Секира и меч - Сергей Зайцев

Глеб поднялся, подошел к тому месту, где только что видел Анну; и наткнулся на куст шиповника – тот был в цвету. Глеб подумал, что это знак ему, – в цветущем шиповнике он увидел Анну.

Он хотел сорвать цветок, но в темноте был неловок и оцарапался. Посмотрел себе на ладонь, где темной каплей выступила кровь.

– Ты жена моя, – прошептал Глеб. – Я вижу, ты жаждешь мести… О, я отомщу!…

Далеко-далеко ухал филин.

Когда на востоке забрезжил свет и порозовели верхушки деревьев, Глеб подхватил секиру с земли и направился к дороге. Полный решимости, ненависти, желания отомстить, он шел чащей напролом – как дикий, обезумевший от боли зверь. Глеб проламывался через кустарники, густые подлески, темные ельники. Лес трещал, разбегалось в испуге зверье…

Выйдя на дорогу, Глеб огляделся, утер кровь с расцарапанной щеки…

Он чувствовал в себе силы необыкновенные. Он мог бы сейчас ворочать камни, валить деревья… Ему казалось, что он может противостоять целой дружине. И Глеб решил не дожидаться, когда Мстислав и Святополк придут к нему, решил не бегать от их людей, а открыто явиться в княжеские палаты и сокрушить врагов.

Глеб непременно так и поступил бы, ибо, переполненный ненавистью, не способен был измышлять хитрости, но на дороге ему встретились в этот ранний час… Волк и Щелкун.

Они как будто поджидали Глеба под той самой липой, возле которой Глеб в последний раз виделся с братьями.

– Вот так встреча! – улыбнулся Волк, сверкнув ослепительно-белыми крупными зубами.

А Щелкун сказал:

– Я и думать про Глеба забыл, – его глаза были голубее неба, а растрепанные волосы – желтым-желты.

Глеб остановился, оперся на древко секиры:

– Сорока давно уж трещала, что вы меня ждете. Он сказал это как бы с недовольством, но от друзей не мог скрыть, что встреча с ними ему приятна.

Волк сощурил глаза:

– Сорока и нам натрещала, что у тебя, брат, не все ладно.

Глеб ответил хмуро:

– Не нравятся мне охотники соваться в чужие дела!… – потом он добавил помягче: – Я думал, что ты давно уж в Киеве…

Волк покачал головой, поправил на плечах шкуру:

– Киев давно стоит на кручах. И ничего с ним не сделается, пока Волк гуляет в лесу. Вижу, есть дела, требующие моего вмешательства. Вот и поджидаю…

Глеб досадливо поморщился, но ничего не сказал.

Щелкун спросил:

– Куда идешь, Глеб? Но и теперь не ответил Глеб. Печальными глазами смотрел на лес.

В это время послышался конский топот. Все трое посмотрели в сторону Гривны, откуда топот доносился. На дороге показался одинокий всадник. Он быстро приближался: скакал уверенно, очевидно, приняв стоящих на обочине людей за обычных крестьян. Но когда всадник приблизился и разглядел этих людей, то с перепугу круто бросил коня в сторону и едва не вывалился из седла. Он, как ветер, промчался по другой обочине и скоро скрылся из глаз.

Это был тот верный человек, коего Мстислав и Святополк послали в Чернигов за деньгами…

Щелкун, как ни в чем не бывало, опять спросил:

– Ты где пропадал? Глеб сказал правду:

– Был я на капище. Поклонялся Волоту… Волк обошел кругом Глеба, осмотрел его со всех сторон:

– Слышал я, будто ранили тебя, будто ты истек кровью. Но не вижу раны. Наговаривают праздные люди.

– Рана моя в сердце, брат, – глухо ответил Глеб. – Эта рана долго будет кровоточить.

– Знаю, – кивнул Волк. – У меня рана такая же. Все никак не закроется.

– Поэтому и говорю тебе, что знаешь. Значит – поймешь.

Щелкун тронул Глеба за плечо:

– Не ходи туда сейчас. Голову сложишь, а злодея не накажешь.

Глеб упрямо покачал головой:

– Тебе неведомо, как я ныне силен. Меня не взять так просто!.

Щелкун сказал:

– Не всегда силу можно одолеть силой. Подумай, Глеб, если проткнут тебя в воротах копьем, придет ли к злодею кто другой востребовать долги?.. Так и будет он радоваться жизни и творить зло. А тебя бросят во рву, и на косточках твоих будут сидеть птицы, и через ребра твои будут расти пыльные репьи.

Глеб заметил:

– Тебе не откажешь в умении говорить… И сколько я помню, ты всегда вел себя осмотрительно, – он посмотрел на Щелкуна с признательностью. – Что же ты хочешь посоветовать мне?

– Не надо ходить к ним в открытую, не надо вести с ними честные речи. Князья и бояре только зовутся благородными. На самом же деле они подлее самого подлого бродячего пса. И если б тебе удалось посмотреть у Мстислава нёбо, ты бы убедился – оно столь же черно, как нёбо его цепного кобеля. И повадки их схожи: оба норовят напасть со спины.

– Это верно замечено! – согласился Глеб. А Щелкун продолжал:

– Обуздай сейчас свою ненависть. Те козлоголовые, что сидят сегодня в палатах под прикрытием стен, никуда от тебя не уйдут!… Но чем лучше ты обдумаешь каждый свой последующий шаг, тем горше будут плакать твои враги.

– А мы тебе поможем, – прорычал Волк. Его зеленые глаза сверкнули лютым огнем. Глеб поглядел на друзей тепло:

– Я благодарен вам за ваши слова. Но не могу позвать вас с собой, ибо не рассчитываю выйти из драки живым. Так же сложит голову всякий, кто примет сегодня мою сторону. И я спрашиваю, зачем вам прежде времени обрекать себя на погибель? Волк ответил:

– Не думай, что только у тебя водятся счеты с князьями и боярами…

Этот разговор мог бы продолжаться бесконечно. Но Волк и Щелкун все же убедили Глеба не ходить сейчас в Гривну.

Они сказали:

– Есть у нас одна придумка, брат.

И все вместе ушли с дороги и скрылись в лесу.

Глава 19

Князь Мстислав восседал на троне, обитом синим вытершимся бархатом, Святополк – на лавке у окна. За зыбким столиком в углу сидел старый худой писарь с жиденькой козлиной бородой; он с усердием, со скрипом водил пером по свитку бумаги…

– Написал? – строго спросил Мстислав.

– Да, господин, – старик-писарь повернул лицо; оно, с мелкими чертами, напоминало мордочку мыши.

– Хорошо. Пока не пиши, – кивнул молодой князь. – Мы должны обсудить вознаграждение.

Мстислав обернулся к Святополку и вслух размышлял:

– Пять гривен серебра обещать – много; три гривны серебра за голову Глеба, пожалуй, мало. Думаю, четыре гривны – в самый раз будет…..

Святополк поднялся с лавки, прошелся мимо писаря, заглянул мельком в написанное, сказал:

– Есть у меня, государь, некоторые сомнения насчет серебра. Даже одна гривна дорого стоит, не говоря уже о трех и четырех. Зачем черному люду, к коему мы будем ныне взывать, гривны серебра?.. В доме боярина, например, или княжича, или купца встретить серебро в гривнах – дело обыкновенное. Вроде как и к месту!… Но мы-то будем обращаться к людям подлым, происхождения низкого – к людям бедным. Им кольцо серебряное иметь – уже счастье. А тут целые гривны серебра!…