Синий конверт - Игорь Шприц

После чего удалился в нанятую квартиру. Послезавтра должны были приехать Гершуни и Балмашев. Они обнашивали форму и готовили последнюю редакцию прощального письма ко всем здоровым российским силам. Сипягин будет здесь на следующий день после приезда Балмашева, но в такой день он приезжает утром, потому что в два часа обязательное присутствие на заседании кабинета министров.

По дороге домой Крафт купил в продуктовой лавке фунт изюму и пряники. Он обожал сладенькое и все время что-то жевал. Завтра свободный день и можно будет сходить в иллюзион. Кроме оружия, ему еще очень нравились туманные картины, которым Крафт предвещал большое будущее. Он даже мечтал стать оператором, носить везде деревянный ящик на трехногом штативе и крутить ручку, припав глазом к окуляру.

Райская жизнь! После победы революции он обязательно этим займется.

Путиловский быстро довез Берга до вокзала. По пути поручик сладко спал, положив голову на плечо начальника.

«Устал, бедолага», — ласково подумал Путиловский, но по прибытии на вокзал спящего не пожалел, безжалостно разбудил и выгнал на холод, пожелав счастливой охоты.

Войдя внутрь Финляндского вокзала, Берг потянулся всем телом, откровенно зевнул и осмотрелся с видом светского льва на балу для дебютанток.

Старший филер под видом носильщика подошел к нему и тихо сообщил, что подозреваемых супругов Бибергаль пока никто не наблюдал, но основной поток пассажиров на поезд еще не проходил. Этого было достаточно, чтобы успокоиться и пройтись гоголем по главной зале.

Прохаживаясь с независимым видом, Берг с радостью отметил совсем иную реакцию на себя самое. До сегодняшнего дня девицы и молодые дамочки не сильно отягощали себя рассматриванием совсем не дурной фигуры поручика, чем огорчали его до печальности. А сейчас все перевернулось! Две или даже три просто в упор обозрели его как диковинное животное с ног до головы, а еще одна призывно улыбнулась и состроила классические глазки — в угол, на нос, на предмет! Это указывало на революционную перемену участи в отношениях с женщинами.

Пройдя в буфет и отметив сегодняшний любовный успех большой рюмкой водки и волованом с икрой, Берг ожил окончательно и приступил к заключительной фазе операции — поимке подлого Генриха. То, что Генрих и Амалия не пройдут мимо, было аксиомой, то есть не требовало доказательств, и поэтому Берг занял самую удобную выжидательную позицию у дверей, выходящих на перрон. Туда, как горная речка в ущелье, стекался весь пока еще редкий поток пассажиров.

Для маскировки Иван Карлович вставил в глаз монокль, отчего его лицо приобрело чрезвычайно скептическое выражение. Этот маневр придумали они вдвоем с Медянниковым, ища минимальные средства коренного преображения рядовой Берговой внешности. Мать родная и та прошла бы мимо Ванечки, не признав его в насмешливом господинчике.

Монокль позволил ему беспардонно рассматривать подходящие пары. На одиноких мужчин Берг не обращал никакого внимания. Рюмка водки приятно согрела внутренности и придала мыслям решительность в достижении намеченной цели.

Хорошо известно, что сильное желание способно реализовываться гораздо чаще, нежели слабое. А Бергу так хотелось вернуть свой любимый, до царапинок знакомый револьвер! Не говоря о том, что еще более сильно ему хотелось холодно взглянуть в глаза обманщицы.

Опознание затруднял тот факт, что многие дамы носили чрезвычайно плотные вуали, так что приходилось вглядываться, а проклятый монокль только смазывал всю картину. Но его величество случай на стороне сильных: не прошло и пары минут, как сердце Берга внезапно дало сбой. В нескольких шагах от него стояла Амалия!

Берг даже зажмурился на секунду, но когда открыл глаза, все сомнения исчезли, как воск пред лицом огня. Амалия прятала свои рыбьи глазки за практически непрозрачной вуалью, однако челюсть Берг признал безошибочно. Рядом с ней вился ужом плотный господин с чрезвычайно противным лицом, по-видимому тот самый кузен Генрих.

Берг глубоко вздохнул, приводя спертое дыхание в норму, и двинулся навстречу судьбе. По дороге он прошел сквозь нескольких пассажиров, сметая все и всех, не ощущая толчков и не слыша оскорбительных намеков в свой адрес. Лицо его застыло в презрительной гримасе и должно было внушать ужас.

Приблизившись к Амалии, стоявшей боком к траектории Бергова движения, Иван Карлович быстрым и изящным движением руки сдернул вуаль вместе со шляпкой и париком с головы аферистки, пустившей по миру своих бедных муттер и фатера. И застыл, как жена Лота, обращенная в соляной столп… Это была не Амалия!!

То есть челюсть была точь-в-точь как у Амалии, но выше все было иным, еще более гнусным, нежели у аферистки. Все здание будущей достойной мужской жизни, выстроенное Бергом за прошедший день, рухнуло в мгновение. Он увидел себя со стороны: жалкий, одинокий, трусливый, глупый, полупьяный субъект с замашками парвеню и фатовским моноклем… Так ему и надо!

Истошный вопль скальпированной лысеющей дамы огласил своды величественного зала. Все взгляды пассажиров и провожающих внезапно обратились на Берга. Он стоял, понурив голову, а вокруг него плясал, багровея от злости, плотный господин с противным лицом и визжал не менее противным голосом на весь вокзал:

— Что вы себе позволяете, милостивый государь?! Щенок! Молокосос! Да я вас! Жандарм! Полиция! Грабят!

Уже бежали со всех сторон, придерживая сабли, дежурные городовые. Уже вокруг скандала собралась толпа сочувствующих и галдящих зевак, уже чьи-то две услужливые руки вцепились в воротник и рукав пальто Берга… Весь вид страдальца только убеждал окружающих в правоте противного господина, продолжавшего позорить без пяти минут отставного поручика:

— Да он пьян! Подлец! Негодяй! Держите меня, я убью его!

Теперь уже четыре руки крепко держали несчастного, так что он даже не мог выдернуть револьвер и застрелиться, чтобы кровью смыть позор. Монокль вылетел из глаза, упал на пол и превратился под ногой зеваки справа в стеклянное крошево.

Подняв взор к небу, Берг готов был взмолиться, чтобы только пропало это дьявольское наваждение, но краем глаза заметил изумленное лицо, чье выражение резко контрастировало с окружающим Берга общественным презрением. Он с трудом (проклятый воротник!) поворотил голову — то была Амалия безо всякой вуали! Она стремительно уходила в дверь, ведущую к поезду.

Спокойствие снизошло на Бергову душу, он вновь превратился в настоящего хладнокровного мужчину, способного просчитывать ходы своих противников на несколько шагов вперед. А превратившись, он начал активно действовать соответствующим образом.

Первый короткий удар левой коленкой он нанес в пах беснующегося противного господина, отчего в вокзале стало удивительно тихо. Затем одним движением правого локтя Берг отворил в носу левого зеваки кровяной фонтанчик, после чего тот потерял всякий интерес к руке Берга и занялся исследованием внезапно открывшегося месторождения теплой красной жидкости.

Освободив таким образом половину туловища, Иван Карлович резво развернулся на сто восемьдесят градусов, оказался в тылу правого зеваки и локтем все той же беспощадной руки резко ударил его в затылок. Зевака ткнулся носом в опилки, застилавшие пол вокзала, и стал к ним тщетно принюхиваться.

Такие решительные действия вызвали обратную реакцию толпы: все в страхе отпрянули от беспощадного бойца, тем самым открыв путь к выходной двери. И Берг им хладнокровно воспользовался!

Несколькими прыжками, сделавшими бы честь самому прыгучему кенгуру, он покрыл расстояние до двери и выскочил на перрон. Впереди он увидел знакомую до боли в сердце спину. Рядом с ней семенил какой-то коротышка, в руках у него был черный чемодан.

— Стоять! — громовым голосом прокричал Берг.

Но парочка, чуть присев от ужаса, только ускорила свой бег, прикрываясь плотным слоем пассажиров.

Тогда Берг выхватил револьвер и выстрелил в воздух. Дикая паника охватила перрон, люди стали прыгать на рельсы и бежать по шпалам. Коротышка остановился, обернулся, и лицо его исказилось гримасой отчаяния. Он сунул руку в карман, неуклюже достал оттуда любимый револьвер Берга и, судя по движениям, стал пытаться лишить Берга жизни из его же собственного револьвера!

Такого позора не перенес бы никто, тем более кадровый военный. Берг ловко уклонился, ушел под правую руку коротышки и выбил так и не сработавшее оружие из рук преступника. От неожиданного удара Генрих свалился на перрон и снизу жалобно смотрел на Берга.

Амалия, решившая, что возлюбленного убили, подскочила к Генриху, упала рядом с ним на колени и обняла за голову. Кстати, лицо у Генриха действительно оказалось прыщавым. Берг стоял над ними, а снизу доносился злой хрип Амалии, обращенный к нему: