Что такое историческая социология? - Ричард Лахман

этих трех стран Шаррад объясняет, рассматривая отношения между государством и племенами, в той мере, в какой они менялись от доколониальной к колониальной эпохе, а потом и к эпохе независимости. Племена — это сплавления расширенных родственных групп, объединившихся для защиты земельных прав и блокирования налоговых требований со стороны доколониальных государств. Племенная динамика несколько отличается от динамики тех патриархальных семей, которыми занимается Адамс, а именно тем, что в состав каждого племени входили множественные главы многочисленных расширенных патриархальных семей. Шаррад не фокусирует свое внимание на этой внутренней динамике так, как это делают Адамс и Секком. Вместо этого она сравнивает отношения между государством и племенами во всех трех обществах. Итак, относительно сильное тунисское государство в доколониальную эпоху сумело придать некоторую степень единообразия семейному и имущественному праву в племенах, тогда как слабое алжирское государство даже и не покушалось на подобный контроль, позволяя каждому племени править по-своему. В Марокко же слабое государство было более амбициозным и погрязло в нескончаемой и безрезультатной борьбе с племенами.

Французский колониализм видоизменил отношения между государством и племенами в каждой из этих стран. Говоря языком Сьюэлла (Sewell, 1996) и Абрамса (Abrams, 1982), колонизация представляла собой насыщенную событиями череду разрушительных, хронических и безрезультатных конфликтов и трансформировала племенные и национальные социальные структуры, как это происходило в этих трех странах и в позднейшие времена борьбы за независимость. Французы, а позднее и движения за независимость союзничали с племенами (или же стремились их ослабить) в рамках стратегий по достижению и сохранению политической власти. Националистические группы сражались не только с французами, но в равной мере и друг с другом. Племена играли потенциально решающую роль, и различные фракции внутри движений за независимость вынуждены были решать, какую именно позицию занимать в отношении семейного права, чтобы завоевать лояльность племен; также им приходилось решать, может ли этот альянс быть стратегически или идеологически оправдан перед другими сторонниками. Таким образом, марокканский король вступил в союз с племенами, чтобы подкосить и французов, и городских националистов. Долгая и жестокая борьба Алжира против французов закончилась появлением политически раздробленного независимого государства, поделенного между светским городским и сельским племенным блоками. На разрешение этого конфликта потребовалось более двадцати лет. Наконец, в 1984 году правительство провело консервативное семейное законодательство в целях усиления поддержки среди сельских племен. Сопротивление городских образованных женщин предшествовавшим консервативным проектам этого законодательства было преодолено с помощью государственного репрессивного аппарата. Ни колонизация, ни борьба за независимость не ослабили племена в достаточной мере и не усилили достаточным образом женщин как политическую силу, чтобы конечный итог был другим. Тунисская политическая централизация доколониальной эпохи перетекла в борьбу за независимость, в которой доминировали городские слои и в центре которой стояла единственная националистическая партия. В этом движении за независимость существовала сельская исламистская фракция, но над ней удалось взять верх (отчасти с помощью французов, предпочитавших иметь дело со светским, а не с панарабским исламистским независимым режимом). Либеральное семейное право отражало ослабление племен в условиях французского колониализма и политического усиления городских слоев, а также централизацию интересов нового тунисского правительства, сформированного после обретения независимости.

Шаррад прослеживает изменение режима в эпохи колониализма и независимости, чтобы дать объяснение той разновидности семейного права, которую провозглашал каждый режим. Однако ее картина данной политии получает сложность и точность благодаря признанию той ключевой роли, которую во всех трех странах сыграли патриархальные племена, так же как Адамс позволяет нам лучше понять образование государства благодаря признанию роли патриархальных семей элиты. С точки зрения Шаррад, семейное право и государственная власть (а с точки зрения Адамс, сама структура и потенциал государства) формируются соответственно племенной динамикой и патриархальной семьей.

Нуклеарные семьи современной эпохи в отношении государственных программ и политик являются не только реципиентами, но и акторами. То, как работает данное причинное взаимодействие, и его проявляющиеся со временем последствия образуют предмет полемики между Гостой Эспинг-Андерсеном (чей труд по государствам всеобщего благосостояния мы разбирали в пятой главе) и Энн Орлофф и ее сотрудниками. Орлофф (Orloff, 1993) метко критикует Эспинг-Андерсена (Esping-Andersen, 1990) за то, что последний упускает из виду, каким образом разные режимы социального государства сказываются на гендерных отношениях, укрепляя или оспаривая мужскую власть внутри семьи. Например, Эспинг-Андерсен даже не делает попыток объяснить различия между странами в области обеспечения возможностей ухода за детьми, которые играют более существенную роль в определении степени участия женщин в трудовых ресурсах, чем общий уровень социальных пособий и льгот; не обращается он и к рассмотрению роли женщин в частном (то есть негосударственном) предоставлении социальных благ и услуг посредством их безвозмездного труда. Также Орлофф утверждает, что политические позиции женщин в вопросах социальной политики часто разнятся, поскольку эта политика сказывается на них иначе, чем на мужчинах. Даже в рамках одного типа режима государства всеобщего благосостояния (такого как скандинавская социал-демократическая система) различия в семейной политике, а также вариации в семейных отношениях и в доступе женщин к рынку труда могут вызвать разные последствия с точки зрения доходов, благополучия и автономии женщин в рассматриваемых странах.

Притом что в книге «Три мира социального капитализма» (Esping-Andersen, 1990) отсутствовала тема гендерной политики, в своей последующей книге (Esping-Andersen, 1999) Эспинг-Андерсен обращается к решению некоторых вопросов, поднятых Орлофф. Анализируя, как политика, принятая в каждом из трех типов систем социального обеспечения, сказывается на материальных условиях женщин и на совокупности социальных прав граждан, он довольно далеко выходит за пределы своей более ранней книги. Он не занимается выяснением, какие именно перспективы каждый режим открывает для политической деятельности женщин или как политическая мобилизация женщин сказывается на итоговом распределении власти в обществе, а следовательно, и на будущих возможностях сохранить или расширить эти режимы государства всеобщего благосостояния. В результате его анализ оказывается статичным. В нем мало исторической динамики. Стоит только установиться типу режима социального обеспечения, как он тут же оказывает постоянный эффект на гендерные отношения и социальное положение женщин. Женщины в обеих книгах Эспинг-Андерсена — это пассивные реципиенты правительственных программ. Они не являются политическими акторами, и, в результате, его модель не справляется с освещением причин изменений в гендерных отношениях или в области социальных программ, адресно сказывающихся на женщинах, за исключением учета общих изменений в соответствующем режиме социального государства.

Один из способов объяснить изменение в гендерных отношениях, происходящее со временем как в семье* так и в государстве, предлагает книга О’Коннор, Орлофф и Шейвер (O’Connor, Orloff, and Shaver, 1999). Они исследуют, как сказывается на женщинах