Девушка без Бонда - Анна и Сергей Литвиновы

Итак, в заданном нашими гостями квадрате они совершили несколько погружений – при том (что опять-таки меня поразило) даже не прихватив с собой ружей для подводной охоты. Вместо них у одного была сумка с инструментами, в которой лежали (мне удалось заглянуть в нее) гаечные ключи, отвертки и баллончики с какой-то жидкостью.

И назавтра, и в третий день наша экспедиция в точности повторилась. Опять мы пришли в ту же самую точку в море, опять гости совершили несколько погружений, при этом полностью пренебрегая подводной охотой. Помимо сундучка с инструментами, каждый из них брал с собой, погружаясь, по прибору, притороченному к поясу. Мне удалось рассмотреть эти устройства – и они стали еще одной загадкой, свидетельствующей, что визитеры из Союза вряд ли тянут на простых ныряльщиков. Зачем, спрашивается, им тогда вооружаться счетчиками Гейгера?

Однако третий день стал последним при обследовании уже привычного нам с «кэпом» Рамиресом квадрата. К концу его наши гости выглядели радостными и довольными – как люди, успешно выполнившие непростую работу. И в оставшиеся дни они уже не настаивали плыть в то самое место. Напротив, они принимали все предложения старика капитана и самозабвенно занимались подводным плаванием и глубоководной охотой.

По вечерам я развлекал наших гостей, показывал красоты Гаваны. Мы с ними курили контрабандные, прямо с фабрики, сигары, заходили в многочисленные бары, в том числе и во «Флоридиту», которую так любил старик Хэм, пили «Мохито» и ром с колой. И, несмотря на то что в моей службе обычно предостерегают против того, чтобы мы завязывали приятельские или теплые отношения с кем бы то ни было, мы с гостями, можно сказать, подружились. По некоторым их обмолвкам я понял, что ребята служат в элитном спецназе ВМФ, базирующемся под Москвой и готовом в любой момент вылететь в любую горячую точку.

Наконец я проводил их на самолет на Родину. Мы даже, в нарушение инструкций, обменялись с ними домашними телефонами.

Ну а потом, после подарка судьбы, выразившегося в недельном плавании на катере, где я в основном загорал и купался, меня с прежней силой закрутила повседневная рутина, и я постепенно стал забывать о гостях из Москвы и их странных погружениях…

Однако через месяц мне пришлось о них вспомнить. Дело в том, что мой приятель старик Рамирес ушел на своей лодке в море – и не вернулся. Несколько дней его искали, но обнаружить смогли только лодку, на борту которой никого не оказалось. Сделали вывод: старику стало плохо, он упал в море и утонул. Тела так и не нашли.

А спустя еще месяц меня снова вызвал посол и заявил, что меня отзывают в Москву. «За что?» – невольно вырвалось у меня. «Не за что, – с улыбкой поправил глава диппредставительства, – а благодаря чему. Вы проявили себя с самой лучшей стороны, и вам надлежит готовиться к новому, более высокому назначению».

Итак, я вместе с женой покинул Кубу.

В Москве моя подготовка к новой командировке растянулась на долгие месяцы.

Однажды я вспомнил о своих мимолетных товарищах по плаванию на лодке старика Рамиреса и позвонил им. Увы, результат оказался неутешительным. И по первому, и по второму домашнему телефону мне ответили, что такие здесь больше не живут. Меня это заинтриговало – вкупе со смертью старика Рамиреса и особой миссией, которую мои друзья выполняли под водой. А теперь еще и их исчезновение… Все это заставляло меня задуматься – в том числе о своей собственной судьбе.

Я стал наводить справки. Одним из важнейших козырей, который дают учеба в Дипакадемии и моя служба, являются обширные связи. Благодаря им я через несколько недель узнал, что мои друзья-аквалангисты, слава богу, не повторили судьбу кубинского капитана. Обоих перевели, причем с повышением. Один был направлен для дальнейшего прохождения службы на Тихоокеанский флот, другой – на Северный. Их перевод странно совпал по времени с моим отзывом с Кубы.

Поэтому я задался вопросом – не мог не задаться! – а что случилось? Что или кто покоится под водой близ берегов Острова свободы? Почему туда ныряли аквалангисты, вооруженные инструментами и счетчиками Гейгера?

Я выуживал информацию – по крохам, по случайным документам и обмолвкам – в течение многих лет. В конце концов, это моя профессия – добывать совсекретные данные, и для их поисков я мобилизовал все свои умения и навыки…

И только сейчас, четырнадцать лет спустя после моего первого заочного и во всех смыслах поверхностного знакомства с изделием, мне удалось узнать о нем если не все, то многое.

Замечу, что мои поиски не остались не замеченными для ребят из нашей контрразведки. Не знаю, на чем конкретно я засыпался, но нынче они стали проявлять ко мне все больший и больший интерес.

Сейчас тучи надо мной сгущаются. И теперь, находясь здесь, в Афинах, я принял тяжелое для меня решение уйти. Результаты моих разысканий – данное письмо – я сегодня же спрячу в одном из товаров в моем антикварном магазине, чтобы не только одна моя память была свидетелем тайны. Более всего в качестве тайника мне импонирует голова горгоны Медузы. Есть в этом что-то символическое: самый опасный мифологический персонаж стал хранителем самой страшной тайны на Земле. Еще лучше, конечно, для моего замысла подошла бы шкатулка Пандоры, но этого артефакта – во всяком случае, у меня в магазинчике – не имеется…

Итак, что же я выяснил? Что находилось (и, полагаю, до сих пор находится) близ берегов Острова свободы?

Совершим небольшой исторический экскурс.

Как известно, 30 октября 1961 года моя несуществующая теперь Родина, Советский Союз, провела испытание так называемой «царь-бомбы». Это было самое крупное термоядерное устройство из числа когда-либо взорванных на нашей планете. Его мощность составила 58 мегатонн. Внешне бомба представляла собой махину восьми метров в длину и два метра в поперечнике. А ее взрывная мощь могла быть, без особых конструктивных изменений, увеличена до 100 мегатонн. Однако руководство нашей страны – в те годы, когда правил Хрущев, особенно авантюристичное – все ж таки испугалось проводить испытания такой невиданной силы. Некоторые физики считали, что стомегатонный взрыв может привести к необратимым последствиям для планеты. Возможно, предупреждали осторожные, Земля расколется пополам. Возможно, навсегда сойдет со своей орбиты. Но и «половинная» бомба – или, как ее называли, изделие «Иван» – шарахнула тогда на Новой Земле с такой силой, что мало никому не показалось. Ядерный гриб поднялся в тот день в атмосферу на высоту 65 километров. Люди, случайно оказавшиеся в ста (!) километрах от эпицентра, получили ожоги третьей степени. На расстоянии 800 километров от взрыва выбило стекла в домах…

Кое-кто считает, что именно взрыв «царь-бомбы» (или, как ее еще называли в стане вероятного противника – с легкой руки все того же Хрущева, «кузькиной матери») явился главным толчком к заключению договоров о запрещении ядерных испытаний. Это положило в конечном итоге начало разрядке. Якобы наконец-то человечество убоялось той мощи, которую само же создало, и потихоньку пошло на попятную… Во всяком случае, многие полагают, что бомб, мощнее той самой 58-мегатонной, взорванной в 1961-м на полигоне на Новой Земле, больше нигде и никем не создавалось.

Авторитетно могу вам заявить: вранье. Во всяком случае, в Советском Союзе работы по доводке 100-мегатонной бомбы в начале шестидесятых велись, не прекращаясь ни на день.

Однако самой сложной проблемой для конструкторов и военачальников стала такая: как доставить столь гигантское изделие на территорию вероятного противника? Восемь метров в длину, два в поперечнике – ведь такую громадину не всякий самолет вынесет. Во всяком случае, когда «царь-бомбу» доставляли на бомбардировщике на Новую Землю, пришлось выпиливать часть фюзеляжа. (И ведь изделие даже не поместилось в бомболюк целиком!) К тому же тяжелые бомбардировщики – чрезвычайно легкая добыча для истребителей и ПВО… И тогда появилась идея – ее творцом, между прочим, оказался не кто иной, как «великий гуманист» и диссидент Сахаров, именем которого в разных странах ныне названы проспекты, сады и скверы. В ту пору будущий «голубь мира» предложил поистине убийственное решение: с помощью подводных лодок доставить стомегатонные бомбы к побережью США. А затем, в случае начала вооруженного конфликта с Америкой, – термоядерные заряды взорвать. Тогда на побережье США обрушится многометровое цунами, которое не оставит камня на камне от прибрежных городов потенциального противника: Нью-Йорка, Вашингтона, Нового Орлеана, Лос-Анджелеса, Сан-Франциско…

В своих позднейших воспоминаниях Сахаров пишет, что впоследствии он, дескать, устыдился своей людоедской идеи. Однако слово – не воробей. Тем более – в ту пору. Советские военные подхватили и развили мысль ученого-ядерщика. (О чем он, вероятно, сам даже не подозревал.)