Путь к себе - Франц Николаевич Таурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И хорошо, что никого не слушала. Вышла, ни разу не пожалела. Не сглазить бы, а пока все завидуют. А с тех пор, как родила Юрика и Наташку, Анатолий только что не молится на нее.
Правду сказать, когда узнала, что Ломовы тоже едут на Порожную, в первую минуту стало не по себе. Чуть было не сказала Анатолию: «Не поедем!» Но сдержалась. Не захотела, чтобы угадал ее мысли, чтобы подумал, что страшится она Фисы.
И опять не ошиблась. Толя сам, как видно, остерегался даже случайной встречи. Квартиру попросил не в нарядном коттедже (ему бы дали — лучший экскаваторщик на стройке), а в одном из восьмиквартирных домов на другом краю поселка. И хотя поселок еще был очень невелик, Полина встречалась с Фисой только в магазине и то совсем редко. Анатолий же, наверно, и ни разу не видел Фисы здесь, на Порожной.
Когда беляшей на противне заметно убыло, Анатолий спросил:
— Спят?
— Конечно! — удивилась Полина. — Больше часу, как уложила.
— Да, конечно, — согласился Анатолий и спросил неожиданно: — Ты Анфису давно видела?
Это было так неожиданно, что Полина, не успев удивиться, ответила машинально:
— Давно не видала.
И, только ответив, подумала: к чему это он спросил? О семействе Ломовых никогда у них разговора не было.
— Беда у них большая, — сказал Анатолий, — посадили Алексея.
Полина вскинула на него глаза, ждала, что скажет дальше, но Анатолий молчал, уставясь в стол невидящим взглядом.
Наступившая тишина щемящим звоном отдалась в голове. Угрюмое молчание Анатолия встревожило и испугало Полину.
И как-то сразу она поняла, даже не поняла, а почувствовала, сколь зыбким, ненадежным было ее спокойное, уверенное в своей прочности счастье…
Не надо было ни о чем спрашивать его. Все понятно без слов. Беду Анфисы Ломовой воспринял он, как свою беду, потому что для него Анфиса Ломова была и оставалась Семицветовой Фисой… Теперь корит себя: женился со зла, связал себе руки…
Но тут же пристыдила себя: «Баба, баба и есть. Беда у человека, горе такое, а я…»
— За что его посадили?
— За золотом потянулся.
— За золотом!… — испуганно выдохнула Полина. — Он что, обезумел!.. Как же теперь Фиса одна с ребенком?..
— Плохо ей будет… — тихо, как бы про себя, произнес Анатолий.
— Это она тебе сказала?
Анатолий не заметил тревоги в ее голосе.
— Нет. Елисей Назарыч сказал.
Полина поняла: правду говорит, не был он у Фисы. Не пошел, потому что знал, жене больно будет… Теперь совесть корит: не решился на доброе дело… Он ведь добрый… Случись такая беда с кем другим, не с Фисой, первый бы побежал… А к Фисе не пошел…
Можно бы и торжествовать — какой женщине не лестна такая власть над мужем, — но и в Полинином сердце доброго было больше, чем алчного, и не отрадно ей стало, а горько.
«Как ты обо мне думаешь, Толя!..»
Но, к чести своей, поняла, что если кого и упрекать, так самое себя: не легко было бы услышать, что встретился он с Фисой.
И, наперекор себе, сказала:
— Надо было тебе зайти к ней, Толя. Очень ей тяжело сейчас.
Анатолий встал, обнял жену.
— Хорошая ты у меня, Полинка!
Конечно, хорошая, а только где-то там на самом донышке шевельнулось: не меня, ее обнимаешь…
А ночью обнимала и ласкала его, как после долгой разлуки. И Толя был очень ласков с ней… Утром, собирая мужу завтрак, Полина ждала: снова заговорит о Фисе. Но Анатолий ничего не сказал. И сама Полина не стала возвращаться к вчерашнему разговору.
А когда Анатолий ушел на работу, Полина села у окна, и, попустившись хозяйственными хлопотами, задумалась.
Как теперь быть Фисе?.. Что она заработает?.. После Лешкиных-то тысяч… Да ничего не заработает, мальчонку куда девать?..
Полина на миг представила, что вот сама она осталась так, одна с ребятами… Подумать и то страшно… Так ведь родители есть, приютят с внучатами. А Фиса вовсе одна. Ни отца, ни матери… Мальчишка ее по рукам, по ногам свяжет… Сказать ей, чтобы пока приводила?.. Мальчик уже большой, по третьему году. Присмотреть за ним невелик труд. Где двое, там и трое… Толя был бы рад. Очень он огорчается Фисиной бедой… Но когда представила, как будет Фиса каждый день заходить в ее дом, как своя, и будут обе они рядом перед глазами Анатолия, ее мужа, поняла: нет, только не это! На такое сил не хватит!..
И Фису было жалко… А себя разве не жалко?.. Своя-то жизнь тоже одна. И хорошо заладилась. Как же такую жизнь не поберечь?.. От кого поберечь-то? Неужели Фиса такая?.. Она честная, совестливая. За чужим руку не протянет… И Толя такой же… От кого же оберегать-то? От кого напасти ждать?.. Только от самой себя. Разве хватит сил по самому краю ходить и не оступиться? Ходить рядом с бедой и виду не подать. Чтобы по сердцу кошки скребли, а слова говорить ласковые…
Нет, такая ноша невмоготу!..
Но еще не один раз за весь длинный день возвращалась мыслями к Фисе. И от всей души, по-женски, жалела ее.
Вечером Анатолий сказал Полине:
— Помочь ей надо. Клава мне сейчас в магазине сказала: она уж копейки считает, видать последние. Сходила бы ты к ней, Поля… Может, без куска сидят?..
«Теперь только о ней! — вспыхнула Полина. — Голову бы оторвать этому Лешке! Озолотить свою Фиску захотел, а мне расхлебывать!»
Чуть было не возразила: «Так уж без куска!» Но удержалась. Еще подумает, жадность заела.
Согласилась вполне спокойно:
— Конечно, надо помочь.
Анатолий обрадовался.
— Верно, сходи, Поля!
Рассердилась: «Так вот сейчас брошу все и побегу по сугробам!»
И сказала с усмешкой:
— А самому боязно?.. Иди сам!
Глава восемнадцатая
ПРИХОДИ, ХОТЬ НЕ ЧАСТО, ТОЛЯ…
На этой улочке Анатолий Груздев не бывал с тех пор, как поселился тут Алексей Ломов с молодой женой.
Анатолий не задавался вопросом, чей покой он оберегает: ее или свой? Понимал и знал — так надо, так лучше.
Были и у него минуты малодушия, когда тянуло хоть мимо пройти. Может быть, наудачу, на счастье, выйдет на голубое крылечко, — хоть издали взглянуть.
Но воли себе не давал. Особо строго стал следить за собой с
