденно: — Второй такой по всему свету не сыскать!

— Давай, давай, старик, про райские места, — напомнил Роман, посмеиваясь.

— Этот остров всю пристанскую слободку кормит. Как сойдешь на берег, поляны. На полянах лук растет. Сочный да густой, хоть литовкой коси. Бабы пристанские кулями на базар возят. А мало погодя смородина поспеет красная.

— Тоже мне ягода! — пренебрежительно буркнул Роман. — Кислятина!

— Много ты понимаешь! — обиделся Степан Корнеич. — Ты вовек такой ягоды не видал. Куст каждый поболе твоего росту. И не зеленый он, а красный. Весь усыпанный, под ягодой листа не видать. С одного куста по два конных ведра набирают. А в лесу, по опушкам, смородина черная, как виноград. Сплошной витамин!.. Руки у начальства не доходят. Эту бы всю ягоду собирать и на Север. Никакой бы тебе цинги не было. А то привозят в банках всякую преснятину. Да откуда? С Черного моря волокут. А свое добро пропадает.

— А бабы пристанские на что? — снова вставил Роман.

— Баба, она баба и есть. Себе наберет, ну сколь-нибудь на базар вынесет, стаканами продаст. А тут не стаканами, бочками заготовлять надо!.. В лесу озера. Карась знаешь какой! Положишь на сковороду, хвост за бортом висит. Сколь добра пропадает!.. Про грибы уже не говорю. Их здесь и брать-то не умеют. А гриба тут…

— Все! — решительно оборвал Роман. — Уговорил! Делаю разворот, пристаем к берегу. Тебя с Алексеем наряжаю карасей ловить, порты у тебя широкие. А мы с Варюшей в лес, по грибы, по ягоды.

Для виду Алексей тоже посмеялся. Хотя шутка была ему неприятна.

И Степан Корнеич, которого только что слушал он с интересом, показался ему просто-напросто одержимым никчемной старческой болтливостью. Не дослушав рассказ об изобилии грибов на острове, Алексей вышел на палубу. Разгуляться на ней негде: пять шагов вперед, пять шагов назад… Так и мотался, как заводной…

Злиться, конечно, можно сколько влезет, но все-таки самое верное для него: вернуться домой к Фисе и Толику… А для Варьки самое лучшее выйти замуж за Романа.

Но только представил себе Романа обнимающим прильнувшую к нему Варьку, потемнело в глазах и такая злая тоска взяла, что хоть сейчас за борт…

И вовсе кстати — как есть ко времени! — на барже ударили в колокол. Варька просигналила сбор на обед.

Роман крикнул напарнику:

— Переведи на самый малый и езжай обедать. — Потом сказал Алексею: — Василий пусть глушит мотор и пусть оба едут.

— Поезжай сам, — возразил Алексей, — я посижу за штурвалом.

Роман энергично крутанул головой:

— Не положено! — И окликнул напарника: — Гриш! Привези мне чего-нибудь укусить.

Гриша поскреб рыжую щетину на впалых щеках и предложил Роману:

— Ехал бы да пообедал.

— Долго я вас буду упрашивать? — притворно рассердился Роман. — А ну отчаливайте! А то щи прокиснут, пока вы доедете.

— Да в эту лодку впятером и не сядешь, — усомнился Гриша.

— Э-э, милок — успокоил его Степан Корнеич. — Это лодка ленская, подъемная. Она и больше подымет.

Когда все уселись на палубе вокруг длинного ящика, заменявшего стол, Варька, разливая похлебку по мискам, спросила:

— А Роман где?

Алексей пристально посмотрел на нее. Варька не отвела глаз.

Степан Корнеич пояснил:

— Сказал, деньгами получать буду. Видать, тебя робеет, Варюха.

— Видали мы таких робких, — сказала Варька.

После сытного обеда уселись на солнышке, привалясь спинами к стенке каюты, и перекурили. Степан Корнеич не дал поблаженствовать, заторопил: скоро горловина, всем быть по местам.

— Надо обед послать мотористу, — сказал Алексей, зайдя в каюту к Варьке.

— Ты опять на катер? — вместо ответа спросила Варька.

— Я начальник каравана. Мое место там, — резко ответил Алексей.

Варька недобро сузила глаза.

— Понятно! — сказала она, и ноздри ее ладного короткого носа нервно вздрогнули. — Нет у меня посуды по катерам рассылать. Сам приедет, не переломится.

«Договорились!..» — хлестнула Алексея догадка. И такое зло взяло: водят за нос, как маленького. Когда только успели!..

Круто повернулся. Чуть не бегом к борту и не спустился, а спрыгнул в лодку. Хорошо, устойчива ленская посудина.

— Полегче, милок! Этак и днище проломить запросто, — укоризненно заметил Степан Корнеич.

Алексей ничего не ответил, сел в греби и рванул так, что стоявший на корме долговязый Семен, напарник Василия Вяткина, едва не вывалился из лодки.

— Весла сломаешь, начальник, — предостерег Василий Вяткин журчащим баском.

Несколькими ровными и сильными взмахами Алексей подогнал лодку к катеру Вяткина и, щеголяя умением управляться на воде, круто затабанив правым веслом, подвел ее кормой к борту, точно в том месте, где свисала маленькая железная стремянка.

Долговязый Семен первым проворно поднялся на катер, подал руку низенькому плотному