Невидимые бои - Николай Тарианов

— Работа проклятая. Всю ночь в городе проболтался. Ни сна, ни отдыха.

Жена — Плахин это знал по ее поведению в прошлом — не звонила к нему на работу в одно из военных представительств, где работал Олег. Про себя решила: все равно придется со всем этим кончать, поговорим обо всем дома. Немного уже осталось. Клавдии было известно, что через полгода Олег будет переведен домой, в Союз.

Довольный тем, что жена не затевает неприятного разговора, Плахин встал, прошел в ванную благоустроенной квартиры, принял холодный душ. Отправился на работу. Клавдия стояла у окна, глядела на его сутуловатую фигуру, утиный толстый нос. Невеселые мысли бродили в ее голове. Нелегко было ей поступиться честью, гордостью жены, женщины. Поступилась. Думала — ради их Аленки. Три годика ей. Вон, проснулась, сидит в кроватке, сонная, пухлая, тянется к матери.

Три раза выезжал Плахин без разрешения в Западный Берлин. С Хильдой встречался у нее дома. Ездил днем, домой возвращался засветло. Последний раз приехал внезапно, столкнулся у Хильды с каким-то ее «другом». Видя, что русский начинает привязываться к ней, Хильда, капризно растягивая слова, запретила ему приходить без предварительного уведомления. Договорились о связи: на какой адрес присылать письма, где получать ответ.

В тот вечер Плахин мчался в Целлендорф, как на крыльях. Три недели умолял Хильду о встрече. Только вчера получил до востребования письмо, в котором было назначено долгожданное свидание.

«В конце концов, — думал Плахин, глядя в окно такси, — Хильда, конечно, по-своему честный человек. Никогда меня ни о чем не расспрашивает, не интересуется моими делами. Не так уж страшен черт, как его малюют. Вовсе не обязательно, чтобы все одинокие женщины были связаны с иностранными разведками. Хильда — просто баба. Неплохая. Не очень дешевая. Так, пожалуй, даже удобнее. В этой «любви» за наличный расчет есть, пожалуй, и свои преимущества. Люди не лицемерят. Все до предела просто. Мне нужна Хильда. Хильде нужны марки. Хорошо еще, что не требует долларов», — усмехнулся майор.

На нервный нетерпеливый звонок Хильда отозвалась сразу же. Попросила подождать минутку. Дверь открыла не в халатике, как всегда, а в строгом черном костюме. В полутемной комнате Плахин разглядел три мужских силуэта. Быстрым шагом, молча Хильда прошла в ванную. Один из силуэтов встал у двери, отрезая путь к отступлению. Второй подошел к окну, слегка отодвинул занавеску. Третий продолжал сидеть в кресле. Тот, кто открыл занавеску, подошел к серванту, налил большой фужер коньяку, повернулся к пришедшему.

— Здравствуйте, господин майор. Не хотите ли выпить? Легче будет разговаривать.

— Что?.. Что это такое? — дрожащим, неуверенным голосом произнес Плахин.

Сидевший в кресле спокойно вскинул глаза, внимательно смотрел на Плахина из-под жиденьких рыжих бровей. Голос Плахина сразу же показал: этот не будет сопротивляться, не бросится в драку, не попытается вырваться. По гладкому выбритому лицу рыжебрового промелькнула удовлетворенная усмешка. Он энергично встал, шагнул навстречу Плахину.

— Рад познакомиться с вами, господин майор. Вы, вероятно, уже догадались, что мы представляем британские военные власти. Нам очень хотелось бы поговорить с вами по душам. Это, впрочем, в ваших же интересах.

Плахин растерянно молчал. Рыжебровый показал на второе кресло.

— Да вы садитесь, пожалуйста, — продолжал он на довольно приличном русском языке. — Наша беседа отнимет у вас некоторое время. Стоять — неудобно.

Верзила у двери не спускал глаз с рук Плахина. Тот, что стоял с коньяком, подошел к столу, поставил бокал. Рыжебровый не отводил внимательного взора от растерянного, бледнеющего лица Плахина, его нервно бегающих глаз.

— Мне кажется, господин Плахин, что нам удастся найти с вами общий язык. Садитесь, пожалуйста, выпейте.

Рыжебровый взял со стола предупредительно налитую для него крохотную рюмку коньяку, жестом указал Плахину на бокал. Расплескивая коричневую жидкость, Плахин выпил. Видя, что «разговор» налаживается, рыжебровый показал помощнику глазами на ванную. Тот постучал в дверь. Оттуда сразу же появилась Хильда, быстрым шагом пересекла комнату, вышла в дверь, вежливо открытую для нее третьим участником этой почти немой сцены.

— Фрейлен Хильда вернется через час, — сказал рыжебровый. — Вам придется подождать, — скривил он в подобие улыбки тонкие губы.

— Что вы от меня хотите? — хриплым срывающимся голосом выдохнул Плахин, хотя он отлично понимал, чего хотят от него эти люди.

— Ничего особенного. Только вашей дружбы и лояльности — хочу сказать… верности, — не сразу нашел рыжебровый нужное русское слово.

— А почему вы решили, что я должен быть верен вам? — вяло спросил Плахин.

— Да потому, что, если вы откажете нам в вашей дружбе, у вас будут большие, огромные неприятности. Мы хотим спасти вас от них. Только и всего, — улыбнулся рыжебровый.

— Буду откровенен, — продолжал он. — Ваша неосторожность позволила западногерманской разведке создать некоторые довольно-таки любопытные документы. Они хотели использовать их в своих собственных интересах. Но мы решили, что им не следует позволять этого. Мы не разрешили им шантажировать вас. Посмотрите, от чего мы вас избавили… Тут у нас есть небольшой кинофильм, хроникальный сюжет, так сказать. Показать вам его на экране? Или вы предпочитаете ознакомиться с ним индивидуально?

— Не надо экрана, — прохрипел Плахин.

Тот, кто наливал коньяк, подкатил к креслу Плахина невысокий столик. На столике стоял какой-то черный аппарат. К нему, как к настольной лампе, тянулся электрический провод.

— Смотрите, — жестом показал на аппарат рыжебровый.

Плахин прильнул к небольшому, как в бинокле, объективу. Рыжебровый нажал какую-то кнопку. В объективе вспыхнул свет. Перед Плахиным замелькали кадры кинофильма, снятого здесь, в этой комнате. Колени его задрожали, в горле пересохло. Он почти терял сознание.

— Но как… как вы сняли? — почти беззвучно прошептал Плахин.

— Когда нужно, мы снимаем и в абсолютной темноте, — почти весело ответил рыжебровый.

— Дайте коньяку, — Плахин оттолкнул столик.

Проекционный аппарат глухо упал на ковер. Лампочка в аппарате погасла.

— Коньяк получите, когда наша беседа будет закончена. — Рыжебровый опасался, что Плахин, напившись, свалится с ног.

— Вы, конечно, представляете себе, какое впечатление подобный кинофильм мог бы произвести на ваше командование? — вкрадчиво продолжал он.

— Что я должен делать? — прохрипел Плахин.

— Ну, вот мы с вами и поладили, — встрепенулся рыжебровый.

Он что-то повелительно сказал по-английски верзиле, стоявшему у дверей. Тот покорно вышел из комнаты. Помощник рыжебрового запер за ним дверь, опустил ключ в карман, подошел к единственному в комнате окну, встал у подоконника. Это была ненужная предосторожность: Плахин, и не думал выбрасываться из окна. Не из того теста был сделан. Рыжебровый пересел за стол, жестом показал Плахину место напротив себя. Вынул толстую, в черном кожаном переплете, тетрадь, развернул на середине, начал разговор, делая непрерывно пометки.

— Когда вы возвращаетесь в Москву?

— Через два месяца — в октябре.

— Вам известно, куда вас назначат?

— Пока нет. Но у жены есть родственники… Похлопочу через них.

— Нам хотелось бы, чтобы вы работали в центральном военном аппарате. Вы, конечно, понимаете почему?

— Понимаю.

— В местных военных округах вы тоже будете представлять для нас известную ценность. Но центральный аппарат — о-о-о! — это было бы очень хорошо… Как у вас с английским языком?

— Неважно. Только начинаю.

— Займитесь всерьез. На связь с вами в Москве могут приходить люди, плохо знающие русский.

— Займусь, — с ученической покорностью ответил Плахин.

— У вас будет возможность в остающиеся два месяца встретиться с нами два, три раза часа на два каждый раз?

— Думаю, что смогу. Постараюсь!

— Вам придется изучить некоторые виды связи. Мы сделаем все, чтобы оградить вас от провала. Для этого нужно, чтобы вы владели теми видами связи, которые мы вам предложим. Мы хотим, чтобы вы работали с нами долго и плодотворно. Это в наших интересах, да и в ваших. В случае успеха мы найдем способы и возможности хорошо вознаградить вас, сделать вашу жизнь легкой и приятной. Судя по тому, что вы говорили фрейлен Хильде, вы хотели бы поселиться в нашей стране или где-нибудь в другом месте в Западной Европе. Кстати, этот ваш разговор, как и некоторые другие беседы с фрейлен, записан на пленку. Хотите прослушать?

— Нннет… Не надо.

— Тогда продолжим. Вы хорошо знаете Москву?

— Нет… Жил в Москве недолго. Некогда было ее рассматривать.