Возвращение на Подолье - Юрий Комарницкий

Василий понимал, что в этой ситуации подобные слова лишние. Но годы, проведенные в тюрьмах и лагерях, давали о себе знать. Там сломленному противнику никто не подаст руку. Его просто добивают.

— Ну, давай, землячок, звони в дверь. Говори свое имя или пароль. Как там у вас заведено? — подтолкнул он к двери толстозадого.

— Ребята, открывайте, это Масик, есть срочная информация для Касыма. Глазок заискрился лучиками света. Раздался щелчок. Бронированная дверь медленно приоткрылась. В проеме показалась огромная “туша”.

— Какого хрена ты среди белого дня?! Шеф в прошлый раз ясно сказал приваливать после 20 часов.

Василий выстрелил два раза и верзила в тельняшке, почему-то удовлетворенно хрюкнув, завалился на пол.

— Вперед, Франек, — крикнул Василий. — Другого шанса вытащить девчат у нас не будет. У жирного за поясом пистолет. Бери и кого увидишь — стреляй!

Он схватил толстозадого за воротник и, прикрываясь им словно щитом, пошел в глубь квартиры.

В конце огромного коридора открылось одновременно две двери. У одного из бойцов Жарылгапова в руках был АКМ, второй стрелял из нагана. Пули изрешетили стены и дверь, прошли над головой Франца. Василия спас толстозадый. Спас, чтобы самому умереть.

В тот момент, когда они начали стрелять, Франц вытащил из-за пояса мертвого верзилы тяжелый ТТ. Стрелять Францу опять не пришлось. Легкий и подвижный Василий лежал на животе и словно на стрельбище методически бил по цели.

Через минуту все было кончено. В квартире воцарилась мертвая тишина.

— Эй, Франек, ты живой? — раздался голос Василия, — чего молчишь? Если живой — не тяни… пошли искать вход в подвал.

Они обошли шесть комнат и только в кладовой нашли то, что искали.

Подвал являл собой яркий образец средневекового застенка в соединении с компьютерно-электронным центром ХХ века. Вдоль стен обширного помещения стояли новенькие ксероксы, светились экраны компьютеров. А в камерных нишах они увидели груды самых настоящих орудий для пыток.

— Что-то я не пойму где они держат твоих девушек, — сказал Василий. — Неужели у Касыма есть еще хата?

Франц нервничал. Мысль о том, что они не найдут Наташу и Таню доводила его до безумия.

— Эй, художник, иди сюда! Здесь кое-что интересное.

Подсвечивая фонариком, они увидели серую, в тон облицовочного камня, дверь.

— Мой фюрер, последняя возможность спастись, — пошутил Василий. — Толкай, Франек, тебе карты в руки.

Наполненный миазмами воздух ударил в ноздри, вызвал тошноту. То, что они увидели в каменном мешке, потрясло даже видавшего виды Василия…

… Они лежали голые прямо на цементном полу, связанные одной цепью, словно провинившиеся наложницы султана. Тела покрывали ссадины, багровые подтеки, следы систематических истязаний. В углу камеры валялись пустые ампулы из-под морфина и амнапона, использованные шприцы.

— Ну и как, художник, — выдавил Василий, — сможешь теперь нарисовать картину под названием “Ничего не знаю, моя хата с краю”? Вот оно истинное лицо Жарылгапова — внучка работорговца, торговца наркотиками, подонка и садиста.

В душе Франца что-то оборвалось. Он сжимал рукоятку ТТ и впервые почувствовал, что в состоянии убить.

До прихода “скорой” они стояли в подъезде соседнего дома. Франц пытался протестовать, но жесткий, категоричный тон Василия его отрезвил.

— Не дури, Франц, ведь ты вызвал и милицию. Вслед за “скорой” приедут менты. Сначала нам скажут спасибо за оказанную услугу, а через несколько часов мы будем сидеть в “Матросской тишине”. С воли мы еще сумеем девушкам помочь, а закроют — пиши пропало. Лучше держи подъезд под прицелом. Не исключено, что Касым нарисуется раньше эскулапов или ментов.

Две машины приехали почти одновременно. У подъезда, как из-под земли, появилась толпа зевак.

— Ну все, Франек, бросай автомат в сумку. На этом наша миссия закончилась, — он невесело хохотнул и добавил: — Благодаря твоим заморочкам, я оставил в этой хате четыре трупа.

В электричке Францу стало плохо. Лужи крови возле убитых боевиков, истерзанные девушки — весь этот кошмар из головы перекочевал в желудок и вызвал сильнейшую рвоту. Белый, как стенка, он стоял между вагонами и просил у Бога только одного: не потерять сознание.

К нему подошел Василий, силком затащил в тамбур.

— Ты слишком впечатлителен, Франц. Возьми себя в руки. Девушкам уже ничего не грозит, найдем твоего Харасанова, сделаем документы и махнем отдыхать, к примеру, на Канары.

“Господи, и он туда же. Какие Канары, какая Швейцария?! Реки крови, садизм, нечистые деньги. Зачем все это? Практически каждый третий поезд с Киевского вокзала довезет меня домой. Как завершить эту безумную авантюру? Если удастся спасти Наташу — только домой!”

Несмотря на слабость, мысли формировались все четче и четче. Одновременно в груди росла уверенность, что он так и поступит — заберет с больницы любимую девушку и уедет домой.

Он не мог понять откуда в душе появился этот дух, если в теле гнездится слабость. Он не знал, что по Божьему закону в слабости человека его сила.

Из гостиницы “Белград” они перекочевали в “Метрополь”. Запретный плод после перестройки стал доступен всем — были-бы только баксы.

— Думаю, Жарылгапов будет шерстить все гостиницы, — сказал Василий. — Но вряд ли он додует, что у зэка, вроде меня, могут быть в порядке документы. Впрочем, было бы неплохо, чтоб он нас нашел. С удовольствием всажу ему очередь из автомата в брюхо.

После выпитого виски нервы у Франца успокоились. Он опять задал себе вопрос: “Смог бы он или нет вот с этого грозного отечественного пистолета ТТ выстрелить в сердце Жарылгапову?” Ответ растворился в противоречивых мыслях, которыми до отказа была забита его голова.

— Как ты думаешь, Василий, где сейчас может быть Харасанов?

— Тебе лучше знать. Если он козел и вешал тебе лапшу, — значит в поезде, добирается к себе на родину в Баку. Оттуда в наше время его никто не достанет. Кстати, оттуда ему намного проще будет свалить в дальнее зарубежье. Если, как ты говоришь, он благородный — рыщет по Москве в поисках тебя. Сегодня пораньше завалимся спать, а завтра, интуитивно чувствую, встретим или Харасанова или дядю Касыма.

IX. Полковник Галкин расстроен

Начальник шестого отдела по борьбе с организованной преступностью полковник Галкин откровенно обидел своих подчиненных.

— Кем бы они ни были, а вам, засранцам, стоит у них поучиться. Ухлопали Михайлова, Ложкина и Матроса. Самых крутых боевиков Жарылгапова. Все трое в розыске уже четыре года. Выследили хату, где те печатали фальшивые деньги и, заметьте, вызвали милицию. Это уже о чем-то говорит. Другие бы просто пришили девок и ушли, а эти нет.

Молоденький угреватый лейтенант бросил как-бы невзначай:

— Просто, Иван Никитич, у них другого выхода не было. Решили девок прикрыть, да и “лямур” сработал.

Полковник вспылил.

— Не с твоей рожей о “лямурах” рассуждать! Ребята благородные, по всему видно.

На помощь угреватому лейтенанту пришел сухопарый капитан.

— У них куча пистолетов плюс АКМ. Скоро мы с этим благородством столкнемся.

Полковник утихомирился, прокашлялся и изменил тон.

— Нервы сдают, ребята. Лужков задолбал этим Жарылгаповым: “Посади или выдвори из Москвы.” А что я могу сделать?.. Почти вся банда состоит из бывших мастеров и чемпионов по боксу. Куча покровителей на всех уровнях.

В отделе на полковника не обижались. Он имел плохой язык, но был незлобив и отходчив.

— Короче так, ребята, девки скоро оклемаются, берите их за жопу так, чтоб вся информация послезавтра с утра лежала у меня на столе. На игле они сидели три дня. Может, еще вырвутся, как говорят хохлы, “з наркотычнои залэжности”.

Присутствующие заржали. Полковник до перевода в Москву работал начальником милиции в Житомире. Вставлять украинские слова и прибаутки было его коронкой.

— Но, самое главное, ребята, это выловить и закрыть Жарылгапова. На квартире удалось захватить всю его бухгалтерию. Вот уж не дурак выдумал пословицу “здоровый аж до нэба, а дурный як нэ трэба!”. Этот толстомордый бай на одних документах подписывался подлинным именем, на других — новым фальшивым. Пьяным был, что ли, хрен его знает. В общем, он давным-давно в розыске — хранение и сбыт наркотиков в огромных количествах.

Угреватый лейтенант аккуратно, как на уроке в школе, поднял руку.

— Говори, Максимов, только, будь ласка, что-то умное.

— Иван Никитич, я Лигой бокса одно время занимался. У Жарылгапова в Москве есть две любовницы. Одна живет в Сокольниках — есть адрес, вторая — на Октябрьском поле.

— Молодец, Максимов! Бери двух ребят и чеши в Сокольники. А ты, Цимбалюк, — обратился он к сухопарому капитану, — поезжай на Октябрьское поле. Возьми кого посчитаешь нужным, один не езжай.