Исторические предпосылки создания спецназа, 1941-1945 гг. [том 2] - Сергей Козлов

— Суммируешь данные? — догадался незнакомец, краем глаза глянув на мою работу.

— Да вот думаю...— уклончиво ответил я этому бородатому крепышу, а сам с любопытством и какой-то невольной симпатией смотрел на его доброе, открытое

лицо. Но полугодовой ^ D

J Семен Васильевич

опыт борьбы во вражес- Руднев ком тылу приучил всех нас относиться с осторожностью к каждому новому человеку. А разговаривал он со мной, как с равным, несмотря на разницу в возрасте и звании,— было мне тогда, лейтенанту, чуть побольше двадцати. Словом, мне нравилось в нем всё: и его плотная, коренастая фигура, и темно-русая бородка лопаточкой, придающая преждевременную солидность его румяному добродушному лицу, и манера щуриться, и мягкий спокойный голос, и задумчивый взгляд.

— Вершигора, из штаба брянских партизан,— отрекомендовался он. Потом, подумав, добавил: — Приехал к вам на смотрины. У нас там, под Навлей, изо дня в день ширятся слухи: в Брянские леса пришел с Украины, прорвавшись сквозь мно-

гочисленные фашистские заслоны, какой-то крупный отряд. Одни говорят, что командует этим отрядом цыган, семью которого уничтожили фашисты. Вот теперь он якобы и колесит по тылам оккупантов и рассчитывается с ними за кровь своих родных. Другие утверждают, что это полковник, у которого все рядовые — не ниже старшего лейтенанта, что он имеет танки и даже самолеты...

Рассказывая, Петр Петрович незаметно, сквозь узкие щелочки прищуренных век, наблюдал, какое впечатление производит на меня его рассказ. И, видя мою заинтересованность, продолжил с чуть заметной ухмылкой:

— Говорят, что отряд скоро снова уйдет на Украину. Отдохнут, мол, хлопцы немного, отоспятся — и опять в поход, пускать кровь фашистам... Вот я и решил поехать посмотреть на этот грозный и таинственный отряд.

— Ну и какое у вас впечатление?

— Интересно, — проговорил он после паузы в раздумье. — Ваш образ жизни действительно напоминает что-то цыганское, а точнее, казацкое, что-то от далекой Запорожской Сечи. И люди у вас не такие, как в других отрядах. Какая-то у всех особая лихость... Вот только танков и самолетов я еще у Ковпака не видел. — При этом глаза Вер-шишры сверкнули озорными огоньками.

Было понятно: в ковпаковские танки, тем более самолеты, майор не верит, И чтобы не разочаровывать его, я заметил двусмысленно:

— Ничего. Придет время — увидите и танки, и самолеты!..

Он рассмеялся, поняв, о чьих танках может идти речь здесь, в тылу врага. Оккупационное командование не скупилось на военную технику, стремясь уничтожить партизан.

— Меня они особенно и не интересуют. У нас танки тоже есть... А вот вы, с танками или без танков, как вольный ветер гуляете по оккупированной территории и гоняете фашистов, словно зайцев. Не даете им ни ночью, ни днем покоя... Такая война мне по душе! Так что,— подмигнул он,— дело не в танках, а в людях... Конечно, постоянно ходить так, как ходите вы, и вести непрерывные бои — намного труднее!

— А, по-моему, всё это — дело вкуса, привычки. Вот мы, например, привыкли все время жить в движении. Нам кажется, что так удобнее и намного легче.

Вершигора удивленно вскинул брови.

— Не верите?

— Нет,— покачал Петр Петрович отрицательно головой. — Что удобней, согласен, а вот что касается легкости — сомневаюсь: топать каждую ночь по пол сотни километров, да еще с боем, а днем вместо отдыха тоже вести бой — вряд ли это легче. А уж твоим разведчикам — вдвое труднее. Они все время на ногах, отдыхать им совсем некогда. И вообще в рейде, наверно, очень трудно организовать и вести разведку?..

В его ясном дружеском взгляде были искреннее сочувствие и в то же время интерес.

— Как вам сказать? — ответил я ему вопросом на вопрос. — Смотря, какую разведку... Непосредственную разведку противника, в интересах своего партизанского командования, вести во время рейда, по-моему, легче. Этому способствует само движение отряда. А вот заниматься дальней разведкой [...] то есть работать в интересах командования регулярной армии в ходе рейда, конечно, намного трудней [...]

Брови Вершигоры изогнулись и прыгнули вверх.

— Серьезно? А я думал, что в движении это делать легче.

— Но для этого, во-первых, надо иметь специально подготовленных людей. А у нас таковых нет, и времени на их подготовку тоже нет. Утром мы остановились в одном районе, а вечером ушли дальше, в другой... Во-вторых, у нас отсутствует материальная база, необходимая для дальней разведки: нет средств связи и немецких документов, необходимых для наших разведчиков.

— Ну, документы, положим, можно достать любые,— заметил Вершигора.

— Где, откуда вы их возьмете? — вырвалось у меня. *

— Не так-то просто это сделать в ходе непрерывного движения. Местному отряду намного легче в этом отношении: он может устроить своего человека в ближайшую немецкую комендатуру и добывать кое-что там. Мы же только случайно можем заполучить какой-либо документ, и то не всегда тот, что надо. Вообще-то, если бы мы имели необходимую документацию и средства связи, можно было бы обеспечить Верховное командование ценными разведданными о состоянии вражеского тыла.

—Ты так думаешь? — спросил он.

— И думать нечего!

На лбу Вершигоры опять, словно крылья чайки, взметнулись беспокойные брови. Он, видимо, что-то прикидывал, взвешивал в уме мои слова.

— Само собой разумеется, все эти задачи можно решить успешно только при условии, что этим делом будет заниматься знающий, опытный человек, профессионал. А я для такого дела еще не созрел.

— Это ты так решил? — удивился он моей откровенности.

— Да. Трудно заниматься тем, о чем имеешь только смутное представление.

— Но ведь ты уже занимаешься этим делом. [...] И судя по отзывам командования, справляешься неплохо.

— Только еще пытаюсь заняться.

— Ничего! — подбодрил он меня.— Война, судя по всему, кончится не скоро, так что еще успеешь научиться...

Так мы беседовали часа два, анализируя удачи и промахи. Петр Петрович давал дружеские советы. Я слушал его и думал: «Вот бы поработать с ним!» [...]

— Ну ладно, дружище,— сказал он, поднимаясь. — Надо возвращаться к своему начальству.

Я сжал его крепкую, плотную ладонь с чувством сожаления. Казалось, мы знали друг друга уже очень давно. Расставаться с ним не хотелось.

Вечером Вершигора уехал.

Через неделю-полторы он прикатил снова на том же куцем орловском возке. Только на этот раз Петр Петрович был не один, а с какой-то белокурой девушкой и высоким голубоглазым парнем с культями вместо рук.

Возок и спутников своих Вершигора оставил у развилки: подъезжать к штабу вплотную не разрешалось никому.

По лагерю мгновенно разнесся слух. Бывалые партизаны таинственно, почти шепотом, передавали друг другу:

— Из Москвы, прямо из партизанского штаба, прилетел разведчик... с культями вместо рук! Но сделали ему врачи так, что теми обрубками он может брать всё, будто клещами. И стреляет он — хошь из автомата, хошь из пистолета — лучше любого рукастого. Силища у него неимоверная: толкнет кого под дыхало — тот и с копыт долой!.. Видать, мастер по «языкам». И сопровождает его какой-то майор!..

А в это время Петр Петрович медленно, вразвалку подходил к трофейной машине, где в то время находились Ковпак и Руднев.

— Опять к вам приехал.

— Бачу, шо приихав,— улыбнулся Ковпак, подавая Вершигоре руку. — А чого?

— Есть к вам серьезный разговор.

— Ага, — кивнул Ковпак.

Долго бродил Петр Петрович по лесу с Дедом Ковпаком. Потом, тоже прогуливаясь, завел беседу с комиссаром Рудневым. А когда комиссар и Петр Петрович вернулись опять к штабу, Вершигора, заметно повеселевший, уверенно шагнул к Ковпаку и, лихо приложив руку к пилотке, отчеканил:

— Ну, Диду, принимай меня в свою партизанскую академию!

Ковпак внимательно посмотрел на Вер-шигору, потом перевел быстрый, почти неуловимый взгляд на Руднева, как бы спрашивая у комиссара: «Как, возьмем его?» Затем ответил:

— Дило твое. Тильки смотри, нэ обижайся потом.— И озорно помахал перед носом Вершигоры своей плеткой, с которой он, как старый кавалерист, не расставался никогда. Руднев улыбнулся в свои черные пышные усы и дружелюбно похлопал Вершигору по плечу:

— Ничего, майор, не робей. Дед шутит.

Но майор совсем не робел; напротив,

даже обрадовался.

— Где я могу разместиться со своими людьми? — спросил Вершигора, обращаясь к Деду Ковпаку и комиссару одновременно.

Руднев засмеялся и широко развел руки в стороны:

— А вот, выбирай поблизости от штаба место под любой сосной и располагайся. Жилплощади у нас, как видишь, пока хватает.

Вершигора, довольный таким исходом дела, повернул к своему возку, возле которого его терпеливо поджидали необычный автоматчик с культями вместо рук и белокурая девушка.