Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов - Валентин Фалин

Усилия англичан и американцев в поиске точек соприкосновения с Советским Союзом познали еще пару всплесков. Наиболее примечательным из них было британское предложение «пять плюс четыре»[345], переданное 22 октября С. Криппсом заместителю наркома иностранных дел А. Вышинскому. Посол Штайнгардт получил указание в необязывающей форме поддержать британский демарш. В связи с заключением тройственного (Германия, Япония, Италия) пакта американцы выражали надежду, что «миролюбивые державы» и впредь не уступят требованиям, которые «несовместимы с их национальной целостностью». Советскому Союзу намекали на возможность политического сотрудничества с США, если он воздержится от подписания «политического договора с Японией»[346].

Лондон и Вашингтон были, похоже, осведомлены насчет трений в советcко-германских отношениях осенью 1940 года, которые не сводились лишь к нарушению Германией условий торгово-кредитного соглашения. Черчилль и меньше Рузвельт допускали, что идея запасной гавани может заинтересовать Сталина, ибо она делала Москву менее уязвимой при перетягивании каната с нацистским руководством. Ноябрьский визит В. Молотова в Берлин остудил У. Черчилля. До весны 1941 года охота обращаться к русскому сюжету у него угасла.

Откликаясь отчасти на советские полуобещания не втягиваться в войну, не прислуживать Германии или Японии и обеспокоенный кризисом режима Чан Кайши в Китае, Ф. Рузвельт не обрывал контакта заместитель госсекретаря – полпред. Акции СССР на вашингтонской бирже политических ценностей даже поднялись. Соединенные Штаты не поддержали британские предложения об «ограничении» продажи Советскому Союзу стратегических материалов (под предлогом их реэкспорта в Германию), но после подписания 10 января 1941 года в Москве новых экономических соглашений с немцами тщательней присматривались к движению товаров, шедших в Германию из СССР или через советскую территорию.

Как отмечалось выше, с середины января 1941 года все сколько-нибудь важные эволюции американской политики, касающиеся Европы, соотносились с приготовлениями немцев к операции «Барбаросса». Текст закона о ленд-лизе редактировался и принимался с проекцией на возможное введение Советского Союза в круг его пользователей[347]. Закон был подписан президентом и вступил в силу 11 марта, а за десять дней до этого посол Штайнгардт получил поручение «незамедлительно» встретиться с В. Молотовым для передачи доверительного известия: в распоряжении правительства США имеются надежные данные о намерении Германии в ближайшее время напасть на Советский Союз[348]. 20 марта настораживающая информация повторена и подтверждена С. Уэллесом К. Уманскому.

9 апреля заместитель госсекретаря и полпред встретились, чтобы продолжить рассмотрение обычных своих тем. Дипломаты условились о дате следующей беседы. Но их больше не было до развязывания Германией войны против СССР.

Причин тому, очевидно, несколько. Непосредственная – подписание 13 апреля 1941 года в Москве советско-японского договора о нейтралитете. Администрация полагала любое политическое соглашение между СССР и Японией противопоказанным ситуации в Дальневосточном регионе. Стоило поосновательнее вдуматься в строй рассуждений Уэллеса в ходе дискуссий с Уманским или смысл указаний Штайнгардту (26 октября 1940 года), и не было бы двух мнений: игнорирование советской стороной этой американской озабоченности подрезало крылья всему проекту «очищения отношений».

Посол Грю, дипломат консервативной школы и Советскому Союзу никак не благоволивший, телеграфировал из Токио, что договор от 13 апреля не может приравниваться к советско-германскому пакту о ненападении, никаких двухсторонних проблем он не решает, скорее отграничивает их от взаимоотношений с третьими странами. Грю не видел в случившемся признаков пересмотра китайской политики Москвы[349].

Это мнение перекликалось с донесением Штайнгардта, который в данном случае на редкость уравновешенно отмечал: договор носит оборонительный и перестраховочный характер. В предвидении осложнений с Вашингтоном, к которым Токио подталкивает германская политика, Мацуока стремился предотвратить американо-советское сотрудничество. В свою очередь, Москва искала способа нейтрализации дальневосточного соседа на случай агрессии Германии против СССР. Посол высказывал предположение (совершенно правильное), что договор был заключен вопреки желанию Берлина или по меньшей мере без согласования с ним[350].

Рузвельт не согласился ни с двумя послами, ни с госсекретарем Хэллом, также полагавшим, что договор от 13 апреля не требует внесения изменений в позицию США. На взгляд президента, агрессивные державы наращивали усилия по окружению Нового Света, а нейтрализация СССР позволяла Токио уверенней вести курс на доминирование во всей Восточной Азии. Штаб ВМС получил приказ готовиться к операциям против военных кораблей и подводных лодок Германии западнее 25-й долготы, и вместе с тем была отменена намеченная ранее переброска части американского тихоокеанского флота в Атлантику, без чего возможности содействия проводке конвоев в Великобританию оставались весьма скромными.

Прекращение обмена мнениями С. Уэллес – К. Уманский сигнализировало возврат США к рестриктивному курсу в экономических отношениях с Советским Союзом. 11 апреля вышло распоряжение госдепартамента о невыдаче СССР лицензий на любые виды товаров, которые необходимы для оборонительных программ США или для поддержки правительств, получающих американскую помощь по закону о ленд-лизе. Мотивом для отказа в лицензиях объявлялось «подозрение», что товар может быть реэкспортирован в Германию или будет использован в Советском Союзе для развития производств, выполняющих немецкие заказы[351].

В результате оказались аннулированными все уже выданные советской стороне лицензии. До 22 июня 1941 года СССР не получил ни одного нового разрешения на закупку товаров в США. «По внешнеполитическим резонам» были задержаны, кроме того, готовые к отправке в СССР партии бензина и нефтеперерабатывающее оборудование, введен запрет на транзит через территорию Соединенных Штатов соответствующих товаров, а также на заход иностранных судов в американские порты с грузами, предназначавшимися для Советского Союза. Имелось в виду отказаться от продления американо-советского торгового соглашения на 1941/42 финансовый год.

Некоторые из репрессалий без обиняков замыкались на заключение Советским Союзом договора с Японией. Сомнительно, однако, чтобы одно нежелание Москвы стать «восточноазиатской шпагой» Вашингтона против Японии[352] вызвало в США сход лавины антисоветизма. Договор от 13 апреля скорее походил на ту последнюю соломинку, что ломает верблюду спину. Попытки Сталина любой ценой отвести от себя войну с Германией будили в Белом доме самые черные подозрения. Политики, склонные полагаться скорее на инстинкт, чем на факты, видели Россию в роли младшего партнера Германии и ее сырьевого придатка.

7 июня Вашингтон ввел строго разрешительный порядок на поездки советских дипломатов за пределы федерального округа Колумбия. Неделю спустя была взята под контроль администрации собственность европейских «континентальных государств» на всей территории США. Под этот акт попадала собственность также советских внешнеторговых организаций и их партнеров – американских юридических лиц.

Администрация энергично склоняла Лондон к конфронтации с СССР, отсоветовала ему завязывать диалог с Москвой, в пользу которого, по американским сведениям, был настроен Иден. Амплуа переменилось: если в конце 1940 – начале 1941 года к порке Советского Союза подталкивали англичане, а американцы их утихомиривали, то теперь британское правительство выступало модератором. Черчилль и его коллеги указывали на близившуюся развязку в нацистской «инсценировке Рапалло». Провоцировать в такой момент советское руководство представлялось им неразумным. Стоило задуматься над тем, что делать через неделю-другую, когда нападение Третьего рейха на СССР создаст в корне отличную ситуацию.

Вывод о вероятности войны между Германией и СССР был сделан британским объединенным разведывательным комитетом 23 мая 1941 года. Возможные последствия нацистского нападения рассматривались, как отмечает профессор Г. Городетский, исследовавший позицию Великобритании по документам кабинета министров, Форин офис и военного министерства, «исключительно через призму дестабилизации обстановки, которая могла бы повлиять на британские интересы на Среднем Востоке и в Индии». В качестве «контрмеры» против прорыва Германии на Восток предусматривалась оккупация Ирана, чтобы позволить английским ВВС «зажечь невиданный костер» в районе бакинских промыслов. Командующему британскими войсками на Среднем Востоке генералу Уэйвеллу были даны соответствующие указания[353].