На всю жизнь (повести) - В. Подзимек

— Ну, успехов вам, ребята, — сказал Томашек, попрощался с каждым за руку и быстро вышел. Видимо, он подумал, что мы хотим поговорить еще о чем-нибудь.

Во второй половине следующего дня в моем кабинете собрались политработники рот.

— Через два дня мы увольняемся в запас, — сообщили они.

— Пришла и ваша очередь.

— У нас остается не совсем хороший осадок, — заявил подпоручик Петрачек. — Выходит, что мы убегаем от незаконченной работы.

— Думаю, у вас нет намерения ходатайствовать о продлении срока действительной воинской службы, чтобы завершить то, что вам не удалось сделать в течение года, — заметил я иронически. — Не делайте этого, могут возникнуть большие административные трудности.

— Мы понимаем, что не очень вам помогли. И ответственность за невыполненные обязательства лежит также и на нас, но нам все-таки не хотелось бы уходить, как сторонним наблюдателям. — С этими словами подпоручик Петрачек положил передо мной почти целый том.

— Вы написали роман на военную тему? Или, может быть, мемуары? Правда, для них вы еще слишком молоды, — сказал я и сам удивился, откуда у меня такая язвительность.

— Это не мемуары, — заявил Петрачек, которому, вполне очевидно, было поручено вести переговоры. — Речь идет о наших взглядах на то, как мы выполняли свои обязанности и чего наши сменщики должны были бы избегать. В трех экземплярах. По экземпляру на каждую роту.

— Я пока не разучился считать до трех, — сказал я, все еще сохраняя язвительный тон.

Пододвинув к себе том, я прочитал дважды подчеркнутую надпись: «Опыт работы замполита роты». Перелистывая записи, я заметил, что в них содержатся умные мысли и наблюдения о политической работе в роте. Настроение у меня постепенно улучшалось.

— Сколько времени вы это писали? — спросил я.

— Три дня. После того как вернулись с учений, — ответил Петрачек.

— Сегодня же вечером я это внимательно прочту.

— А не лучше ли будет прочитать, когда мы уже уволимся?

— У меня сегодня как раз свободный вечер. — Я не собирался уступать их предложению. — Кроме того, мне кажется, что вам было бы интересно узнать мое мнение.

Они пытались возражать, но я видел, что мое решение их обрадовало.

Я заметил, что теперь мы могли бы разойтись. Внезапно подпоручик Петрачек несмело предложил:

— Если тем, кто придет после нас, что-то будет неясно, мы с удовольствием приедем.

Я пересилил свое удивление и, не меняя язвительного тона, несмотря на то, что чувствовал их глубокий интерес к своему делу, сказал:

— Такие поездки не предусмотрены сметой финансовых расходов войсковой части, вам бы их никто не оплатил.

— Если я не ошибаюсь, о деньгах не было сказано ни слова, — заметил Петрачек. — Наша страна небольшая, и билет на поезд даже с доплатой за скорость рабочего человека не разорит.

— Вы думаете, что у меня на глазах сейчас появятся слезы умиления? Этого вам не дождаться, — заявил я. — Не говоря уже о том, что, как только вы вернетесь к своим делам на гражданке, вы уже больше никогда не вспомните о батальоне, не сумевшем выполнить свое обязательство стать отличным.

Они не стали убеждать меня, что никогда не забудут батальона, не выполнившего взятого обязательства. Вместо этого они вежливо попросили разрешения выйти из кабинета.

Как только за ними закрылась дверь, я сразу же принялся читать их фолиант. При этом некоторые разделы перечитывал снова и снова, что-то прочитал даже вслух.

Дойдя до конца, я не поверил своим глазам: до полуночи оставалось десять минут. Я подумал, что теперь дня на два Лида объявит мне бойкот, правда, не потому, что я пришел поздно домой, а потому, что не предупредил ее об этом заранее. Когда я вышел из ворот воинской части, эта мысль уже не донимала меня, уступив место другой, менее печальной: эти трое — мерзавцы, но мерзавцы толковые. И очень жаль, что я не узнал об этом месяц-другой назад.

На следующий день я пригласил их на ужни. Разумеется, Лида не была в восхищении от этого приглашения, но мне удалось сломить ее сопротивление. Согласившись в конце концов, она заявила:

— Но раньше восьми пусть не приходят. И так будет проблема до этого времени уложить детей спать.

Вечер получился замечательный, и я не жалел слов, расхваливая их сочинение. Потом мы с удовольствием слушали, как подпоручики по очереди прочитали разделы, не вошедшие в рукопись из-за опасения, что они могли бы попасть в руки подчиненных. Не говоря уже о начальниках.

Такова человеческая жизнь — то, что кажется поначалу трагедией, из которой нет выхода, через некоторое время приобретает розовый оттенок и совсем не представляется таким уж безысходным.

Так было и в нашем случае. Обычная повседневная текучка воинской жизни не оставляла нам слишком много времени для раздумий.

Мы готовились к началу нового учебного года. Готовились с полной ответственностью, учитывая прошлогодний опыт, чтобы в этом году выглядеть значительно лучше. Только об обязательствах никто не напоминал. Все свидетельствовало о том, что ничего подобного предприниматься не будет. План мероприятий по устранению недостатков мы сдали вовремя, и благодаря предметному и, судя по всему, качественному обсуждению на партийном собрании в полку к нему не было претензий.

— Я женатый человек. С субботы, — сообщил однажды надпоручик Краса, сунув мне под нос левую руку с широким обручальным кольцом на пальце. — Сегодня я хотел бы устроить небольшую вечеринку.

Я заверил его, что с удовольствием приду.

— В этом есть только одно «но», — продолжал Краса. — Я хотел бы пригласить и командира батальона.

— А что тебе мешает?

— Боюсь, как бы не рассердить его. Или это неправда, что его субретка убежала за лучшим?

— Не называй ее субреткой, — возразил я. — Она отличная девушка, только иначе это закончиться не могло. Если хочешь, я сам приглашу Индру. От твоего имени.

— Это было бы превосходно! — обрадовался Краса. — Тогда в семь часов я вас жду. Будут также Ванечек, Броусил, Логницкий и Моутелик.

Индру я нашел в парке. В этот момент он за что-то отчитывал Броусила. К большой радости Броусила, я отвел Индру в сторону.

— Краса приглашает тебя на вечеринку, — сообщил я ему. — В семь часов вечера в общежитии.

Я ожидал, что Индра спросит, почему Краса лично не пришел его пригласить, и для этого у меня была приготовлена не очень хитрая отговорка.

Однако Индра этого не спросил.

— Если он это делает для того, чтобы я помог ему побыстрее получить квартиру, то напрасно старается. Квартира будет через полгода, и я этот срок изменить не могу, как бы ни хотел. Раньше дом не будет готов, — заявил он.

— Тебе бы следовало прийти, он будет рад, — начал агитировать я.

— Разве я сказал, что не приду? — ответил Индра и пошел от меня к Броусилу. Но последний, улучив момент, уже исчез из парка…

Колбасы и вино были отличными. Но атмосфера в комнате Красы отличной не была. Хорошо сознавая, что самое плохое может случиться, когда люди, выпив фужер вина, начнут в чем-либо обвинять друг друга или говорить то, на что в другой обстановке не набрались бы смелости, мы старались избегать разговоров о службе. Вести беседу о женщинах нам тоже не хотелось. С одной стороны, из-за Индры, с другой — эта тема как-то не подходила нам. У большинства из нас было достаточно забот со своими женами. Поэтому мы молчаливо ели колбасы, пили вино и порой что-то говорили о погоде или о футболе.

Индра больше пил, чем ел, молча, с прискорбным взглядом.

Я опасался, что он может перебрать, но напрасно. В девять часов он заявил, что ему не хочется портить нам компанию. Он должен уйти, чтобы подготовиться к завтрашнему дню.

— Надо что-то делать! — воскликнул после его ухода Краса.

Мне было ясно, что он имел в виду. Я хотел ответить, что лечить несчастную любовь не входит в мои функциональные обязанности. Но когда на лицах остальных офицеров я прочитал тот же призыв, то промолчал.

Мое молчание все приняли за согласие и провозгласили тост за мое здоровье и успехи в работе.

Призыв помочь чем-то Индре я посчитал настоящей глупостью.

Вскоре мы последовали примеру Индры.

Домой я шел вместе с Моутеликом.

— Теперь на женщинах поставлен крест, — заявил Моутелик по дороге.

День чехословацкой Народной армии я отмечал в батальоне уже второй раз. До обеда — официальные мероприятия; после завершения рабочего дня в каждом доме, хотя бы в одной семье, празднуют присвоение нового воинского звания. Поручика, подпоручика, а то и капитана, как это бывает среди молодых офицеров. В семье виновника торжества проводится «день открытых дверей». Придут товарищи с женами или без них, выпьют за здоровье счастливца, пожелают ему, чтобы звездочек прибавилось или, наоборот, убавилось, если речь шла о капитане. Постоят или посидят немного и затем уходят. Торжественные вечера с приглашениями к столу не проводятся из-за небольших размеров наших квартир. Офицеры, активно поддерживающие множество знакомств, не ограничиваются только друзьями, как правило, они заходят во все квартиры, откуда доносится шум.