Родная старина Книга 3 Отечественная история с конца XVI по начало XVII - В. Сиповский

Торжественный голос архипастыря и указание на тяжкую ответственность за отказ пред Богом и родной землей устрашили Марфу, сломили ее непреклонность; она, обливаясь слезами, упала пред святыми иконами и согласилась…

— А ще на то будет воля Божия, — сказала она, — буди тако!

Феодорит благословил Михаила; на него возложили наперсный крест, вручили ему царский посох. Отслужили литургию; запели благодарственный молебен и провозгласили многолетие царю Михаилу. Затем он, сидя на троне, стал принимать поздравления. Звон колоколов, радостные крики народа оглашали воздух…

Накануне Благовещения (24 марта) в Москве была получена от посольства радостная весть. На другой день с раннего утра Кремль наполнился народом. В Успенском соборе прочтено было извещение из Костромы, отслужен благодарственный молебен и провозглашено многолетие царю. Этот день был великим праздником для всей Москвы.

19 марта царь, в сопровождении духовенства, всего посольства, разного звания людей, съехавшихся в Кострому, предшествуемый святыми иконами, двинулся в Москву. Мать следовала за ним. Народ повсюду выбегал навстречу царю с хлебом и солью; духовенство встречало его с иконами и крестами. Когда он подъезжал к Ярославлю, весь город вышел ему навстречу. Путь от Ярославля до Москвы длился более двух недель. Царь, по русскому благочестивому обычаю, останавливался в городах, лежавших на дороге — Ростове и Переяславле, — для поклонения святым мощам, посещал монастыри. Торжественное шествие Михаила в Москву было радостным и скорбным в то же время: радовался народ, выходивший толпами навстречу своему государю, радовался и юный царь радости своего народа. Но повсюду на пути кидались в глаза нищета и разорение; беспрестанно приходили к царю с жалобами люди изувеченные, измученные, ограбленные воровскими шайками. Самому царю приходилось на каждом шагу терпеть лишения. В ответ на просьбу бояр скорее ехать в Москву он писал:

«Идем медленно затем, что подвод мало и служилые люди худы: стрельцы, казаки и дворовые люди многие идут пеши».

На требование царя приготовить ему и матери к их приезду хоромы в Кремле бояре отвечали, что приготовили для государя комнаты царя Ивана да Грановитую палату, а для матери его — хоромы в Вознесенском монастыре. «Тех же хором, что государь приказал приготовить, скоро отстроить нельзя, да и нечем: денег в казне нет, и плотников мало; палаты и хоромы все без кровли; лавок, дверей и окошек нет; надо делать все новое, а лесу пригодного скоро не добыть».

Путь царя от Троицкой обители в Москву представлял трогательное зрелище: москвичи ехали, шли, бежали толпами навстречу государю, приветствовали его восторженными криками, а близ Москвы духовенство с хоругвями, с иконами и крестами и все бояре вышли навстречу. Улицы были запружены народом; многие от умиления плакали, другие громко благословляли царя. Помолившись в Успенском соборе, Михаил пошел в свои палаты. Марфа благословила его и удалилась к себе в Вознесенский монастырь.

11 июля происходило царское венчание. Михаилу в этот день исполнилось семнадцать лет. Перед тем как идти в Успенский собор, государь сидел в Золотой палате. Тут он наградил боярским саном доблестного князя Дмитрия Михайловича Пожарского и своего родича князя Черкасского. (А на следующий день, в царские именины, Козьма Минин пожалован был в думные дворяне.) Начались было споры между боярами о том, кому какое место занимать при царском венчании, но царь объявил, чтобы на это время всем быть во всяких чинах без мест.

Обряд царского венчания совершало старейшее из духовных лиц — митрополит Казанский Ефрем, так как после кончины патриарха Гермогена не был избран еще преемник ему.

К царю в палату принесли «царский сан, или чин» (то есть принадлежности царского облачения: крест, корону, скипетр, державу и прочее). Государь приложился к кресту Затем при звоне всех колоколов «царский сан» на золотых блюдах понесли в собор. Царский духовник благоговейно нес на голове блюдо с животворящим крестом, боярин князь Дмитрий Михайлович Пожарский нес скипетр, царский казначей — державу, а корону, шапку Мономаха, — царский дядя Иван Никитич Романов. В соборе все было благоговейно положено на богато убранный стол (налой) пред царскими вратами.

Когда было все готово, царь в сопровождении многих бояр и стольников отправился в храм. Стрельцы, поставленные в два ряда, ограждали царский путь. Впереди всех шел священник и кропил путь святой водой. Царь вступил в собор, пол которого был устлан бархатом и парчами. Посреди церкви был устроен помост (чертожное место) о двенадцати ступеньках, обитых красным сукном; на нем были поставлены престол для царя и стул для митрополита. В собор был допущен народ. Окольничие и стольники устанавливали пришедших и увещевали их «стоять с молчанием, кротостью и вниманием».

По приходе царя в собор ему пропели многолетие. Царь молился пред образами и прикладывался к ним. Начался молебен. Затем митрополит Ефрем возвел царя на «великое место», то есть на помост к трону. Водворилась полнейшая тишина, и Михаил, стоя у трона, держал речь к митрополиту. Упомянув о том, что царь Федор «бесчаден» оставил царство, что избранные после того цари скончались, а Василий от царства отказался, о том, что его, Михаила, избрали в цари всем собором Русской земли, царь закончил свою речь следующими словами:

— По Божией милости и по данной вам благодати Святого Духа и по вашему и всяких чинов Московского государства избранию, богомольцы наши, благословите и венчайте нас на наши великие государства царским венцом по прежнему царскому чину и достоянию.

В ответ на эти слова митрополит напомнил о бедствиях Русской земли в «безгосударное» время, об избавлении ее от врагов, об избрании Михаила Федоровича и молил Бога, да умножит Он лета царя, покорит ему всех врагов, вселит в сердце царя страх Свой и милость к послушным, чтобы судил он людей своих праведно и прочее; в заключение митрополит сказал:

— Прими же, государь, превысочайшую честь и вышехвальную славу, венец царствия на главу свою, венец, который взыскал от древних лет прародитель твой, Владимир Мономах. Да процветет нам от вашего царского, прекрасно цветущего корня прекрасная ветвь в надежду и в наследие всем великим государствам Российского царства!

Сказав это, митрополит возложил крест на царя и, держа руки на его голове, прочел молитву; затем надел на него бармы (оплечья) и царский венец. Царь сел после этого на трон, и митрополит подал ему в правую руку скипетр, а в левую — державу. Провозглашено было многолетие «боговенчанному поставленному государю». Духовные сановники и бояре кланялись царю «ниже пояса» и поздравляли его. Митрополит сказал царю поучение.

— Не приемли, государь, — говорил между прочим архипастырь, — языка льстива и слуха суетна, не верь злому, не слушай оболгателя… Подобает тебе мудрым быть или мудрым последовать, на них же, яко на престоле, Бог почивает. Не блага мира сего, но добродетель украшает царей. Не презирай низших тебя: над самим тобою есть Царь, и если Он о всех печется, ты ли о ком не радеть будешь?! Возмогай же, государь, возмогай, да когда придет час суда твоего, ты возможешь стать безбоязненно пред Господом и сказать: «Се я, Господи, и люди Твои, которые Ты дал мне», — сказать и услышать глас Царя и Бога твоего: «Благий рабе, царю российский Михаиле, вмале ты был мне верен, над многим поставлю тебя!»