Башня (Вздымающийся ад) - Ричард Штерн

Тело Льюиса было совершенно безвольным и от этого казалось ещё тяжелее. Нат не мог определить, дышит ли ещё Льюис. Доковылял до первой лестницы и медленно, тяжело начал взбираться вверх. Одна, две, три... в каждом пролете четырнадцать ступенек... почему он сейчас вспоминает такую ерунду?

Тринадцать, четырнадцать... передохнуть, а потом i дующий пролет, но дым все ещё не рассеивался.

Ему казалось, что следующий шаг будет его последним,: хотя и знал, что это не так. Все, что можно было сделать это, как в горах, при восхождении по крутой тропе, смотреть под ноги и сосредоточиться на размеренном ритме шагов. И следить за дыханием. Не обращать внимания на кашель.

Тринадцать, четырнадцать, опять площадка, снова отдых и новый пролет.

Один раз он споткнулся о шланг и упал на колени, почувствовав острую боль. Хотел было бросить Льюиса, мешавшего ему встать, но сумел преодолеть искушение. Встать, черт тебя побери, встать!

Он слышал голоса, но знал, что это бешеный пульс; бьется в его собственной голове.

Остановился посреди пролета и кашлял, кашлял и кашлял, а потом поковылял дальше.

Перед ним были только мрак и дым. Наконец показались закрытые двери. "А что, если они заперты? Если так, сказал себе Нат, то я выбрал не ту лестницу и нам конец".

Взобрался на последние две ступеньки и свободной рукой поискал дверную ручку. Ее не было.

Тошнота подступила к горлу, невозможно было удержаться от рвоты, не то что думать. "Ручки нет почему, идиот проклятый, ты же знаешь ответ почему? Ты архитектор или нет?" Он наклонился вперед и ткнул беспомощным телом Льюиса в двери, которые тут же распахнулись, и он едва не упал в полный дыма вестибюль.

Наконец он был снаружи, на невероятно свежем воздухе, на площади, избавленный от противогаза, и уже подходили двое в белом, чтобы снять с его плеч тело Джона, и кто-то ещё говорил: "Подышите этим", и прижимал ему к носу и рту резиновую маску.

Нат глубоко вдыхал кислород, и площадь постепенно проступала сквозь туман, и отступала тошнота. Он снял маску и, пошатываясь, побрел к трейлеру. Когда взбирался по лестнице, ноги его ещё не слушались.

Один из пожарных ему улыбнулся:

Не хотите перейти к нам? Такие прогулки в задымленные помещения можем предложить вам почти ежедневно, если они вам нравятся.

Нет уж, спасибо, ответил Нат. Заставил себя улыбнуться, хотя вышло это не лучшим образом. С этого момента берусь только за лесные пожары.

С вами все в порядке? спросила Патти.

Нат её вначале не заметил. Но теперь увидел её, стоящую рядом, маленькую, ловкую и сейчас полную неподдельного участия. Почему?

Вполне, ответил Нат. Только переведу дух.

У вас такой вид, продолжала Патти, как будто вас только что выловили из Ист Ривер, как говаривал папа. Она неуверенно улыбнулась.

Браун спросил:

Как дела с лифтом? Нат устало махнул рукой:

Возможно, будет работать. Хотят попробовать. Другого выхода не было. Хотя...

Что-то Береговая охрана не торопится.

По ступенькам поднялся Гиддингс. Увидев его, Нат представил, как выглядит сам. Часть лица Гиддингса, до того скрытая противогазом, была белым пятном. Лоб черный и волосы покрыты сажей. Вельветовый пиджак промок насквозь и весь в пятнах.

Что вы смеетесь? спросил Гиддингс.

Мы как два трубочиста, ответил ему Нат, продолжая улыбаться.

А трубочисты приносят счастье, так что будем надеяться.

"И молиться, сказала себе в душе Патти, за счастье всех близких. И за тебя, папа. Господь тебя спаси!"

* * *

Браун спросил:

И что дальше?

Если он тронется, продолжал Гиддингс, то остановится только у банкетного зала, разве что... он пожал плечами, разве случится не знаю что. Но дело в том, что мы не узнаем, поднялся ли он, пока они нам не сообщат. Пойду свяжусь с ними.

С Брауном и пожарными он перешел к телефону. Патти тихо позвала:

Нат!

Что её толкнуло на это? Только одиночество? Не имела понятия, но не имела и сил сдержать себя.

Он умер, Нат. Папа. Знаете, он был такой большой и сильный...

Мне очень жаль. Нат взял обе её маленькие чистые руки в свои. Потом расстроено увидел, что он наделал: Этого мне тоже жаль.

Это не важно, Патти не пыталась отнять свои руки. Звонила мама. Она его видела, но он он её не узнал. Нат снова сжал её руки:

Только спокойно. Спокойно.

"Что ещё можно было сказать? Не умею я этого, подумал он. Единственное, в чем я разбираюсь, это дома, а не люди".

Мне очень жаль, повторил он, но эти слова показались ему пустыми.

Патти прикусила нижнюю губу. Глаза её были закрыты. Когда она их открыла, они предательски блестели, но слез не было.

Все уже в порядке. Она помолчала. Поль... начала она уже другим тоном.

Что с ним?

Патти глубоко, но неуверенно вздохнула:

За обедом я сказала отцу о Поле и Зиб. Мне очень жаль, но я сказала ему, что ухожу от Поля, и должна была объяснить причину.

Нат снова сжал её руки:

Разумеется. Но где же боль от этого открытия, от понимания, что он рогоносец? Почему ему это безразлично? Неужели все это время он только убеждал себя, что живет с Зиб в чем-то, считавшемся супружеством, в то время как в действительности было только легализованным соитием на публике, из которого не вытекали никакие обстоятельства?

Поль говорил с ним после меня, продолжала Патти. Был там, когда у отца начался приступ. Она замолкла, наблюдая за лицом Ната.

В другом конце трейлера четверо мужчин суетились вокруг телефона. Слышались голоса, но разобрать слова было невозможно. Здесь, на маленьком изолированном пространстве, стояла тишина. Наконец Нат спросил:

Что вы хотите сказать, Патти?

Насколько я знаю отца, ответила она, он Полю выложил все, в том числе и о Зиб. Вы думаете, нет? Она помолчала. И что, вы думаете, мог ответить Поль? Она снова помолчала, потом сама ответила: Что у нас с вами тоже рыльце в пушку. Лишь бы не тонуть одному. Я Поля знаю.

Их окружала тишина, и время словно остановилось.

Не знаю, ответил Нат.

Но он знал. "Я Поля знаю", к этому утверждению он мог присоединиться.

Я плохо разбираюсь в людях, сказал он. Зачем осуждать, пока не доказана его вина?

Патти покачала головой. Решительно вздернула подбородок.

Если все было так, сказала она, отца убил он. Ее руки в ладонях Ната забила дрожь. И если мне представится такая возможность, продолжала она, я Поля убью, Господь свидетель.

Нат тут же начал:

Патти... но запнулся. Браун кричал в телефон:

Вы в этом уверены? Черт побери, так убедитесь! Потом обратился к Гиддингсу и пожарным: Он думает, что лифт дошел до них. Думает! И снова в трубку: Это точно? Да, мистер губернатор? Охренеть можно! Пауза. Да, губернатор! Останусь на связи. Прикрыл трубку рукой: Лифт наверху. Пытаются открыть двери. Что вы на это скажете? Через весь трейлер взглянул на Ната: Теперь можем забыть эти глупости со спасательным тросом.

Нат задумался. Наконец-то речь о вещах, о которых он может судить со всей ответственностью.

Нет, сказал он. Если лифт на ходу, отлично. Но на всякий случай оставим запасной выход.

ГЛАВА XXI

Первыми не выдержали жара окна на северо-западной стороне шестьдесят второго этажа. Тяжелые обломки закаленного дымчатого стекла отлетели от Башни, как при взрыве, засверкали в долгом падении, как сосульки, и разбились на площади. Толпа охнула, раздались выкрики.

Отодвиньте подальше барьеры, заорал сержант. Назад, черт побери, назад!

Постовой Шеннон провел рукой по лицу и, не веря своим глазам, уставился на кровь, растекавшуюся по его ладони и капавшую между пальцев.

Барнс выхватил носовой платок. Свернув, приложил его к длинной, чистой ране.

Прижми как следует, Майк, и давай к санитарной машине. Придется зашивать.

Как думаешь, спросил неисправимый Шеннон, светит мне медаль за ранение, Френк? Я всю жизнь хотел стать раненым героем.

Значит, твоя мечта сбылась. Барнс начал оттеснять толпу от вероятного места падения осколков.

Лозунги на площади исчезли, но изуродованное сооружение предоставило преподобному Джо Уиллу Томасу повод для проповеди.

Это воля Господня! вещал он своим библейским голосом. Это воздаяние за прегрешения и гордыню, которые идут бок о бок. Это новые Содом и Гоморра, Содом и Гоморра, говорю я вам.

Нашлись и такие, кому это сравнение показалось подобающим.

* * *

В воздухе над площадью летел пепел. Лужи воды на мостовой превратились в озера, поверхность которых была черной от сажи.

Высоко, невероятно высоко от сияющей Башни поднимался столб дыма. Ниже, по другую сторону здания, клубился другой и, подгоняемый ветром, огибал всю Башню как гигантский удав.

Из дверей вестибюля тоже валил дым, но уже не такой густой. Многие в толпе думали, что пожар локализован. Но это было не так.

* * *

Рано или поздно, сказал служащий страховой компании с Пайн-стрит, это должно было случиться. Не хочу, чтобы на меня ссылались, но это так. И слава Богу, что нас это не касается.