Русский эксперимент - Александр Зиновьев

То, что нам предстоит сделать, — это не очередная идеологически-пропагандистская кампания, а нечто неизмеримо более значительное. Речь должна пойти об одном из величайших феноменов в истории человечества. Либо мы приложим усилия к тому, чтобы дать максимально объективную, компетентную и справедливую опенку этому феномену, либо проявим себя как ничтожные идеологические холуи, готовые услужить тем, кто сегодня хозяйничает на планете и в нашей стране. Во втором случае мы покроем себя несмываемым позором на всю последующую историю человечества. Рано или поздно страсти, связанные с коммунизмом, остынут, и люди найдут в себе достаточно мужества, ума и компетентности, чтобы оценить по достоинству нашу эпоху, я считаю — эпоху величайшего в истории человечества социального эксперимента, эпоху возникновения, триумфа и гибели первого в истории могучего коммунистического общества, которое немыслимо без марксистско-ленинской идеологии и без Коммунистической партии Советского Союза. И тут требуется, повторяю, нечто большее, чем нюрнбергообразный идеологический спектакль, к какому нас призывает председатель нашей комиссии. Тут нужен честный и компетентный суд участников и очевидцев исторического процесса над делом рук своих.

Несколько слов относительно компетентности. Я не считаю планируемую комиссию достаточно компетентной, чтобы подготовить материалы для суда на том уровне, о котором говорила. Приведу лишь несколько примеров некомпетентности участников этого совещания решать стоящую задачу. Тут предлагалось осудить марксизм за идею ликвидации частной собственности на средства производства. В годы моей юности даже школьники средних классов знали, что идея эта возникла задолго до марксизма. Фраза «Собственность есть кража» принадлежала не Марксу, а Прудону. Осуждение частной собственности можно видеть уже у ранних христиан. Предлагалось также осудить марксизм за «классовый подход», за разжигание классовой борьбы и т.п. Опять-таки даже школьникам было известно, что существование классов было открыто до марксизма. Маркс сам ссылался на французских историков эпохи реставрации. И в возникновении классовой борьбы марксизм неповинен. Он возник на основе реальной классовой борьбы. До какой же степени невежества и обскурантизма нужно было опуститься, чтобы осуждать марксизм за философский материализм, ведущий свое начало от древнегреческой философии, за диалектический подход к реальности, за теорию социальной эволюции и т.д. Если бы я не видела происходящее своими глазами и не слышала говоримое своими ушами, я ни за что не поверила бы в возможность такого мракобесия после семидесяти лет величайшей просветительской и образовательной деятельности нашего общества под руководством КПСС, которую нас призывают осудить за это.

Вы отождествляете гитлеровский режим и коммунистический строй в нашей стране, хотя эти явления качественно различны и даже противоположны. Гитлеризм, национал-социализм, фашизм и все, что связано с ними, суть явления в рамках западной цивилизации. Коммунистический же строй есть отрицание последней, есть цивилизация иного типа. КПСС не есть партия, аналогичная национал-социалистской, хотя бы уже потому, что она вообще не есть партия в принятом смысле слова. Судить КПСС! А с какого момента датировать ее ответственность за события в стране и в мире? Партия до революции 1917 года и КПСС — это не одно и то же. Дореволюционная партия была лишь одним из условий возникновения КПСС, но последняя имела и другие условия, источники, основания. Она возникла лишь после революции, причем — в борьбе с дореволюционной предшественницей. И роль ее менялась со временем. Одно дело — партия в системе сталинизма, и другое дело — в хрущевские и брежневские годы. А вы все сваливаете в одну кучу, приписывая некоей преступной КПСС все плохое, что имело место в послереволюционной истории. Вы докатились до такого уровня подлости, что даже очевидные в свое время достижения страны и заслуги КПСС истолковываете как зло или приписываете нашим врагам.

Имеет ли планируемая комиссия моральное право бороться за дело суда над коммунизмом, КПСС и марксизмом-ленинизмом? Думаю, что никакого. Большинство из вас сделало карьеру и неплохо жило в КПСС, благодаря КПСС, за ее счет. Докладчик был один из ее руководителей, был одним из главных идеологов марксизма-ленинизма. Давно ли вышла в свет его огромная книга, прославляющая все то, что он теперь призывает осудить как преступление. А другие?! Может быть, посты пониже были, книги потоньше, зарплата и привилегии поменьше, но суть-то была та же самая. Если КПСС есть преступная организация, то вас самих надо судить как преступников!

П: Превосходная речь! И чем это кончилось?

Ф: Ее поддержало несколько человек. Предложили создать комиссию по подготовке зашиты КПСС, марксизма и коммунизма. Раз суд, то обвиняемые имеют право на защиту. Эта идея напугала обвинителей. О суде как-то позабыли.

П: Был ты на этом совещании?

Ф: Был. Я поддержал ее. После этого меня и прогнали с работы. Но я и сам не остался бы. Преподавать антимарксизм после сорока лет преподавания марксизма?!...

Первое интервью в России

Информация о том, что Писатель после пятнадцати лет эмиграции впервые посетил Россию, просочилась в средствах массовой информации. Его попросили дать интервью газете «Российская трибуна». Он давал бесчисленные интервью для западных средств массовой информации. Для российской прессы это должно было быть его первое интервью. И он немного волновался. Первый раз ему предстояло отвечать на вопросы на родном, русском языке и без переводчика.

Вопрос: Когда и почему Вы оказались на Западе?

Ответ: В 1977 году написал работу о приближении кризиса советского общества. Послал ее в Президиум Академии наук и в ЦК КПСС. Дал почитать коллегам и друзьям. Работа попала в «самиздат», затем — на Запад. Меня исключили из партии, уволили с работы, лишили степеней и званий, лишили наград.

В: Значит, вы стали диссидентом помимо воли?

О: Да.

В: А фактически Вы им не были?

О: Смотря, кого считать диссидентом. Я себя таковым не считал. На Западе меня упорно называли диссидентом.

В: А дальше что произошло?

О: Я получил приглашения от нескольких университетов Европы и Америки.

В: А в России вступился кто-нибудь в Вашу защиту?

О: Никто. Коллеги дали отрицательную оценку моей работы для ЦК и КГБ.

В: Какую конкретно?

О: Работа есть клевета на советский общественный строй, научной ценности не имеет.

В: А диссиденты?

О: Я для них был чужой. Они игнорировали все, что случилось со мной.

В: На Западе началась компания по Вашему поводу. К чему она привела?

О: В 1978 году меня выслали на Запад.

В: Значит, Вы и эмигрантом стали не по своей воле?

О: Да.

В: Как сложилась Ваша жизнь на Западе?

О: Работать по профессии не удалось. Пришлось заняться литературой, публицистикой, эссеистикой.

В: Вы имели успех?

О: Считалось, что имел. Работы мои печатались на многих языках. Была большая пресса. Публичные выступления. Приглашения. Премии и т.п.

В: Почему вы так долго не приезжали в Россию?

О: Я не чувствую себя здесь своим. То, что наступило здесь, чуждо мне. Книги мои бойкотируются. Имя мое избегают упоминать, хотя идеи заимствуют без зазрения совести. Я не просто тут никому не нужен в том качестве, в каком я есть, а активно не нужен. Все, даже те, кто вроде бы дружески относятся ко мне, предпочитают, чтобы меня не было. Жить мне тут не на что. Продолжать литературную деятельность не дадут.

В: Но почему?! Сейчас много частных издательств!

О: Для кого-то много, но не для меня. Книги мои большой прибыли не принесут. А издатели предпочитают не рисковать. Я уже имею тут печальный опыт на этот счет. И не верю никаким обещаниям.

В: На Западе для Вас лучше?

О: Я Запад не выбирал. И для меня он никогда не был предметом соблазна. Но есть определенные принципы, которые для меня важнее соображений благополучия и выгоды. Я отщепенец. Меня мой народ выбросил из себя и не проявляет желания принять.

В: Поговорим о Ваших взглядах. Раньше Вы были антикоммунистом и антисоветчиком. После 85-года Вы резко изменили свою позицию на противоположную. Почему?

О: Я никогда не был ни антикоммунистом, ни антисоветчиком. И не стал ни апологетом коммунизма, ни апологетом советизма. И свою позицию я не изменял.

В: Как же так?! Ведь Вы же сами говорили, что если бы Вы заранее предвидели нынешнее состояние России, то не стали бы писать свои книги!

О: Верно! Но это не означает, что я считаю написанное мною ложным или что я написал бы нечто противоположное! Я не отказываюсь от того, что писал ранее. И лишь хочу сказать, что мои книги враги России использовали против нее и я сожалею об этом. Я принимаю долю вины за разрушение страны на себя.