Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж - Александр Дмитриевич Прозоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Была там одна такая рыженькая… ой!
– Нет, шалишь, дьявол!
Оглянувшись, молодой человек перекрестился на острый шпиль собора и решительно повернул к рынку, где и остановился в задумчивости перед торговцем людьми, уважаемым синьором Винченцо Фразой из славного города Турина.
– Хотите верного помощника, слугу? – Купец – живой, черноглазый, подвижный – по воскресеньям вел торговые дела лично. – Могу порекомендовать вон того парня, всего за семьдесят флоринов!
– Семьдесят? – машинально переспросил Егор. – А его случайно зовут не Аристотель? Или, может быть – Пифагор? Платон?
Итальянец расхохотался:
– Хорошо, синьор! Только для вас – пятьдесят.
– Да мне, в общем-то, слуга и не нужен – я служанку ищу, – несколько смущенно признался князь. Он всегда почему-то смущался, когда покупал рабов.
– А-а-а! – обрадованно воскликнул работорговец. – Так бы сразу и сказали, мой господин! Вот, смотрите, очень хорошая девушка, белошвейка… Девяносто флоринов!
– Ой!
– Восемьдесят пять.
– Да мне не нужна белошвейка, я обычную, простую служанку хочу купить. Найдутся у вас такие, уважаемый герр?
Синьор Фраза приложил руки к груди:
– О, не сердитесь, друг мой! Уверяю вас, что-нибудь стоящее всегда подберем. Вот, к примеру…
Он обвел рукой невысокий помост с выставленными для продажи рабами:
– Вы, господин, помоложе желаете?
– Да уж не старую.
– Угу… Тогда эти! Эй, вы, – сюда.
К краю помоста подошли три совсем уж юные девочки лет по тринадцати, и Вожников разочарованно махнул рукой:
– Не, таких молодых мне не надо.
– Всего шестьдесят флоринов, учитывая доставку и налог с продаж, – вкрадчиво пояснил купец. – А если надумаете брать сразу трех – отдам за сто пятьдесят!
– Нет!
Молодой человек чувствовал себя как-то противно, даже подумывал бросить всю эту затею да пойти, к черту, в баню – авось с сифилисом пронесет! Нехорошо, нехорошо стоять вот эдак, выбирать – все же живые люди, не роботы…
– А это кто там у вас сидит, горюет?
Князь вдруг натолкнулся взглядом на сидевшую у помоста девчонку в рубище и – в отличие от всех остальных – в массивных железных цепях, уже натерших несчастной запястья до крови. Темно-рыжие космы, опущенное в обнятые руками коленки лицо.
– А-а-а, это Лерба, мы ее Кошкой прозвали, – неприятно усмехнулся торговец. – Я ее с берберского корабля купил. Поначалу злющая была – ужас! Я уж думал – нипочем такую злюку не продам, да ведь ничего, и не таких обламывали. Всего-то малость постегали кнутом да отдали на ночь слугам, а потом снова постегали, вот…
Нагнувшись, купец приподнял одетую на девчонку жилетку, обнажив смуглую спину в белесых рубцах. Невольница не прореагировала на это никак – даже лица не подняла.
– Я честный человек, уважаемый, – оглянувшись на Вожникова, негромко произнес итальянец. – Это вам всякий скажет. Вот и сейчас – если вдруг надумаете брать, так смотрите – что! Впрочем, вы с ней легко справитесь, если у вас сыщется хорошая плеть… Честно сказать, у меня уже спрашивали про нее какие-то монахи… видать, решили исповедать несчастную, обещались завтра прийти.
Девчонка вздрогнула, видать, расслышала, что сейчас сказали.
– Ну, ты сиднем-то не сиди, Лерба, лицо-то яви, не то живо у меня получишь, тварь!
Звякнув оковами, рабыня подняла лицо, сверкнув блестящими зелеными глазищами… тут же погасшими.
Остренький подбородок, тонкий изящный нос, лоб… для канона средневековой красоты низковат… Красивые зеленые глаза…
– Рот открой, тварь! Покажи господину покупателю зубы.
Белые ровные зубы…
– И сколько вы за нее хотите!
– Что вы, господин, – замахал руками купец. – Даром отдам… почти. Пятьдесят пять флоринов!
– За ту, которую еще нужно воспитывать?
– О, многим людям этот процесс нравится, господин. Вот и тем монахам я как-то подобную тварюшку продал… теперь они за новой пришли. Брат Дитмар, брат Фридрих и прочая братия из доминиканского монастыря.
– Ладно, беру… Сейчас пришлю слугу с деньгами, а вы пока упакуйте товар.
– Что сделать?
– От цепей-то освободите, ну. Надеюсь, она не сбежит по дороге?
– Не сбежит, – поджав губы, уверил почтеннейший синьор Фраза. – Ей тут бежать некуда – живо поймают, да будут бить кнутом, а потом заклеймят, может, и ноздри вырвут. Оно ей надо? Эй, Лерба, – согласна со мной? Согласна, спрашиваю, тварь?!
Невольница поспешно кивнула, бросив на работорговца полный затаенной ненависти взгляд.
Егор давно уже подумывал о том, как искоренить позорную торговлю людьми, да пока так ничего конкретного и не придумал. Наказывать работорговцев – этого никто сейчас не понял бы и не принял. Да и эксплуатировали купленных невольников, честно сказать, не так чтоб уж очень, не в масштабах античности – брали в качестве домашней прислуги, и многие вскорости выкупились на волю, правда, своих хозяев старались не покидать без особой на то причины – изгои в средневековом обществе не нужны никому, одному – не члену клана, гильдии, цеха или иной корпорации – просто не выжить. Никак.
Оставшуюся часть дня – почти до вечера – князь провел в трехэтажном особняке своего компаньона, герра Ганса Фуггера, которого давно уже звал просто – Ганс. Ганс был вполне счастливо женат, имел четверых детей и целую кучу племянников и племянниц от умершей в лихорадке сестры. Племянников Ганс воспитывал точно так же, как и своих собственных детей, различий между ними не делал, одинаково сердито покрикивая на всех, кто попадался под руку.
– Эй, Якоб, забодай тебя комар! Ты куда ножницы задевал?
– Это не я, батюшка, это Тереза!
– Я вот тебе дам – Тереза… Тереза, иди сюда!
– Уу-у-у, это Якоб все… Сказал, давай Фрица подстрижем…
– Вот отправлю на мельницу – будете там баранов стричь, и никаких вам гостинцев!
Отобедав с Фуггерами, Егор попутно решил несколько важных вопросов относительно нового номера комиксов и строительства еще одной мельницы, после чего откланялся, отправившись к себе – вот уже более полугода князь снимал «апартаменты» на постоялом дворе господина Лукрециуса Фогта, уважаемого далеко за пределами Аугсбурга за честность и отсутствие назойливого любопытства к своим постояльцам.
«Апартаменты» представляли собой расположенные на втором этаже добротного каменного дома покои, вытянувшиеся анфиладою и включавшие в себя кабинет с писчими принадлежностями и большим столом, просторную опочивальню с высокой, под бархатным балдахином, кроватью на резных – в виде львиных лап – ножках, умывальную с большой бочкой – ванной и настоящим венецианским зеркалом из тонкого и почти прямого стекла, и небольшую каморку для слуг.
Именно оттуда, из каморки, едва только князь поднялся домой, стремительно выскочила какая-то растрепанная рыжая бестия, бросилась вошедшему под ноги, вероятно, намереваясь убить…
Егор выхватил кинжал:
– Остановись! Кто ты?!
– Я твоя