Книга четвертая. Корректор реальности. - Олег Языков

Далее разговор шел на немецком языке. Поскольку мы с вами не немцы, красоты Plusquamperfekt… тьфу ты! — век бы не знать и голову не ломать, я опускаю.

— Приказываю покинуть машину! В случае неподчинения бросаю гранату! — это я проорал, если кто не догадался.

— Нет, нет! Не надо! Не надо, господин офицер!

Вот подхалим! Во-первых, он меня не видел, а во-вторых – я в маскхалате разведчика, без всяких знаков различия…

— Выходи!

— Я не могу! Я ранен! О-о-о, как больно!

Тут вмешался Дед.

— А может все-таки грохнуть его, болезного? Все проще будет?

— А танк? Мы еще не знаем, как он пирозаряд перенес, а ты хочешь гранату… Нет, придется лезть.

Я тяжело вздохнул и аккуратно положил автомат на броню башни. Из танкового люка тянуло паленой шерстью. Дед остро блеснул на меня взглядом.

— Погодь… Я сам… Винтовку вот подержи. — Он передал мне свой карамультук и ловко скользнул в командирский люк. Послышалась возня, сопение, потом раздался глухой голос из-под брони: "Помогай, давай! Что стоишь руки в боки!"

Из люка показалась чья-то мертвая рука. Я вздохнул и принял мертвого командира танка под микитки. Наводчика и заряжающего Дед спроворил через люки на бортах башни. Эта операция прошла легче. Потом я услышал какое-то бормотание, потом приглушенно щелкнул выстрел из пистолета и кто-то тонко взвизгнул.

— Слышь, Тур, у них на полу люк есть? — Голос Деда был абсолютно спокоен. Что там произошло – я уже догадался… Просто тонко чувствующий Дед не стал вешать на меня необходимость принятия решения о дальнейшей судьбе раненого танкиста… Ну, что ж… Спасибо.

— Есть, ищи там…

Лязгнул металл и сдавленный голос прокряхтел: "Принимай!"

В общем, я спрыгнул вниз, залез танку под брюхо, а затем принял и радиста с обожженными ушами, и водителя с перерезанным горлом.

— Зачем ты так, Дед?

— А он в меня стрелял, сука! Вот, "Парабель", смотри! Хорошо, что я настороже был…

— Ладно, забыли… Иди, смени Андрея. Пусть он танк принимает… А я тот грузовик пойду проверю, посмотрю, что они там взорвали-то?

Пока я брел к изрешеченному грузовику, мимо меня радостным лосем пробежал Андрей. Все бы ему в игрушки играться!

На ходу я крикнул Каптенармусу, чтобы он пошарился по кустам, а потом собрал документы убитых немцев. Пригодится для общего антуража.

В ходе краткой, но вдумчивой экспертизы кузова спецмашины было установлено, что нам немного не повезло. Немцы в последний момент подорвали то ли гранатой, то ли зарядом взрывчатки не что иное, как шифрмашину "Энигма". Это же машина штаба дивизии получается, не иначе! Жаль, что немцы шифрмашинку раздолбали на запчасти… Хотя – толку-то от нее в этой ситуации? Скоро начнутся тяжелые бои, потом – окружение. Всю технику придется бросать, не до "Энигмы" тут будет. Да и ключи надо знать, порядок установки дисков… А эти гады все пожгли, вот пепел-то кружится. В общем – черт с ней! Умерла, так умерла. Найдут еще целенькую… Теперь надо бы пообщаться с нашим пленным. Узнать, кого нам бог послал.

Когда я подошел к легковушке, пленный майор был уже упакован. Дед все делал наверняка. Ошибок он не допускал.

— Документы его где? Ага… Ну, и кто это у нас?

Оказывается, к нам в руки попал аж заместитель начальника связи 11-й танковой дивизии немцев! Хороший гусь! Жирный. И действительно – майор был моложавый, но уже такой… плотненький.

— Ну, майор, начинайте петь: кто, где, сколько и как…

— Вы неправильно начинаете разговор… — майор поискал глазами знаки различия на моем маскхалате, не нашел и продолжил. — В вашей ситуации разумнее было бы попросить о снисхождении в случае, если меня освободят наши войска. А они уже близко! Наши танковые колонны вырвались вперед! Захвачено Дубно, идет успешное продвижение на Ровно! По этой дороге сейчас пойдут вторые эшелоны наступающих войск! А вы…

— Не суетитесь, майор. По этой дороге еще долго никто не пойдет. А кто пойдет – наткнется на наш танковый кулак. Не вы одни умеете делать танковые прорывы…

Подтверждая мои слова, звонко замолотил на запуске танковый двигатель. "Тройка" фыркнула дымом, двигатель изменил тональность и плотно задышал наддувом. Андрюха успешно овладевал новой техникой. Впрочем, у него мои знания есть, а я с этим танком знаком. Пусть и шапочно…

— Итак, говорите!

— Я ничего не скажу! Вы не смеете! Я немецкий офицер!

Тут резко ударила танковая пушка. Майор резко втянул дурную голову в плечи и как-то обмяк. Звякнув о броню, из бортового люка вылетела дымящаяся снарядная гильза.

— Андрюха! Хорош хулиганить! Ты тут нам саммит не даешь проводить!

Над башней появилась радостная морда сержанта Николаева.

— Тур! Ты только посмотри, что я нашел!

Андрей вытащил из башни какую-то красную палку и начал ее крутить. На броню, алой волной, лег шелк знамени…

Я нехорошо посмотрел на майора.

— Это не я! Я тут ни причем!

Сзади раздался треск мотоциклетных моторов. Я живенько обернулся. Во всю ширину дороги, десятка три мотоциклов, многие с пулеметами на колясках, резво надвигались на нас. Ну вот! Наконец-то и наши!

Андрей полностью развернул знамя и установил его на башне "тройки". Ветерок поднял и распрямил легкую ткань, и мы все увидели знакомый с детства девиз: "К борьбе за дело Коммунистической партии – будь готов!"

Я медленно поднял руку в пионерском салюте.

— Всегда готов! — беззвучно прошептали губы…

— Эй! Оружие на землю, руки в гору! Быстро!

— Это кто там такой голосистый? — Дед, спокойный как индеец чероки, обкурившийся травкой после бутылки виски, отодвинул меня плечом и вышел вперед. — Ты кто будешь-то, колхозник?

Здоровенный, лет сорока мужик, в когда-то синем, а теперь просто пыльном комбинезоне и в танковом шлеме с очками-консервами, совершенно обалдев, уставился на Деда. Действительно, со своими пшеничными усами он сильно смахивал на киношного колхозного бригадира-передовика. Мотоцикл М-72, зажатый между его ног, казался абсолютным самокатом.

— Ты-ы… как ты меня обозвал, гнида? — он перекинул ногу прямо через руль мотоцикла и, не обращая внимания, что его верный конь брякнулся в пыль, мадридским быком попёр на Деда. — Меня, черноморского моряка? Э-эхх!

Здоровенный кулачина с синим якорем кувалдой полетел вперед.

Не знаю, может Дед и погорячился, может и зря он с колхозником-то вылез, но Дед уж точно был прирожденным воином. До уровня которого этому герою-черноморцу еще скакать и скакать. На своем детском велосипеде.

Дед неуловимо сместился, хекнул, в воздухе мотанулись серо-синие штанины и белые от пыли сапоги, и здоровяк грянул всем своим могучим организмом в мягкую пыль.