Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов - Валентин Фалин

Нацистский диктатор с неохотой санкционировал продажу Советскому Союзу военных материалов и технологий, отдельных образцов оружия, промышленного оборудования и приборов. Но деваться было некуда: без этого стопорилось всякое продвижение к подписанию (11 февраля 1940 года) экономического договора. Этот договор предусматривал поставку из СССР в Германию сырья на общую сумму 420–430 миллионов марок в течение двенадцати месяцев, в том числе 934 тысяч тонн кормового зерна, 872 тысяч тонн нефтепродуктов, 500 тысяч тонн железной руды, 100 тысяч тонн хромовой руды, 5000 тонн меди, 1500 тонн никеля, 450 тонн цинка. Чтобы возможность стала товаром, Германия должна была исполнить свои обязательства перед Советским Союзом согласно спискам (№ 2–5), детально фиксировавшим номенклатуру изделий и сроки их передачи заказчику.

Ошибочно смешивать контрольные цифры, зафиксированные в договорном тексте, и товарообмен в его реальном исполнении. Проволочки с принятием советских заказов фирмами рейха вызвали очередное прекращение с 1 апреля отгрузки из СССР зерна и нефти – единственных товаров, которые не гладко, но поставлялись в Германию (на уровне 20–25 тысяч тонн в месяц) с декабря 1939 года.

Никакого доступа с советской помощью к цветным металлам и каучуку на мировом рынке Германия тоже пока не получила. Со ссылкой на позицию западных держав и Японии А. Микоян в беседе с послом Ф. Шуленбургом фактически отозвал обещания, отраженные в феврале 1940 года в специальном протоколе[362].

Такой язык в Берлине понимали. В течение апреля были подписаны контракты по советским заказам на сумму 310 миллионов марок. СССР получил к 11 мая даже 23 военных самолета и две 21-см мортиры фирмы «Крупп». Но и после этого нефтяной кран оставался перекрытым, пока 26–27 мая не нашлась развязка в ценах на советскую нефть и немецкий уголь (немецкая сторона обязалась до 11 мая 1941 года поставить 4,7 миллиона тонн коксующихся углей), а крейсер «Лютцов» не взял курс на Ленинград.

Советское решение повременить с отгрузкой нефти, возможно, имело более широкую кулису. 28 марта 1940 года англо-французский верховный союзнический военный совет принял решение высадить войска в Северной Скандинавии и заминировать норвежские прибрежные воды, чтобы отрезать Германию от шведской руды. Совет не снял с повестки дня операцию против Баку и Батуми, на чем продолжали настаивать французы. Руководство СССР, располагая документальными разведывательными данными, считалось с тем, что Франция может предпринять какую-то враждебную акцию отдельно от англичан, и весной 1940 года передислоцировало часть войск из западных военных округов на Кавказ.

Не нуждается в специальном комментировании воздействие на позицию Москвы стремительного развития событий на Западе. Поражение Франции было крайне неприятным сюрпризом. Советский Союз оставался фактически один на один с рейхом на континенте, причем с плохо прикрытыми тылами. Рассыпался весь стратегический расклад Сталина, который определил его выбор в августе 1939 года. Самое позднее с этого времени не только логика, но и разведывательные сводки заставляли советского диктатора чаще посматривать на часы: неудержимо надвигался момент истины, когда всех смертных зовут к ответу за содеянное и упущенное.

На календаре был уже июнь 1940 года. Франция капитулировала. Начались советские поставки немцам цветных металлов, но пока лишь в объемах, необходимых для изготовления заказанных СССР оружия, оборудования, приборов и т. п. Экспорт первых партий советских фосфатов, марганцевой руды, хлопка датируется тоже июнем. Тогда же приняли сколько-нибудь значительный объем транзитные перевозки из Маньчжурии, Японии, Ирана и Афганистана – главным образом сырья для производства продовольствия. До 31 августа 1940 года из Японии перевезено 2,5 тысячи тонн каучука. Потребность в натуральном каучуке для выполнения на германских предприятиях контрактов с СССР определялась немцами в 4–5 тысяч тонн[363].

Г. Швендеманн неоднократно отмечает, приводя обширные документальные и статистические данные, что ни о какой зависимости Германии вообще и ее военной экономики в особенности от советских сырьевых материалов не могло быть речи, а утверждения, будто «военные успехи рейха на Западе базировались на экономической поддержке Советского Союза, – легенда»[364].

Злая ирония состояла в другом. Если 1 сентября 1940 года вновь была полностью прекращена отгрузка нефти (потом возобновилась в урезанном наполовину объеме) и приостановлены все транзитные перевозки, а через А. Микояна заявлен ультиматум: либо Берлин будет выполнять взятые им обязательства, либо советская сторона свернет или аннулирует свои, – то с ноября-декабря 1940 года Сталин принялся «экономически умиротворять» Гитлера, рассчитывая купить таким способом хотя бы несколько недель или месяцев без войны.

Однако с захватом Дании, Голландии, Бельгии и Франции экономическая ситуация для рейха решительно переменилась. Изъятые там запасы нефтепродуктов, черных и цветных металлов и пр., перешедшие под контроль немцев предприятия делали партнерство с Советским Союзом излишним или малопривлекательным. Отпадала необходимость закупок в СССР железной руды, лома металлов, чугуна, вдвое уменьшилась потребность в хроме, сведены к минимуму запросы на фосфаты и древесину. Правда, неурожай 1940 года – немецкие крестьяне собрали на 3,5 миллиона тонн меньше зерна, чем в предшествующий год, – заставил Геринга маневрировать перед лицом ультиматума Микояна. Что до фюрера, то неурожай, усугублявшийся дефицитом квалифицированных рук в германской промышленности ввиду призыва на военную службу все новых возрастов, пустая валютная касса лишь укрепляли его в решимости действовать, чтобы стать безраздельным господином Европы. Никогда в истории, по убеждению Гитлера, немцам не открывалась лучшая возможность разом и навсегда разрубить все сдерживавшие их оковы.

Податливость Сталина была для Гитлера индикатором слабости и страха. Вывод: чем Москва дальше оттягивает роковую минуту, тем больше надлежит ее приблизить; не покупать у СССР, а взять мечом все, что потребно и хочется. Затем, чуть передохнув, можно будет заняться войной континентов.

Не всем в нацистской верхушке доводы предводителя представлялись бесспорными. Геринг, Редер, Риббентроп пытались доказывать, что война на два фронта не для Германии, что, не разделавшись с Англией, слишком опасно затевать войну с Советским Союзом. Из Сталина, утверждали они, можно выжать дополнительные уступки, даже территориальные. Гитлер не позволил совлечь себя с намеченного маршрута.

Что дало «экономическое сотрудничество» с рейхом Советскому Союзу, помимо неприятностей, которые можно с натяжками или без оговорок поставить в связь с поставками в 1941 году немцам нефти, зерна, меди, марганцевой руды и пр.[365], не прекращавшимися даже в ночь с 21 на 22 июня? С 1 января по 31 мая 1941 года СССР отгрузил в Германию 307 тысяч тонн нефтепродуктов, 654 тысячи тонн зерна, 7700 тонн меди, 68 тысяч тонн марганцевой руды, 78 тысяч тонн фосфатов, 42 тысячи тонн хлопка, 1076 килограммов платины. Три года спустя Сталин бросит в разговоре, кажется, с А. Гарриманом, послом США в Москве, фразу: «Русские – простые люди, но не надо принимать их за дураков». Советский диктатор не был ни дураком, ни простаком и не упускал взять от экономического сотрудничества с Германией в 1940–1941 годах максимум пользы.

Для полноты картины примем к сведению, что в 1940 году доля Германии во внешней торговле СССР равнялась доле США, несмотря на сокращение импорта американских товаров вследствие установленных Вашингтоном жестких ограничений. Рестриктивные меры американцев ударили особо чувствительно по закупкам военных материалов (включая алюминий и молибден) и промышленного оборудования. Отсюда объяснимый интерес к их приобретению у немцев.

С мая по декабрь 1940 года советская сторона приобрела в Германии 2380 станков (стоимость – 54 миллиона марок), военной техники и материалов на 36 миллионов марок, угля на 41 миллион марок. В первой половине 1941 года были получены дополнительные объемы алюминия (крайне нужного ввиду перехода на новое поколение самолетов), более 4000 станков, в том числе специальных, в которых остро нуждалась военная индустрия самого рейха. Выполнением советских заказов было занято более 300 фирм (не считая подрядчиков), многие из которых по соображениям секретности не ставились в известность о «Барбароссе» до 22 июня[366].

Нацистское высокомерие, уверенность, что русские «недочеловеки» не способны овладеть современными промышленными технологиями, а создание ими чего-то лучшего напрочь исключалось, зарекомендовали себя лучшим коньком, который вывел Москву к чрезвычайно ценным военно-техническим секретам рейха и позволил сверить – на стадии налаживания в СССР серийного производства, в особенности новых самолетов – представления советских конструкторов, технологов и производственников с достижениями будущего противника. Военные и технические специалисты Германии были бы, наверное, правы в презумпции, что на советской стороне недостанет времени для копирования немецких систем оружия, приобретайся они с целью воспроизведения. Однако речь шла не о заимствованиях, а о выявлении сильных и слабых мест соперника и соответственно корректировке выбиравшихся в СССР технических решений. Когда немецким специалистам весной 1941 года был показан ряд советских авиастроительных предприятий, они были неприятно поражены как размахом работ, так и постановкой инженерной и технологической сторон дела[367].