Исторические предпосылки создания спецназа, 1941-1945 гг. [том 2] - Сергей Козлов

Снова послышались выстрелы. Надо скорее уходить. Если немцы заметили наш самолет, круживший над лесом, то они догадались, что он кого-то сбросил в этот район, и наверняка сюда уже спешит поисковый отряд. Вполне возможно, что район нашего приземления даже оцеплен.

Но как уйти и оставить товарища? Правда, такой вариант был предусмотрен: если кто-то отстанет от группы, встречаемся в условленное время^у партизанского связного. Но одно дело — обдумывать подобные варианты дома, и совсем другое — принять решение здесь, под носом у врага. Ну, уйдем мы отсюда, а Роднюк, может, где-нибудь совсем рядом с нами: его могли ранить, мог удариться во время приземления и потерять сознание...

Даю команду: рассредоточиться и двигаться цепочкой. Вдруг повезет и мы наткнемся на Мишу? Но поиск ничего не дает, Роднюк точно провалился сквозь землю.

Стрельба все усиливается. Явственно послышался лай собак. Плохо дело. По следу идут ищейки. Надо уходить!

Через каждые три-четыре километра мы останавливаемся, прислушиваемся, делаем передышку. Выстрелы и тявканье собак неотступно следуют за нами. Мы идем уже несколько часов безостановочно. Стараемся не сбиваться с заданного направления и в то же время держаться в стороне от проезжих дорог и населенных пунктов. Люди стали выбиваться из сил. У многих на ногах появились кровавые мозоли.

Незаметно наступила ночь. В темноте, боясь, чтобы кто-нибудь из нас не потерял сознание и не упал, внимательнее смотрим друг за другом. Я понимал: необходим отдых, хотя бы на час. Если не передохнуть, преследующие смогут настигнуть нас — вконец обессилевших, неспособных к сопротивлению...

Вдруг впереди на фоне ночного неба возникли чахленькие березки и сосенки, заблестела вода. Болото! Решаем идти напрямик, по воде,— овчарки потеряют след.

Ноги вязнут в тине. Ребята, крепко держа автоматы в руках, как слепые, идут друг за другом. С великим трудом, но все же шаг за шагом продвигаемся вперед.

Наконец выбираемся на заросший кустарником островок. Вот тут и остановимся. Немцы сюда не полезут, наверняка пойдут в обход болота. Это даст нам выигрыш во времени. Передохнем и снова двинемся дальше.

И тут случилось то, чего я боялся, — глянул на товарищей, а они спят: кто сидя, кто лежа, кто ухитрился даже на корточках. Мой заместитель по политчасти Николай Сидельников, который все время подбадривал разведчиков, сидит, уронив голову на руки.

— И ты спишь, Николай? — Я трогаю его за плечо. Он вскидывается, пытается раскрыть глаза:

— Нет, не сплю... — и снова роняет голову.

«Не хватает еще уснуть командиру!» — подумал я. Кое-как добираюсь до берега, плещу в лицо ледяной водой. Прислушиваюсь к выстрелам, к лаю собак: погоня, приблизившись к берегу, свернула направо — не пошла по болоту.

Проходит тридцать минут, сорок, пятьдесят... Нет больше сил бороться со сном. Глаза смыкаются сами — вот-вот усну. И бери тогда нас голыми руками! Решил разбудить Сидельникова— пусть теперь он постоит на часах, а я отдохну. И как раз в это время тишину нарушает длинная очередь. Следом— вторая. По лающему звуку узнаю немецкий пулемет. С куста, под которым я стоял, посыпались ветки. Но никто из ребят даже не шевельнулся. Все продолжают спать беспробудным сном. Подбегаю к одному, хватаю за шиворот, трясу—бесполезно. К другому, к третьему— тот же результат. Я растерялся. Надо отходить немедленно, а они спят... И кричать нельзя. Что делать?

— Немцы!.. — в отчаянии негромко говорю я как бы самому себе. И... свершилось чудо — все мигом проснулись,

вскочили на ноги. А Николай Сидельников — так тот был уверен, что и не спал вовсе.

Мы снова погружаемся по пояс в болото и идем в западном направлении, взяв чуть правее выстрелов. Начинает светать. Резче вырисовываются силуэты сосен, берез.

Поднялись на небольшой, песчаный, поросший сосняком бугорок. На некоторое время стрельба прекратилась, но затем снова — уже и слева и справа - затрещали автоматные очереди. Мы залегли и увидели идущих цепью гитлеровцев. Значит, они нас заметили. Но нам нельзя ввязываться в бой: силы явно неравные, а мы непременно должны выбраться отсюда.

Оставляю Николая Сидельникова и Ивана Казакова прикрывать группу и быстро, бегом увожу остальных разведчиков в глубь леса. Сидельников с Казаковым автоматным огнем заставили гитлеровцев залечь, сами же, целые и невредимые, вскоре присоединились к нам.

Похоже, что на этот раз нам удалось оторваться: густой лес надежно спрятал нас, попробуй найти в нем горстку одетых в маскировочные халаты бойцов!

В густых кустах присел на пень, развернул карту. Сколько еще идти до места встречи со связным? По прямой — километров четырнадцать, а лесом, обходя топи, — и того больше. Решаем все-таки идти лесом. Еще раз напоминаю товарищам, что мы не должны ввязываться в бой, пока не установим связь с партизанами.

Вдруг где-то совсем рядом с нами раздались неуверенные винтовочные выстрелы — как раз в той стороне, куда мы двигались. На немцев непохоже. Полицаи? Мы с Николаем пошли в разведку. Григорий Рудан, оставшись за старшего, расположил группу полукольцом — на случай опасности.

Продираясь сквозь кусты, метров через триста мы с Николаем увидели грунтовую дорогу со свежими следами колес и лошадиных копыт. Следы вели на запад. И снова в той стороне, куда уходили следы, прогремели выстрелы. Затем наступила тишина.

Нам предстояло перейти дорогу днем, чтобы в условленное по радио время встретиться со связным. Мы решили выждать, не появятся ли на дороге каратели. И вскоре услышали автоматную стрельбу. Лежим, замаскировавшись в кювете, ждем.

Вдруг слева, из-за поворота, показалась телега. Упитанная лошаденка, навострив уши, бойкой иноходью трусила по дороге. На телеге сидел возница в каком-то необычном одеянии: китель цвета хаки без погон, на голове кепчонка. Он вовсю нахлестывал шутом лошаденку — видно, сильно спешил. Вот он поравнялся с нами — всматриваюсь в его лицо: это же Михаил Роднюк!

Забыв об опасности, мы с Николаем раздвинули кусты и почти одновременно встали во весь рост и шагнули на дорогу. Михаил всем корпусом подался назад и выставил автомат. Но в тот же миг узнал нас, спрыгнул с повозки, бросился к нам, обнял: «Живы! Живы!..»

Схватив лошадь под уздцы, мы устремились в лес. Товарищи наши приготовились к бою, но, узнав пас, кинулись обнимать Михаила. На все расспросы Роднюк отвечал коротко:

— Был в гостях у фрицев. Показал я им!..

Григорий Рудан пошутил:

— Спасибо, Михаил, что транспорт нам добыл,— снял с плеча вещмешок и кинул на подводу. Тотчас раздался пронзительный визг, и, раскидав солому, из телеги выскочил поросенок. Вот это да!

— Там еще две винтовки под соломой... Тоже подарок от фюрера,— усмехнулся Михаил.

Оставаться на этом месте нам было больше нельзя, но и продвигаться днем — тоже опасно. Поэтому мы решили отъехать километра два. В зарослях стали дожидаться темноты. Вот в это время Михаил и рассказал, что с ним произошло. При десантировании его отнесло от места приземления группы километров на пять. Он увидел свет прожектора, услышал выстрелы и немецкую речь и решил уходить. Долго шел по лесу. Выстрелы преследовали его то слева, то справа. На втброй день он подошел к болоту, свернул в сторону и вышел на грунтовую дорогу. Сразу переходить ее не решился: боялся, что она охраняется гитлеровцами. Около часа лежал в кювете, наблюдал. И вот показалась повозка, в ней два полицая, оба пьяные, а рядом — эсэсовский офицер на коне, тоже под мухой. Полицаи развлекались. Один подбрасывал кепку, а другой палил в нее из винтовки. Эсэсовец хохотал:

— Шлехт шиссен! Шлехт шиссен!

Роднюк подпустил едущих ближе и дал несколько автоматных очередей. Полицаев он уложил на месте. Офицер попытался было удрать, но пуля настигла и его. Роднюк снял с одного из полицаев китель, надел его, посмотрел документы и положил в карман. Оружие сложил на повозку, благо лошадь была военная и выстрелов не боялась. В повозке он обнаружил и поросенка.

Как мы узнали позже, немцы забрали его в соседнем селе у старика со старухой, которых они потом расстреляли...

Часов через десять, на рассвете, мы встретились в указанном месте со связным — нашим разведчиком, который был заброшен в тыл раньше и уже действовал здесь три месяца. Для основной дислокации группы я выбрал Лельчицкий район Полесской области. Там я родился и вырос, многих местных жителей знал по работе в довоенное время и был уверен, что они, как настоящие патриоты, нам помогут.

Летом 1942 года гитлеровцы ужесточили так называемый «новый порядок» в белорусском Полесье. Они проводили облавы, устраивали публичные расстрелы невинных людей.

Ведя разведку, я начал вовлекать местных юношей и девушек в борьбу с фашистами. Наша группа, в которую входило двадцать девять местных антифашистов, с каждым днем крепла, вооружалась. Мы отбирали у полицаев автоматы, винтовки, взрывчатку, провели пять операций по уничтожению предателей. Член нашей подпольной организации Иван Игнатовский починил рацию, поврежденную при высадке, принимал из Москвы сводки Совинформбюро. А партизаны распространяли известия о положении на фронте в селах района.