Зеленая трава Дзен. Одинокая кукушка - Бхагаван Раджниш

Икьо: «И после того, как они отцветут?»

Нинагава: «Это поле будет Миагино, полем осеннего цветения».

Икьо: «Что происходит в этом поле?»

Нинагава: «Потоки текут, ветры дуют».

Удивленный тем, что Нинагава говорит в стиле дзен, Икьо повел его в свою комнату и подал ему чай. Потом он сказал этот необыкновенный стих:

«Мне бы хотелось тебе дать настоящих сладостей. Увы, дзенская секта не может ничего предложить тебе».

На это Нинагава ответил:

«Ум, который приучает меня к пустоте, это изначальная пустота, это самый большой деликатес среди всех деликатесов».

Глубоко тронутый, мастер сказал: «Мой сын, ты многому научился».

Поэзия ближе, чем теология к религии, воображение ближе, чем разум. И естественно религия превосходит и то, и другое.

Но посредством логики попасть в область религии, достаточно сложно, потому что логика очень строга. Она не текуча, она закрыта, не открыта. Она не имеет окон, не имеет дверей для того, чтобы выйти из себя. Она подобна могиле. Человек может умереть внутри нее. Но человек не может жить благодаря ей. Логика подобна бронежилету, тюрьме. Поэзия ближе к религии, потому что она более подвижна, текуча, жидка. Она не есть религия, но можно легче выйти из нее, чем из логики. Она имеет отверстия: двери и окна, и свежие ветры всегда могут достичь глубин сердца поэта. Поэзия не твердая. Можно оставить ее, если есть желание. Она не будет цепляться за вас. И из-за того, что она полна воображения, она может даже бессознательно натолкнуться на неизведанное. Она продолжает двигаться во тьме. Она есть движение во тьме, и она продолжает брести, продолжает искать. Она всегда готова перейти в новое измерение.

Логик сопротивляется. Вы не можете найти более ортодоксальных людей, чем логики. Они никогда не будут слушать новое открывшееся измерение. Они даже не будут смотреть на него. Они просто скажут, что это невозможно. Все, что возможно, как они думают, уже известно. Все, что может произойти, уже произошло. Они всегда относятся с подозрением к неизведанному.

Сердце поэта всегда тянется к неизведанному. Он продолжает продираться через тьму в поисках нового, чего-то оригинального, чего-то такого, что он раньше не пробовал. Поэт бредет к тому, чем он еще не жил, не испытал. Поэт бредет. И иногда он может наткнуться на неизведанное. Он может упасть в пропасть религии.

Поэзия метафорична, она живет метафорами. Таков же язык религии. Конечно, когда метафоры используются поэтическим образом, это означает одно, но когда они используются в религиозном смысле, это означает нечто другое. Но и то, и другое - это метафоры. Происходит встреча. Значение может отличаться, но методы принадлежать одной семье. Они выглядят близнецами. Внутри них есть широкое отличие, по крайней мере, в форме, на поверхности, они больше похожи, чем религия и логика. Из-за этой схожести, религия всегда говорила путем поэтов. Упанишады, Веды, Кабир, Мира, дзенские поэты...

Дзенские поэты написали прекрасные хайку, настолько конденсированные, что широкий поэтический мир становится как семя в хайку. Иногда они очень простые, вы даже не можете мгновенно понять их значимость. Но если вы будете думать о них, постепенно маленькая хайку становится дверью. Несколько дней назад я читал знаменитую хайку Басе. Она очень маленькая, но если вы будете медитировать на нее, внезапно дверь откроется. Хайку такая: «Старый пруд, прыгает лягушка, звук воды». Только представьте себе все эго. Старый пруд, очень древний, прыгает лягушка, раздается звук, всплеск воды. Все. Нечего больше сказать. Вся ситуация в конденсированном виде. Если вы будете медитировать на нее, внезапно вы почувствуете, как вас окружает тишина. Что-то изменится внутри вас. Это объективное искусство.

Дзенские поэты, суфийские мистики, индуистские святые, все говорили языком поэзии. И если иногда Будда, Махавира, Иисус не говорили языком поэзии, поэзия есть в их словах, независимо от того, пользовались ли они стихотворной рифмой или нет. Если вы послушаете их, вы почувствуете определенные качества, свойственные поэзии, которые лежат за словами. Их проза лежит только на поверхности. Форма состоит из прозы, но дух - поэзия. На самом деле, просветленный не может говорить по-другому. Если он вынужден говорить прозой, он может говорить прозой, но он не может избежать поэзии. Поэзия будет под поверхностью. Если вы немного загляните в глубину, вы увидите это. Она вибрирует и живет там. Религия и поэзия обладают одним и тем же языком: их слова отличаются, но где-то происходит точка встречи. И эта точка встречи и есть предмет сегодняшнего разговора. Поэт приходит встретиться с дзенским мастером. Он, должно быть, был великим поэтом, потому то только самые великие поэты могут встретиться с мастером и найти точку соприкосновения. Не каждый поэт сможет найти общий язык с мистиком. Потому что там, где поэзия находит высшую точку, делает первый шаг мистицизм. А там, где поэзия заканчивается, достигает своей вершины, Гуришанкара, Эвереста, начинается первая ступень храма мистики. Высшая поэзия - это самый низкий мистицизм. Вот точка соприкосновения. Поэтому только самые великие поэты могли достичь тех высот, на которых дзенские мастера могли сказать им: «Мой сын, ты научился многому». Теперь мы должны обсудить эту историю.

Нинагава Шинзаемон, известный поэт и последователь дзен захотел стать учеником замечательного мастера Икьо, который был в то время настоятелем монастыря Дайтокуджи Мурасакино, известного своим фиалковым полем.

Я всегда так чувствовал, что величайшие поэты не могут избежать религии. Они должны войти в нее. Потому что поэзия ведет к определенной точке, а выше нее лежит религия. Если вы настаиваете на том, чтобы быть поэтом, вы станете религиозными. Вы можете оставаться поэтами только в том случае, если вы не прошли всего пути по всей его длине. Поэтому только маленькие поэты могут оставаться поэтами. Великие поэты вынуждены обратиться к религии. Вы не можете избежать этого, потому что приходит определенное мгновение, в котором заканчивается поэзия и начинается религия. Если вы будете следовать до этих пор, куда вы потом пойдете? В это мгновение поэзия сама превращается в религию. Вы должны следовать.

То же самое происходит с логиком, с ученым, но по-другому. С ученым, если он настаивает, происходит такое мгновение, в которое он начинает чувствовать, что дальше двигаться некуда. Он подходит к пропасти, а дальше дороги нет. По-другому происходит с поэтом, дорога дальше есть, но теперь это уже не поэзия. Его дорога автоматически превращается в дорогу религии. Но для ученого, логика, философа все происходит по-другому. Они подходят к обрыву, дорога просто заканчивается. Если они поедут дальше, там не будет дороги, просто пропасть, бездонная пропасть.

Это случилось с Альбертом Эйнштейном в его последние дни. Это может случиться только с самыми великими из великих. Меньшие умы на той же самой дороге никогда не сталкиваются с пропастью. Они умирают где-то по середине дороги, веря в то, что дорога ведет куда-то, потому что впереди еще была какая-то дорога. Обращение происходит только с величайшими. В последние дни жизни Альберта Эйнштейна, он начал чувствовать, что напрасно потратил всю свою жизнь. Кто-то спросил у него: «Если бы вам пришлось родиться снова, кем бы вам хотелось стать?» Он сказал: «Никогда больше мне бы не хотелось становиться ученым. Я бы предпочел стать сантехником. Но никогда бы я не захотел стать ученым. Хватит!» В последние дни своей жизни он начал думать о Боге, или высшем смысле жизни, тайне тайн. И он еще сказал: «Чем больше я проникал в тайну существования, тем больше я чувствовал, что эта тайна вечная, бесконечная, безграничная. Чем больше я узнавал, тем меньше во мне сохранялась уверенность в моем знании».

Тайна широкая, она не может быть исчерпана. От какова концепция Бога: таинственный, загадочный, тот, который не может быть исчерпан. Вы можете знать, и, тем не менее, он остается непознанным. Вы движетесь в него, входите внутрь, и, тем не менее, вы движетесь на поверхности. Вы продолжаете падать в него, но ему нет конца края. Вы никогда не можете попасть в центр этой тайны. Никогда не приходит такое мгновение, в которое вы можете сказать: «Я познал все». Никто не говорил этого, кроме глупцов. Мудрый человек начинает чувствовать себя еще больше невежественным. Только глупцы собирают со всего мира по капле и начинают думать, что они знают. Только глупцы знают, претендуют на знание.

Даже в научном поиске наступает такое мгновение, когда дорога никуда не ведет. Потом внезапно происходит прыжок. Поэт может обратиться к религии без прыжка. Он может просто соскользнуть в нее, дороги связаны вместе. Но ученый должен предпринять прыжок, полный поворот, на сто восемьдесят градусов. Он должен полностью перевернуться, вывернутся наизнанку. Но поэт может просто соскользнуть, точно так же, как змея выскальзывает из своей шкуры. Вот почему я говорю, что поэзия ближе религии